Джон сел в кресло, предложенное ему. Они спокойно разговаривали, курили тонкие папиросы, которые граф достал из антикварного ящика, украшенного эмалью и гравировкой. Внизу завелся автомобиль; граф подошел к окну, и вечерний зыбкий свет обрисовал профиль пятидесятилетнего мужчины, еще замечательно красивого: нос с горбинкой и тяжелый подбородок.
В комнате, откуда были видны убеленные башни и зубчатые стены, полускрытые деревьями, на Джона вдруг пахнуло ветром, воочию предстал залив Моркам в шторм, грохот стихии и брызги, брызги… Он сидел на камнях. Его светлый костюм превратился в тряпку, новые туфли были полны воды, а он наслаждался буйством, жизнью. Потом поехал в Ланкастер, зашел в кофейню, и немец-кельнер налил ему портвейна.
– Вот что, мистер Готфрид, я думаю, мы довольно дали времени юному графу побаловаться. Уотсон говорил мне, что он устроил тут за вами настоящую слежку. Ну и довольно!
Граф позвонил.
– Стив, сообщите миссис Уиллис, что я желаю видеть господина Ричарда немедленно, – сказал он вошедшему в кабинет молодому слуге.
Через четверть часа раздались торопливые шаги, и в кабинет порывисто вошел подросток с тонкими чертами лица.
– Вы хотели меня видеть, отец? – спросил он.
– Да, Ричард, мне необходимо с тобой поговорить, – ответил Генри.
Следом за мальчиком вошла дама в розовой блузке, черной юбке, из-под которой торчали полные голени в чулках. Дама была пышнотела, тридцати с небольшим лет, имела цветущий вид – настоящая обывательница.
От быстрой ходьбы она часто дышала, и бант на ее груди вздымался едва ли не до подбородка. Опустив глаза, она приветствовала графа, разговаривая, с сильным валлийским акцентом.
– Итак, мой мальчик, – продолжал граф Генри, – мне необходимо поговорить с тобой и представить нового воспитателя. Он займется проверкой твоих знаний, а также подготовкой к экзамену. Мне нужны результаты, Ричард! Результаты, а не бесконечные жалобы! И теперь при тебе я передаю мистеру Готфриду свою отеческую власть. Будь благоразумен, мой мальчик, и прилежен.
Увидев Джона, Ричард, весь вспыхнув, презрительно посмотрел на него, не удостоив даже приветствия. С его языка уже готова была сорваться какая-то дерзость, но миссис Уиллис положила руку ему на плечо и сжала, да так, что кончики ее белых пальцев покраснели. Ричард сдвинул брови, но взгляд не отвел. Это была странная минута. Ребенок словно испытывал Готфрида.
– Хорошо, отец, я приму ваши слова, как должное, – сказал наконец Ричард, – но у меня вопрос.
– Ну же.
– Вы не рассердитесь?
– Нет.
– Нет, правда, не рассердитесь?
– Не рассержусь, Ричард, говорю же тебе!
– Мистер Готфрид будет проводить со мной все время?
– Да, он будет заниматься с тобой, и занятия эти потребуют немало усилий и времени.
– А миссис Уиллис? Что будет с ней?
– Она, конечно же, останется при тебе, Ричард!
– И будет жить в нашем замке. Так или нет?
– Конечно.
– А! Ну слава богу. Бедняжка миссис Уиллис! Я так волновался за нее, но теперь спокоен! Она останется в замке, будет ловить каждое ваше слово, реветь в своей комнате по ночам, и писать вам любовные письма, которых у нее уже целая стопка.
Дама охнула и залилась краской. Лицо ее сделалось пунцовым, и светлые, подстриженные по моде волосы, только подчеркнули этот отчаянный колер.
Граф сжал губы и нахмурился.
– Ричард, это переходит всякие границы, – процедил он. – Ступайте к себе. Я распоряжусь в конюшне, чтобы две недели вам не давали лошадей.
Маленький граф повернулся, чтобы уйти, но не отказал себе в удовольствии бросить на Готфрида ненавидящий взгляд.
– Черт его принес! – проворчал он.
Все это время Джон с любопытством разглядывал мальчика. Ему стали понятны слабость графа к сыну, его обеспокоенность душевным состоянием ребенка, его терзания. Никогда Готфриду не приходилось видеть такого красивого мальчика. Он был высок и худощав, бледное лицо с тонкими, слегка неправильными чертами обрамляли темные волосы, которые Ричард, похоже упорно не желал стричь. Яркий, четко очерченный рот капризно изгибался, а дикие арабские глаза сверкали гордостью и весельем. Готфрид поразился. Такая внешность казалась идеалом, безумием великого художника. Хотелось, не отрываясь, смотреть на этот образ, и тут же – закрыть лицо руками; что-то демоническое было £о внешности этого ребенка. И все же, в нем прослеживалось что-то подкупающее, какой-то тонкий аристократизм.
– Вот видите! – воскликнул граф с раздражением. – Это – мой сын! Пора, наконец, его приструнить.
– Я готов приступить к воспитанию Ричарда, граф, – спокойно сказал Джон.. – Надеюсь, нашими общими усилиями мы добьемся положительного результата.
– Надеюсь, мистер Готфрид.
– Но скажите, граф, в чертах этого ребенка больше материнского, нежели вашего? Мне он показался замечательно красивым.
– Он копия матери, – вздохнул граф. – Мальчик, немного грубоват… А его мать! Это камея. Обольстительная и опасная.
Джон не заметил, как спустилась тьма. В своей комнате, отложив книгу, он сел у окна. Внутренний дворик был не освещен, зато там, в глубине лежали желтые прямоугольники – в галерее горел свет. Ночь, замок, приоткрытая створка окна. У Джона родилось ощущение, что никогда больше он этого не увидит. Ему решительно некуда было спешить, но он нетерпеливо поглядывал на наручные часы – подарок Вики.
Загадка, но слова графа, брошенные в адрес своей жены, странным образом взволновали Джона. Правда, он не желал себе в этом признаться, но имеет ли это значение? И у графа в тот момент был усталый, несчастный вид.
Летом они с Вики ездили в Лондон. Так пожелала госпожа Холлуорд. Бедной девочке нужно было отдохнуть, развеяться. Ну, и конечно же дать подробный отчет о всех посещенных музеях и увиденных достопримечательностях… Под руку они бродили по Стрэнд, Треднидлстрит, обошли весь деловой центр Лондона, спустились в подземку и, обнявшись, проезжали в грохочущем вагоне по кольцевой. Всюду люди, толпы людей, глаза, которые ни на чем не задерживаются. В этом городе Джон и Вики вдруг стали невидимы, прозрачны, и могли купаться в своих чувствах. Они были отделены от внешнего мира, и жизнь громадного города протекали в разных системах координат, разошедшихся навсегда. Они покупали на улицах газеты; пили холодный лимонад; обошли старый город – такие закоулки, как Сторм-стрит; сидели под оранжевым зонтом в летнем кафе, смеялись и кормили бисквитами голубей. Они были уверены в своих чувствах, их желание крепло с каждой минутой.
– Идем скорее, – сказал Джон.
Вики вскочила и подала ему руку. Они пошли, почти побежали по тротуару, стараясь ни с кем не столкнуться, волнуясь, и Джон в этот миг любил Вики, как никогда. Они заметили свободный таксомотор и сели в него. И всю дорогу до отеля Джон говорил с Вики, стараясь успокоиться, стараясь не глядеть на нее, а она улыбалась и щурилась на солнце, и аромат ее духов уносился в открытое окно.
В номере Джона, где было прохладно и спущены темные шторы, он обнимал Вики, целовал, раздевал медленно, любуясь открывающейся наготой, и едва не зарыдал от нежности, увидев на мягком животе красный след от резинки трусиков. Она приподнялась на кровати и, коснувшись пальцами его голой груди, заглянула ему в глаза. Вот и все, Джон полностью отдался своей страсти. Потом, вытянувшись, они лежали рядом, среди сбитых простыней, с ощущением счастья. Вики была девственницей, и случившееся стало для нее откровением, но ни он, ни она не испытывали чувства неловкости. Когда Вики ушла в свой номер, находящийся этажом выше, чтобы переодеться, Джон лежал в постели, где каждая складка хранила ее аромат, курил, еще не веря, еще боясь поверить…
Джон встал от окна и подошел к зеркалу.
– Это невыносимо! Какая-то бесконечная пытка!
Ему казалось, что он выкрикнул это своему отражению. Он разом повернулся и вышел из комнаты. Бегом спустился вниз, никого не встретив и выскочил на улицу, где опять шел снег. Загадка возникновения и исчезновения чувств – разгадать ее не под силу Джону. Нет, не под силу. Он вдыхал полной грудью ветер, бездумно, стараясь справиться с болью в груди.
ГЛАВА 3
Утро понедельника было ярким, вдохновляющим, с крыши и перекрытий капало; капли звонко ударялись о карниз. Вот от этого-то Джон и проснулся. Он окинул взглядом комнату, залитую солнцем, и все пережитое накануне отошло на задний план, все оказалось ночным кошмаром.
В понедельник Джон возродился.
Он спустился к завтраку собранный, освеженный, с улыбкой на лице. Кажется, он был готов принять любые удары судьбы и любые ее подарки. Ричард с миссис Уиллис уже восседали за столом; Ричард с кислой миной ковырял салат из креветок. На миссис Уиллис в этот раз была зеленая блузка, резко подчеркивающая ее двойной подбородок. Бедняжка сидела, не поднимая глаз. Граф Генри дружелюбно, но несколько рассеянно улыбнулся, приглашая Джона к столу. Зато Анри, подошедший минутой позже, так и лучился энергией. У него только что состоялся приятный телефонный разговор, солнечное тихое утро еще продолжалось, и наступающий день сулил удовольствия. К тому же, кто-то из слуг рассказал ему о вчерашней выходке Ричарда, и после завтрака за партией в шахматы Анри потешался над миссис Уиллис и от души хохотал.
– Не обращайте внимания, мистер Готфрид. Пусть это не покажется вам странным. Ха-ха-ха! У меня есть причины для этого, поверьте! Везет же отцу на женщин подобного сорта. Допускаю даже, что он ничего не знал. И что за глупые коровы! Ведь и влюбляются только для того, чтобы лить слезы. Всегда удивляюсь, как это люди не умеют жить. Влюбилась! Ну и трагедия! Сказать по правде, мистер Готфрид, эти дамы ужасно скучны. Скулы сводит, как глянешь на эту кислую мину.
Готфрид только пожал плечами, соображая, что положение его короля весьма рискованно. Анри, все еще посмеиваясь, закурил сигарету и придвинул пепельницу хрустального стекла с гравировкой и фамильным гербом.
"Леди Генри" отзывы
Отзывы читателей о книге "Леди Генри". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Леди Генри" друзьям в соцсетях.