Эмма безумно гордилась этим и считала возможным сообщать о своих успехах, своих заслугах и своем счастье всем. В том числе время от времени Гарри Федерстонхо. Интересно, что она не сочла нужным писать о младшей Эмме. Гарри не спрашивал, Эмма не сообщала. А ведь девушке была бы очень кстати помощь отца, она жила в весьма стесненных обстоятельствах, а ныне тем более.

Гарри Федерстонхо так и не женился, и был весьма завидным холостяком в свои пятьдесят лет. Родители уже не могли помешать сэру Гарри поступать по-своему, потому он вполне мог обеспечить дочь. Но при встрече с Гарри Эмма ни слова не сказала об Эмме — младшей. Ей самой нужна помощь, при чем здесь дочь?

Лорд Федерстонхо сумел не показать ужас, который испытал при виде старательно очаровывающей его толстухи. Он помнил красивую, божественно сложенную девушку, танцевавшую обнаженной на столе в Ап-Парке, родителям пришлось отправить его в Италию, чтобы хоть как-то отвлечь от мыслей о красотке. Вскоре после такого некрасивого расставания с Эммой Гарри снова стал думать о девушке, но родители объяснили просто: либо красотка и долговая тюрьма, либо полное послушание. В тюрьму не хотелось…

И вот теперь Гарри, не очень растерявший привлекательность (как был средним, так и остался), старался по возможности сократить время общения с потерявшей былую прелесть Эммой. Можно затянуть в корсет талию, можно подвести брови или заново уложить роскошные волосы, но излишняя полнота все равно повезет во все стороны, толстые руки никуда же денешь, двойной подбородок тоже, как и следы многочисленных излияний на лице. Замазать красные пятна и прожилки гримом и покрыть пудрой? Да, а что делать с начавшими провисать щеками?

Это ужасно, помимо фигуры у Эммы к сорок второму году начало портиться ее прекрасное лицо. Прежними оставались только изумительные темно-голубые с фиолетовым отливом глаза, но в них так часто не брызжущее веселье или лучистая радость, а раздражение и злость, особенно когда речь заходила о правительстве, не оценившем ни лорда Гамильтона, ни ее, Эммы, многочисленные заслуги. А такая речь обязательно заходила.

Гарри дал бывшей подруге в долг пятьсот долларов, которые она просила, не очень поверив расписке, полученной взамен, всем известно, что леди Гамильтон долги не возвращает, она не делала этого и лучшие времена… Однако пришлось сказать, что уезжает в Европу, иначе встречи с толстухой грозили стать слишком частыми. Сейчас Гарри был даже благодарен родителям за запрет жениться на Эмме, вдвоем они промотали бы состояние Федерстонхо за год, и теперь он просил бы у друзей по пятьсот фунтов в долг.

Почему Эмма не рассказала Гарри о дочери тогда? Сначала она и не вспоминала об Эмме-младшей, а потом обиделась. Гарри слишком откровенно торопился избавиться от бывшей любовницы, слишком откровенно уходил от любых воспоминаний. Раз так, то он не узнает о дочери! Он будет наказан!

О том, что прежде всего наказывает дочь, Эмма не думала. Подумав, она написала Гарри благодарственное письмо. Человека со средствами полезно иметь в друзьях.

Вернуть долг она обещала либо из полученных по завещанию очередных средств, либо из денег от продажи Мертона.


После смерти лорда Гамильтона прошло шесть лет, после гибели Нельсона больше трех…

Крупные хлопья снега медленно падали на землю, скрывая деревья в парке, укутывая и ручей Нил, и сетку, натянутую над ним по требованию Нельсона. Сетка давно пришла в негодность, ее бы убрать, но некому, а Эмме все равно.

Она сидела у одного из немногих едва теплившихся каминов, кутаясь в шерстяную шаль, и горестно размышляла.

Тоска, апатия, холод… Этот холод преследовал их постоянно, огромный дом невозможно отопить, множество каминов требовали много дров, купить их не на что. Все деревья парка, которыми возможно пожертвовать, давно спилены и нашли свое место в огне, но этого мало, нужно в десятки раз больше.

Можно рубить лес, его в Мертоне немало, но нанять лесорубов не на что, решено экономить. Никогда еще зима в Англии не казалась ей настолько жестокой и морозной, хотя все утверждали, что это не так. Но если мерзнуть изо дня в день, то любой прохладный ветерок покажется ледяным штормом.

При мысли о шторме на глаза навернулись слезы. Горацио не боялся штормов ни в море, ни в жизни. Где ты, любимый, почему бросил их с дочерью, почему не придешь на помощь своей гибнущей Эмме?

Эмма не знала, что это еще не гибель, главные испытания еще впереди, что она еще сполна заплатит судьбе за годы счастья в Неаполе и с Нельсоном, безумное расточительство и неумение сберечь что-то на завтра. Заплатит не только она, но и Горация.

Кредиторы наседали, им надоело ждать, когда леди Гамильтон получит, наконец, дивиденды от государства, они требовали продажи собственности и выплаты по долгам. Но долгов за одно переустройство имения так много… и проценты по ним росли, как сугроб напротив крыльца… Сугроб тоже некому убирать, в Мертоне скоро не останется слуг, никто не желает работать даром.

Некому ухаживать за живностью, разведенной миссис Кэдоган, некому рубить дрова, некому работать в саду… Начатые переделки никогда не будут завершены, потому что нет средств, это очень портит внешний вид Мертона, снижая его цену.

Цену?! Эмма почти вскочила, подошла кокну, долго стояла, глядя на снежную круговерть, поднявшуюся снаружи. Хлопья теперь уже не падали отвесно, они летели, словно куда-то торопясь, крутились, завивались немыслимыми змейками, уносились прочь… Метель… Она выдувала из дома последнее тепло, два горевших камина начинали дымить. Их бы почистить, но и это некому сделать. Приглашать трубочиста из Лондона дорого.

Ей теперь все дорого. Даже если не есть, не пить, не жить, то с долгами не расплатишься за пять лет.

И вдруг… Эмма в ужасе отшатнулась от окна! Нет, не может быть!.. Там, в снежной круговерти, не обращая внимания на сугробы, прогуливались под руку два мужских силуэта — старый лорд Гамильтон держал под руку лорда Нельсона!

Эмма закрыла глаза, когда открыла снова, призраков уже не было. Но с тех пор они появлялись часто, прогуливались под ручку, но всегда спиной к ней,

удаляясь и удаляясь. Мертон нужно продавать, если этого не сделать, долги погасить не удастся никогда. Все друзья, кто только мог, уже ссудили ее деньгами, чтобы платить хотя бы проценты. Друзья, конечно, не потребуют возврата денег, пока она не сможет сделать это сама, но и дать больше не могут. К тому же редкостали появляться в Мертоне.

Почему они не рады видеть ее? Эмме было обидно, ведь раньше никого и звать не приходилось приезжали сами. Что значит остаться без средств сразу никому не нужна!

Ей в голову не приходило, что друзья и рады 6ы, но, во-первых, не хотят обременять ее и без того невеликий бюджет своим пребыванием, а во-вторых, тяжело смотреть в глаза человеку, которому нужны деньги, а ты не можешь дать.


Письмо в агентство «Гоулден-сквер» было коротким. Вдова лорда Гамильтона предлагала на продажу свое имение Мертон-плейс.

Агентство откликнулось быстро, хотя на рынке недвижимости застой, продавцы есть, покупателей нет, но имя адмирала Нельсона должно сыграть свою роль. Приехал оценщик, обошел дом и владения, покачал головой на недоделки, почесал пером за ухом, произвел подсчеты согласно записям, назвал сумму — двенадцать тысяч девятьсот тридцать фунтов стерлингов, если без мебели и картин, и уехал, отказавшись от обеда.

Эмма пришла в ярость! Тринадцать тысяч, притом, что будут налоговые вычеты, оплата нотариуса и агента, останется чуть больше десяти тысяч фунтов стерлингов! Женщина забывала, что куплено имение за девять тысяч фунтов, что кризис, что многое разворочено и недоделано, что в не отапливаемых зимой комнатах основательно попорчена обивка и даже мебель, стоял неприятный запах сырости… Она понимала одно — продажа имения, единственного, что у нее есть, не покроет сделанных долгов. Снова придется занимать, но возвращать уже нечем.

Миссис Кэдоган прислушалась, они теперь жили в нескольких небольших комнатах, потому спальни находились рядом, — Эмма рыдала.

Эмма действительно прорыдала всю ночь, обняв залитый кровью мундир Нельсона, который друзья адмирала привезли ей.

— Горацио… О, Горацио! Я гибну… Спаси свою Эмму и свою дочь!

Чем могла мать ей помочь? Ничем. Миссис Кэдоган старалась вести хозяйство как можно экономней. Рассчитала почти всех слуг, вела с булочником, с мясником, с молочницей и прочими долгие беседы о прославленном адмирале Нельсоне, дочери которого правительство вот-вот назначит большущее содержание (просто еще не решили какое), оно позволит оплатить все долги и даже накинуть проценты за терпение…

Если уж брат адмирала получает пять тысяч фунтов ежегодно, то его дочери назначат не меньше десяти! А если посчитать, сколько задолжало правительство Горации за эти годы!.. Получалось, что девочка запросто могла бы скупить всю округу.

— К тому же Нельсону не доплатили многое за прошлые годы. Наследницей является дочь, ей и получать.

Все радовались обеспеченному будущему маленькой Горации, но при этом желали получить долги ее матери. С каждым днем добиваться сочувствия поставщиков становилось все трудней. Что будет, если все откажутся поставлять продукты в долг?

Во время завтрака состоялся неприятный инцидент. Мать попыталась осторожно поинтересоваться, сколько предлагают за имение. Эмма, у которой нервы были натянуты, точно струны, взорвалась, она принялась кричать, но не на мать, а на маленькую Горацию, которая допустила мелкую оплошность. Глаза девочки наполнились слезами. Миссис Кэдоган сделала знак гувернантке, чтобы та поскорей увела ребенка, но Эмму уже не остановить, вслед Горации неслось:

— Это все потому, что твой отец оставил тебя нищей!

Сама Эмма тоже вскочила, забегала по столовой, стиснув виски пальцами: