— Кто это? — произнесла Николь, уверенная, впрочем, что это не кто иной, как Бентон. Миссис Бауман поморщилась.

— А, это? Сэл Уэнтворт. Его сын — заядлый спортсмен. Он в младшей группе. Вы его сразу узнаете — такой же, как папаша.

Николь почувствовала легкий озноб. Все вокруг слилось в громком гуле голосов и сизом сигаретном дыму. Сказывалась усталость после тяжелого рабочего дня. Она чувствовала, как энергия постепенно оставляет ее. Бентон все не появлялся. Долгое ожидание этого события совсем измучило ее. И даже два бокала вина не помогли.

Пробормотав какие-то слова извинения, она выбралась из толпы, вышла на крыльцо. На свежем воздухе ей сразу стало легче. Она оперлась на перила и подставила лицо теплому морскому ветру.

Вечер стоял прекрасный. Внизу, в гавани, мерцали огни, окрашивая воду яркими полосами света. Волны бились о скалы. На воде у берега качались на волнах десятки яхт. Чуть дальше, как раз напротив здания яхт-клуба, то зажигался, то гас огонек маяка, указывая вход в гавань.

— Все мечтаете? — раздался сзади знакомый голос.

Николь резко обернулась… и оказалась лицом к лицу с тем самым человеком, который вчера едва не сшиб ее своей машиной. А он что здесь делает?! От изумления она не могла вымолвить ни слова. Только смотрела на него, раскрыв рот. На нем был безупречно сшитый костюм с галстуком-бабочкой, который странным образом еще больше подчеркивал грубоватые черты лица незнакомца. Освещенное мягким вечерним светом, это лицо казалось красивым до неприличия.

— Я-то думал, вы уже убедились, что слишком много предаваться мечтам опасно для жизни. Если не смотреть по сторонам, легко можно попасть в беду.

Он опять насмехается над ней!

— Но сейчас, как видите, я никуда не двигаюсь, так что опасаться нечего.

— Вот и хорошо. Я ждал случая побеседовать с вами еще раз.

И опять он ее перехитрил! Как легко она попала в ловушку! Это все от неожиданности. Она-то была уверена, что никогда больше его не увидит, и сейчас испытывала только неловкость. Надо придумать, как побыстрее закончить разговор.

— Да, насчет велосипеда…

— Об этом не надо, — произнес он своим низким, очень мужским голосом человека, привыкшего повелевать. — Мне это ничего не стоило. — Затем, прежде чем она успела что-либо сообразить, неожиданно сменил тон: — Мне сказали, что вы взяли на себя задачу превратить толпу неуправляемых юнцов в непобедимых чемпионов. Я бы хотел услышать о ваших планах более подробно. Если, конечно, эта тема вам не слишком надоела.

Эта внезапная перемена снова вывела ее из равновесия. Ну как теперь дать ему отпор, если он ведет себя, как нормальный воспитанный человек… Оборвать его нельзя — это будет выглядеть просто грубо. Николь проглотила уже заготовленные резкие слова и начала излагать свои идеи о том, как привить ученикам необходимые навыки и разумный подход к парусному спорту. Он слушал с напряженным вниманием, изредка кивая головой в знак согласия. Когда она замолчала, он долго смотрел на нее. Холодок пробежал у нее по коже. Под €го пристальным взглядом она впервые за весь вечер почувствовала себя в этом платье почти обнаженной.

Черт бы побрал этого человека! Если б хоть он не был так дьявольски красив!

Он, наконец, заговорил, негромко, но твердо:

— Вы абсолютно правы в том, что касается предварительного изучения теории на берегу. Бесполезно тренировать, пока не объяснишь, что, как и почему. Однако не менее важна способность инстинктивно реагировать на, скажем, внезапную перемену ветра. Этого можно достичь лишь постоянной практикой. А лучший вид такой практики — гонки, как можно больше гонок. Напряженное стремление добиться успеха обостряет все реакции и, в конце концов, вырабатывает инстинктивное чувство, позволяющее ориентироваться в любой ситуации. Непрерывные состязания — вот лучший учитель.

Николь воспринимала его логику. Только она терпеть не могла, когда ей читали лекции.

— Я бы сказала, что это циничная точка зрения.

— Циничная? Да нет, скорее это точка зрения практика. Такой подход использовался у нас много лет и дал отличные результаты, о чем, я думаю, вам уже известно. Так оно и должно оставаться.

— Отныне и во веки веков. Аминь.

Нет, этот человек просто невыносим. Командует и командует. Да какое он имеет право ее критиковать?

Он кинул на нее недовольный взгляд, но затем внезапно снова переменил тон. Теперь он заговорил мягко и терпеливо, как с упрямым ребенком:

— Послушайте, я ведь хочу облегчить вам жизнь.

Вы, может быть, считаете, что это просто очередная летняя работа. Но поверьте, очень скоро вы столкнетесь с немалыми трудностями. А мне бы не хотелось видеть ваше хорошенькое личико огорченным или недовольным. Вот как сейчас.

Николь поспешно попыталась принять безразличный вид. Он так ловко подсластил критику комплиментом, что теперь она никак не могла ответить ему резкостью.

— На самом деле это лето может стать для вас исключительно приятным, если только вы настроитесь именно так. Вы уже знаете, какой вид открывается с балкона? Нет? Тогда позвольте, я вам покажу.

Не дав ей времени возразить, он взял ее под руку и повел по лестнице. К ее собственному удивлению, Николь и не хотелось возражать. После утомительного вечера, прошедшего в ответах на вопросы и придирчивые замечания, так приятно было ощутить совсем иное отношение… хотя бы и на короткое время.

Балкон оказался совершенно пуст. Он подвел ее к самому краю со стороны, обращенной к океану. Отдаленные звуки бала перемежались плеском волн. Из-за облаков показалась луна, и все вокруг озарилось бледным серебристым светом.

Некоторое время они стояли молча, вдыхая свежий морской воздух. Николь почувствовала себя неожиданно легко и свободно. Возможно, сказывалось действие выпитого вина, а может быть… Да нет, конечно, мистер Мерседес тут ни при чем.

Она вспомнила, что так и не знает его имени. Повернулась к нему, но вопрос замер на губах. Облокотившись о перила балкона, он изучал ее не таясь, с неприкрытым интересом. Глаза его сверкнули — он заметил ее смущение. Однако голос звучал обезоруживающе мягко, даже ласково:

— Простите меня за недавние поучения. Я как-то не подумал о том, что вы попали в совершенно новую среду и, конечно, нервничаете.

— Да, немного.

— Не стоит волноваться. Возможно, у вас маловато… опыта, но я уверен, что вы способная девушка.

Что это, опять завуалированное оскорбление? Прежде чем Николь успела ответить самой себе на этот вопрос, он подошел ближе, коснулся кончиками пальцев ее подбородка, приподнял. Николь заглянула в бездонную темную глубину его глаз. В голове зазвучал сигнал тревоги. Она поняла, что он собирается сделать, но протестовать не было сил. Из нее как будто выкачали всю энергию. Желание смешалось с паническим страхом, колени ослабли.

Он наклонился к ней. Поцеловал сначала мягко и осторожно, как бы спрашивая о чем-то. Нежно положил руки ей на плечи. Затем губы его стали более настойчивыми, и она неожиданно для самой себя почувствовала, что отвечает на его поцелуй. Он тоже моментально это почувствовал и не преминул воспользоваться ее слабостью. Теснее прижал ее к себе, впился в ее губы с пугающей страстностью. Неспособная сопротивляться его настойчивости и своим собственным желаниям, Николь тоже прижалась к нему, вся дрожа.

Опытные руки сомкнулись на ее теле, не давая пошевелиться. Ненасытные губы впивались в ее рот, раздвигая ее губы. У нее кружилась голова от ощущения его влажных губ, от его возбуждающего мужского запаха его рук на своей обнаженной коже.

Откуда-то из глубины ее существа снова пронзительно зазвучал сигнал тревоги — инстинкт самосохранения. Собрав всю свою волю, она подняла руки и оттолкнула его. Он ослабил объятия, потом совсем отпустил ее. Шатаясь, она отступила назад, тяжело дыша.

В лице его промелькнуло что-то неуловимое, а затем на этом красивом лице появилась сардоническая усмешка. Он с небрежным видом сунул руки в карманы.

— Да, опыта маловато, но очень способная.

Она даже вскрикнула от унижения. Ах, какой наглец! И как же она могла так легко поддаться! Щеки вспыхнули огнем.

— Да, я способна почувствовать, когда меня оскорбляют.

С этими словами она круто повернулась и, высоко подняв голову, пошла вниз по лестнице. Поспешила обратно в бальный зал, вся дрожа от ярости, от злости на самое себя.

Зал был переполнен еще больше, чем прежде, однако музыка смолкла. Все присутствующие смотрели на сцену, где стоял Питер и что-то говорил в микрофон.

Николь постаралась проскользнуть незаметно, встала в углу. Только бы никто не увидел, как пылает лицо. Через несколько минут она немного успокоилась, прислушалась к тому, что говорил Питер.

Он в это время оглашал расписание летних мероприятий. Его акцент, усиленный микрофоном, чувствовался еще сильнее, чем раньше.

— …ну и, конечно, наш обеденный зал будет открыт каждый вечер с шести до полуночи. Но меня вы там в этот час не найдете. Я буду уже в постели.

Присутствующие ответили на это вежливым смехом.

Питер огляделся.

— А теперь позвольте представить нашего вечно неуловимого командира, мистера Джеймса Бентона. Джеймс, вы здесь, я надеюсь?

Раздались дружные аплодисменты. Николь приподнялась на цыпочках. Наконец-то она увидит загадочного Джеймса Бентона. Надо получше его разглядеть, своего нового босса.

Высокая, атлетическая фигура отделилась от толпы и легко вспрыгнула на сцену. Николь вздрогнула, как от Удара. Не поверила своим глазам. Перед микрофоном, прилаживая его по своему росту, стоял человек, целовавший ее несколько минут назад!

На его холодном, бесстрастном лице не было и намека на то, что происходило всего несколько минут назад на балконе. Он заговорил тем самым повелительным тоном, который она теперь так хорошо знала: