Василиса извлекла из памяти имя и негромко произнесла:

— Ты меня боишься, Рустам? — и улыбнулась, услышав, как он шумно глотнул воздух, всей кожей почувствовала его гнев и… страх.

Василиса присела на спинку скамьи и задумчиво проговорила:

— Знаешь, меня в моем лесничестве считали ведьмой. Глупости, конечно, я просто немного другая. Но они боялись, представляешь? Как ты.

Тополь дрогнул, роняя листья от мощного удара кулаком, голос Рустама срывался от бешенства:

— Я никого не боюсь!

— У тебя пистолет, — небрежно заметила Василиса. — Оружие слабого против сильного. — И вкрадчиво поинтересовалась: — Ты всегда решаешь проблемы трусливым выстрелом в спину? Я не удивлюсь, но рядом люди, а в меня попасть довольно трудно, предупреждаю…

— Ничего у меня нет!

— Есть. В левой руке. Ты, оказывается, левша, Рустам, как я не поняла этого на поляне…

— Откуда знаешь?! — прохрипели из-за дерева.

— Знаю. Я же сказала — меня считали ведьмой, а я просто… вижу. Чувствую. Знаю. Пусть и не могу объяснить.

Рустам молчал. Василиса печально сказала:

— Знаешь, там я страдала, мне так хотелось стать обычной, чтобы от меня не шарахались… — Она усмехнулась. — А здесь вдруг поняла, что не хочу терять мой дар, вы живете в городах так скучно…

— Ты умрешь, как собака!!!

— Собака перед смертью может больно укусить, Рустам, и ты никогда не попадешь в свой рай…

Ответить Василисе Рустам не успел, замер неподвижно за стволом тополя — на крыльцо вышел пожилой охранник и громко окликнул Василису:

— Ты что так долго? Я уж начал тревожиться… Василиса помахала в воздухе пакетом и виновато пояснила:

— Шнурка на месте нет, вот сижу — вдруг прибежит…

— Кого нет?!

— Это я кота так назвала. Он полосатый, у моей сестры когда-то шнурки такие были, для кед…

— Гм-м-м — Шнурок! — хмыкнул охранник. — Кажется, видел я во дворе такого — в полосочку.

Василиса усмехнулась про себя, понимая, что в любую секунду может выдать Рустама и он это отлично знает. Как знает и то, что у охранника тоже есть оружие, он-то свою кобуру носит открыто, у него разрешение, он на работе. Стоит Василисе сказать, что за деревом прячется вооруженный мужчина и он только что ей угрожал…

Конечно, охранник может не поверить. Но проверить-то обязан!

Волны ненависти и страха, идущие от Рустама, почувствовал бы и не эмпат, так иногда называл Василису Коська Нарышкин.

— Вот я и хочу его покормить, — улыбнулась охраннику Василиса.

— Э-э нет, не сейчас! Иди-ка лучше домой, уже поздно. Да и мало ли кто сюда забрести может?

В городе полно наркоманов, просто подонков. Бродить ночью по Питеру опасно, разве тебе родители не говорили?

— Но я обещала…

— Ты и сдержала слово. Не твоя вина, что кота нет на месте. — Пожилой охранник оказался на удивление терпелив.

Василиса растерянно молчала, ей пока не хотелось уходить. Присутствие Рустама и пугало и волновало, она не представляла, чем закончится разговор.

Может, ей удастся договориться? Или хотя бы объяснить Рустаму, что Лера ни при чем, она лиц воров не запомнила.

Или лучше спровоцировать нападение? А потом вырубить его снова и на этот раз вызвать милицию — Рустам при оружии, и он первым напал…

Василиса лишь вздохнула, понимая, что ничего не будет. И сдать его она не имеет права, Рустам запросто может пристрелить этого славного дядьку.

Охранник подошел к ней и, забрав пакет, добродушно пообещал:

— Иди-ка домой, тебе давно пора спать. А я, если замечу твоего Шнурка, покормлю его, так и быть. Все равно время от времени выхожу покурить… — И пожилой охранник почти за руку повел Василису к крыльцу.

Девушка не сопротивлялась. Шла к дому и всей кожей чувствовала растерянность Руслана, непонимание происходящего и неожиданное для него самого чувство облегчения.

Рустам жался к домам и проклинал белые ночи, причуду до сих пор чуждого ему Русского Севера. Если вдруг встретится милицейский патруль, и эти сопливые мальчишки вздумают проверить документы…

Сбежать при таком освещении затруднительно. На улицах пусто, топот будет слышен за километр, да и рассмотреть его физиономию слишком легко, а это уже лишнее.

Рустам поморщился: снова не оставлять свидетелей? Потешить себя, спустить пар, лишив жизни безмозглых пацанов? Пустить чужую кровушку, вдохнуть ее пьянящий аромат, смотреть до последнего в потухающие глаза, пытаясь поймать-таки момент перехода человеческой души туда…

Оно, понятно, заманчиво, но… слишком рискованно!

Рустама трясло от ненависти. В голове прокручивались сладостные сцены, и он лишь кровожадно хекал, представляя, что сделал бы с мерзкой девчонкой, попади она в его руки.

Правда, все портила мысль, что взять врага живым на этот раз практически невозможно. Проклятая девчонка владела каким-то неизвестным Рустаму методом боя — в лесу она завалила даже умельца Рокотова! — а это о многом говорит.

Рустам нехорошо усмехнулся: повезло Кириллу, что рыжая ведьма его вырубила, иначе…

Уж его-то Рустам без малейших колебаний пристрелил бы из-за угла или спокойно пырнул ножом в спину.

Конечно, Кирилл все равно оставался свидетелем неслыханного позора, но и сам облажался по полной программе, что немного утешало. Рустам хоть и со скрежетом зубовным, но признавал в Рокотове более сильного бойца. Всегда завидовал ему и втихую ненавидел.

Рустам многих в этой жизни ненавидел. Ненависть оказалась самым сильным чувством из всех, что когда-либо испытывал Рустам.

Он холил ее и лелеял. Ненависть делала жизнь менее пресной, она давала ему силы, пьянила вседозволенностью, власть над миром сама плыла в руки, пусть о ней знал только сам Рустам.

Чужие жизни ничего не стоили. Это всего лишь песок в его руках, он утекал сквозь пальцы и тут же уносился ветром.

Единственная ценность в этом мире — его собственная жизнь. Не станет ее, и вселенная пойдет прахом…

Рыжая девчонка напугала Рустама. Никто и никогда не противился ему! Предпочитали если не подчиниться открыто, то хотя бы не связываться.

Прекрасно понимали — Рустам убьет запросто, ничто в каменной душе не дрогнет. Причем перережет горло не только виновнику, но и его матери, отцу, жене, детям, Рустаму не важно.

Было в его глазах что-то такое…

Рустама побаивалась собственная мать! Единственный в мире человек, с которым он хоть как-то считался. Даже старший брат с самого детства признавал первенство младшего.

Всего раз Рустам наказал Марата — отрезал на глазах старшего брата хвост у его подопечного, пестрого веселого котенка, пообещав в следующий раз оставить беднягу слепым, и все — мамин любимчик сломался тут же. Рыдал над жалкой тварью как последняя девчонка!

Пятилетний Рустам именно тогда накрепко усвоил, что жизнью близких врагу существ можно манипулировать. Не важно, сын это, мать, обожаемая собака или женщина…

В эти минуты Рустам впервые почувствовал, что не всесилен. Дело даже не в проигранном бесславно поединке в лесу — шайтан вынес тогда к поляне рыжую ведьму! — а в нем самом.

Рустам боялся!

Смертельно боялся опозориться в собственных глазах вторично — какая разница, что на этот раз не будет свидетелей…

Рустам понимал — проклятая девчонка должна умереть. Не важно как. И лучше в то же самое время, когда осмелится поднять на него руку. Среди белого дня. Чтобы весь мир увидел и понял — он не прощает обид.

«Тогда убью ее в парке, — угрюмо думал Рустам. — Там почти нет прохожих и легко уйти, аллеи заросли сиренью, ее сто лет не подстригали. Пырну эту дрянь ножом — выстрел будет слышен, а с глушителем возиться не хочется — и в кусты. А дальше — через забор и к машине. — Рустам мрачно усмехнулся. — Жильцы ее дома этой дорогой ходят к супермаркету и от автобусной остановки частенько через парк идут…»

Рустам сжал кулаки, понимая, что схватиться с девчонкой в честном бою не решится — глупо так рисковать. Даже с ножом или пистолетом в открытую против рыжей бестии не выйдет, она сегодня…

«Может, она действительно ведьма? — Рустам ожесточенно сплюнул. — Иначе как смогла угадать, в какой руке держу пистолет? Как смогла увидеть меня? Как узнала, что я Рустам? — Он в сердцах пнул подвернувшуюся под ноги дворняжку и злорадно оскалился, слушая страдальческий визг. — Сказала — левша, как поняла? Я сам об этом забываю, стараюсь двумя руками работать, незачем мусорам жизнь облегчать…»

Вспомнив о милиции, Рустам с досадой подумал и о собственном промахе: как он мог так бездарно пролететь, оставив свидетельницу в живых?!

Ведь кинжал в эту шлюшку он погружал дважды! Чувствовал каждым нервом чужую упругую плоть, ее податливость, ее беззащитность перед острой сталью. Чувствовал безумный страх жертвы, ее боль, обреченность, запах теплой крови…

И зверь в Рустаме сыто урчал, и сам он мягко улыбался, глядя в затуманенные близкой смертью глаза глупой молоденькой продавщицы…

Невероятно, но эта маленькая трусливая дрянь осталась жива! И дала показания!

Рустам ушам не поверил, услышав это в новостях. И проклял собственную неосторожность.

Ему повезло, брат надумал съездить отдохнуть, паспорт попросил — свой-то просроченный. Не подсуетился вовремя, легкомысленный, как всегда, одно название — старший, сам же хуже младенца.

Теперь Марат — его железное алиби.

Рустам удовлетворенно хмыкнул: пришлось человечка в Турцию слать — нужно же ситуацию прояснить, чтоб глупый братец ошибки какой не сделал. Еще целую неделю счастливцу Марату шлюх в свой номер тягать — вот уж оторвется! — пока здесь шум не утихнет.

По сотовому телефону Рустам звонить не решился, не дурак — а вдруг прослушивают? Раз в милиции с девчонки показания сняли, фоторобот составили, на Рустама быстро выйти должны, засвечен он, к сожалению, сидел когда-то по глупости и по молодости.