Эмма стояла, глядя ему вслед, оглушенная больше, чем письмом Гревилла. Вот кто по-настоящему любит ее. Не предатель Чарльз, не обманувший и бросивший Гарри, даже не Ромни, а лорд Гамильтон. Любит последней, зрелой, сильной любовью, способной на жертву. И если она не может ответить Гамильтону бурной страстью — неважно, теплый огонек зажегся просто из понимания его порядочности, из благодарности за заботу. Если этому огню не дать погаснуть, он будет гореть ровно и долго.

Иногда уважение лучше страсти. Она горела страстью к Чарльзу, а чем все закончилось? Предательством, откровенной продажей. Хорошо, что отправили к лорду Гамильтону, а не к кому-то похуже.

Мать, заметив какие-то изменения во взгляде и поведении дочери, заглянула в лицо:

— Ты что-то решила?

— Да.

— Что?

— Я буду стараться стать леди Гамильтон.

— Давно пора.

— Ты знала?!

— Догадывалась. Но лорд Гамильтон достоин любви и уважения.


Леди Эмма Гамильтон

Лорд Гамильтон презрел мнение света, открыто живя с любовницей. Это шокировало бы Лондон, хотя там с любовницами жили почти все. Но в приличном английском обществе не полагалось признаваться в наличии таковой открыто и было принято строго соблюдать внешние приличия. За закрытыми дверями могло твориться что угодно, однако стоило двери открыться, как в силу вступали пресловутые правила, заставлявшие всех улыбаться и говорить то, что положено, а не то, что хотелось.

В Неаполе несколько свободней благодаря королю и королеве. Нет, вовсе не потому, что те демократичны и отменно справедливы. Просто король Обеих Сицилий, как называлось Неаполитанское королевство, Фердинанд I и его супруга Мария-Каролина, по-домашнему называемая Шарлоттой, сами были любвеобильны и легко прощали подобные шалости своим подданным, а заодно и проживающим иностранцам.

Но если королева была вынуждена довольствоваться королем, то Его Величество увлечения разнообразил. Сам король отнюдь не был красавцем, к тому же частенько забывал о правилах приличия, разыгрывая капризного ребенка, которому позволено все.

Мария-Шарлотта относилась к подобным шалостям снисходительно, именно как к шалостям. Истинным королем в Неаполе была она, а не Фердинанд, которого интересовала охота, еда, стульчак и хорошенькие женщины. Все остальное — рождение и воспитание детей, управление государством, внешняя и внутренняя политика и прочие скучные обязанности лежали на королеве, которая с ними легко справлялась.

Дочь императрицы Австрии знаменитой Марии — Терезии, известной своей плодовитостью и умением править твердой рукой, Мария-Шарлотта удалась в мать, не то что ее несчастная сестра Мария-Антуанетта, через несколько лет нашедшая свою гибель под ножом революционной гильотины. Вообще-то за несчастного Людовика XVI должна была выйти Мария-Шарлотта, и кто знает, как повернула бы история в таком случае, но французы все тянули, а Фердинанд оказался настойчивей.

Во Франции революция, к власти вообще рвался Наполеон, а в Неаполе со страхом оглядывались на западного соседа, понимая, что нападения можно ждать в любую минуту. Кто мог быть союзником против зарвавшегося корсиканца и его амбиций? Конечно, Австрия, ведь там все родственники. Но Австрия потерпела сокрушительное поражение от наглого француза, и ей было не до поддержки Неаполя.

Оставалась Англия — всегдашний враг-соперник Франции. Потому к англичанам в Неаполитанском королевстве отношение особое — как к спасителям, пусть и будущим. И посол у них просто прелесть, настоящий джентльмен, великолепно образован, умен, умеет поддержать любую беседу, дипломат до мозга костей, не жадный и приветливый. Сплошные положительные качества! Лорд Гамильтон нравился всем (кроме, конечно, французов, но уж этих лягушатников никто не спрашивал!).

И если очень пожилому ужу лорду вдруг приспичило завести любовницу, причем не итальянку, а прекрасную англичанку, которую тот купил у своего племянника, то почему бы нет? Пусть развлекается на старости лет.

Лорда Гамильтона понимали все мужчины Неаполя и пребывающие там — Эмма Харт необыкновенно хороша, от такой красотки у любого лорда голова пойдет кругом. Большущие голубые, с фиалковым отливом в сумраке, глаза, идеальный овал лица, очаровательный носик, алые губки, словно призывающие к поцелую… А фигурка?! О, наверняка греческие богини создавались по той же форме. Она жива, обольстительна, умеет пользоваться своим очарованием…

Несколько простовата, но ведь ее никто не зовет замуж, для любовницы сойдет. К тому же лорд Гамильтон взялся красотку облагораживать и делал это весьма успешно.


Гамильтон действительно занимался Эммой все то время, что не проводил на охоте с королем или в собирании образцов лавы у Везувия.

В то время, пока он писал положенные по рангу и просто по доброй воле многочисленные письма, Эмма занималась с учителями. По-прежнему много пела, училась танцевать, совершенствовала итальянский и французский, зубрила правила правописания, бренчала на рояле, занималась ботаникой и геологией, а также усваивала правила хорошего тона.

Последнее, как и правописание, давалось с трудом. Не делать неимоверное количество ошибок в каждом слове Эмма так и не научилась, до конца жизни писала так, что читавшие вынуждены были прилагать колоссальные умственные усилия, чтобы понять суть написанного. С правилами хорошего тона так же. Пока Эмма задумывалась, что и как говорить, можно быть спокойным, она вела себя как истинная леди, но стоило красотке забыться или выйти из себя… о… берегите уши! Слова откровенной площадной брани срывались с прелестных уст столь легко, что не успевала уследить она сама.

Конечно, ругающаяся словно бывалый извозчик дама — это пикантно, но несколько… непривычно. Лорду приходилось держать свою пассию под строгим контролем.

Но этот контроль ее не беспокоил, куда лучше, что не было другого, того, что установил в бытность у него Гревилл — контроля трат. Лорд Гамильтон оказался неимоверно щедрым, он заваливал подругу подарками сам и позволял покупать все, что вздумается, средства имелись. Конечно, Эмма немедленно накупила кучу того, что следовало бы сразу выбросить или подарить служанке, но постепенно исправили и это, все же у девушки был отменный природный вкус. Если бы к нему не добавлялась вульгарность, мисс Харт могла бы выглядеть леди.

Как такое возможно — вкус и вульгарность одновременно? Возможно, как и соблюдение приличий: если Эмма следила за собой, все было элегантно, но стоило пустить желания на самотек, получалось вульгарно.

«Ничего, перевоспитается», — решил для себя лорд Гамильтон. Его беспокоило другое: воспитывая и обучая девушку, старательно просвещая ее, то и дело устраивая поездки в познавательных целях, он осторожно, исподволь готовил общество к принятию Эммы как леди Гамильтон.

Эмма всем нравилась. Пока ей прощали многочисленные промахи, которых, к чести девушки, становилось все меньше, заражались молодой, бьющей через край энергией, находили общение с мисс Харт весьма приятным. Доброжелательная, не имевшая поводов ругаться в полный голос Эмма становилась желанной гостьей и приятной собеседницей.

Лорд Гамильтон был без памяти влюблен, это видели все, и никто не осуждал, словно позволяя пожилому лорду маленькую шалость, но как отнесется общество к женитьбе на красотке? Ведь это совсем иное.

Сэр Уильям придумал выход из положения — нужно, чтобы Эмма очаровала королевскую семью! Если она понравится королеве, все остальные просто подчинятся королевскому диктату. Вообще-то Мария — Шарлотта весьма терпима, к тому же они с Эммой чем-то похожи. Шарлотта удалась в мать — крепкая, крупная, со свежим цветом лица и отменным румянцем, прекрасными волосами, и это несмотря на постоянные беременности (у королевы к тому времени было уже пятнадцать детей!). Они обе голубоглазые и крупные, только пока нерожавшая (как думал лорд Гамильтон) Эмма еще не раздалась вширь.

Представить мисс Харт ко двору он не мог, не позволяли все те же правила, а вот организовать случайную встречу с королевской семьей на прогулке — вполне. Что лорд и сделал.

Мария-Шарлотта оценила положение дел мгновенно, куда быстрее, чем ожидал от нее лорд Гамильтон, и совсем иначе, чем он предполагал. Сэр Уильям полагал, что Эмма привлекла Ее Величество своей пригожестью, веселым нравом и бьющей через край энергией, которой у самой королевы тоже с избытком. Он и не подозревал, что вовсе не прекрасный цвет лица или глаз привлек Марию-Шарлотту в Эмме, а именно ее связь с самим Гамильтоном.

Королева рассуждала очень просто. Как опытная женщина, она поняла и степень зависимости влюбленного Гамильтона от Эммы, и то, что сама девушка неимоверно тщеславна, доверчива и легко поддается нужному влиянию. Лучшего способа влиять на самого посла нельзя и придумать.

Прежняя жена посла леди Кэтрин была дамой несколько замкнутой и никогда не стала бы вмешиваться в его служебные дела. А вот эта будет обязательно. И надо, чтобы вмешивалась в полезном для Неаполя и королевской семьи русле!

Королева приласкала любовницу лорда, дав понять, что всю жизнь мечтала о такой подруге. Эмма просто потеряла голову от счастья! Королева, дочь, сестра и внучка королей желала бы иметь в приятельницах ее — вчерашнюю няньку и деревенскую девчонку?! Конечно, это все благодаря лорду Гамильтону!

Сэру Уильяму насторожиться бы, но он был влюблен, влюблен без памяти, как немного позже будет влюблен другой герой Эмминой жизни — адмирал Нельсон. Любовь глаза застит, это верно, лорд был счастлив счастьем своей подруги.

И все же вопрос женитьбы оставался. Эмма начала нервничать: так можно всю жизнь прожить любовницей престарелого лорда, но она уже прекрасно знала, как изменчива судьба, и предпочла бы более законное положение.