Страх скрутил позвоночник. Липкий, иррациональный. А вслед за ним Гром встал на дыбы, оттолкнув Кори. Та отшатнулась, ударилась о стену и сползла на пол. Все произошло в считанные секунды. Егор забыл, что у него парализованные ноги. Он швырнул свое тело вперед, в узкий проход открытого денника. Закрывая собой единственную любимую женщину и свою еще нерожденную дочь. Спину прошила острая боль. Егор упал на стену, выставив перед собой ладони. Ноги свело судорогой. Но он стоял, пригвожденный к земле одной мыслью: «Никто не спасет его жену, кроме него самого». Сколько он так простоял, не сводя глаз с бессознательной Кори, не знал. Казалось, прошла целая вечность прежде чем он услышал крик Браславского, ржание жеребца и тишину, гулкую и пугающую. Он дрожал. Боль туманила рассудок. И звал Кори. Просил открыть глаза. И она послушалась. Пошевелилась и с тихим стоном распахнула свои синие глаза.

- Привет, - выдохнул Егор и рухнул на пол.

Он заработал новый перелом позвоночника и пропустил рождение дочери. Кори привезла малышку сама через два дня. В желтом костюмчике, она беззубо улыбалась во сне и была самой прекрасной во вселенной.

- Люблю тебя, - шептала Кори, обнимая Егора с дочкой на руках.

- Люблю, - эхом отвечал Егор. – Люблю, - целуя пахнущую молоком маленькую Соню.

- Все, все, сдаюсь, - вздохнув, поднимает вверх руки, признавая очередное поражение перед своей маленькой принцессой.

- Егор, - едва слышно зовет Карина.

- Не бойся, - одними губами отвечает Егор, поднимаясь с кресла и не спуская с рук дочь, повисшую на нем маленькой обезьянкой. Слова не помогают, потому что ее страх никуда не девается. С того дня Карина так ни разу не переступила порог конюшен. Ни разу и на шаг не подошла к манежу и лошадям. Грома, которого из-за неизлечимой болезни пришлось усыпить, поселил в его любимой девочке страх, с которым Егор не собирался мириться.

- София! – строго одергивает Карина и пытается отлепить от Егора дочку. Но та вредничает, вцепившись в отца мертвой хваткой. – София, отпусти. Папе тяжело.

- Брось, родная, - обнимает жену, притягивает к себе, мягко касаясь ее губ. И не сдерживает смех, когда дочка тут же тянется за поцелуйчиком себе. – Она легкая. - Егор чмокает малышку в разрумянившуюся щечку, поправляет желтую шапку и выходит на улицу. Осторожно, до сих пор выверяя каждый шаг. До сих пор боясь упасть. Особенно, когда на руках бесценная ноша. Но он никогда не покажет свой страх жене, потому что пообещал себе, что не станет снова для нее обузой. Никогда не вернется в инвалидное кресло. Однажды сделав пенрвый шаг, Егор больше не сел в кресло. Да, было тяжело. Было адски больно. И его Кори тоже. Он не знал, за что ему даровано такое счастье, но эта женщина давала ему силы бороться. За себя. За нее. За их маленькую дочь. За их счастье. И он боролся.  И больше не намерен сдаваться.

На улице снежит. Макушки Альп давно и безнадежно скрылись в белой круговерти.  Его дочь обожает снег. Запрокидывает головку, широко раскрывая рот. Ловит снежинки, раскинув руки, всецело доверяя своему отцу. И это доверие бесценно. Егор фыркает, вспоминая, как боялся брать ее на руки, такую маленькую. Помнил, как впервые сам дошел до детской кроватки, чтобы убаюкать разбушевавшуюся вночи дочь. И как просидел с ней на полу у колыбельки, потому что так и не смог подняться. И взъерошенную и перепуганную Карину, не обнаружившую его в постели утром.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

А еще он помнит ее в то утро: разгоряченную после сна, в одном пеньюаре, который ничерта не прятал. Егор пожирал взглядом налившуюся грудь с торчащими сосочками, изгибы крутых бедер и чувствовал, как становится тесно в домашних брюках.

Он позволил ей покормить и уложить дочь, сходя с ума от пульсирующего в висках желания. Смотрел, как маленькая Соня обхватывает ртом темный сосок и завидовал собственной дочери, отчаянно желая оказаться на месте Сони. Сидеть на твердом полу с каменным стояком было некомфортно, но Егор терпел. Пока Кори не оказалась совсем близко. Он дурел от нее: ее запаха, отзывчивости, страстности.

Оседлав его прямо на полу и ощутив его твердость, ее синие глаза превратились в чернильные озера похоти и неистового желания. Больше Егор не видел ничего, только ее глаза, утягивающие за грань наслаждения.

Выпав из реальности Егор поскальзывается и вместе с дочерью валится в сугроб. Соня хохочет от того, как смешно отфыркивается снегом ее отец.

- Папа! Ты Снеговик!  - звонким колокольчиком заявляет она, присыпая Егора снегом.

- Егор! – перепуганная Кори уже рядом. Но Егор не дает ей увязнуть в своем страхе, одним рывком хватает жену за запястье и тянет на себя. Карина взвизгивает и оказывается в снегу рядом под всеобщий смех отца с дочерью.

- А вот и Снегурочка! – смеется Егор, любуясь облепленной снегом женой.

До конюшен, куда обещал сводить дочь Егор, они так и не дошли. Резвились во дворе, играя в снежки, строили снежную крепость и лепили огромного снеговика с ведром на голове, метлой в руке и морковкой вместо носа.

И когда дочь уже спит, Егор забирается под одеяло и обнимает свою любимую женщину. Прячет нос в ее шелковых волосах, пахнущих снегом и мандаринами.

- Рих звонил, - говорит Кори, поворачиваясь к нему лицом и закидывая ногу на бедро Егора. – На свадьбу звал. Поедем?

- Конечно, поедем, - улыбается Егор. – Соня по Рите соскучилась. Будет с кем покуралесить ребенку. И вообще, надо предложить им, чтоб переезжали к нам поближе. Опять же Соне веселее будет. Да и Ритке…

Маленькую Риту Егор нашел совершенно случайно. Она жила с бабушкой в маленькой деревушке. Рих, будучи падким до женщин, когда-то переспал с матерью Риты. Та забеременела, но сообщать отцу не стала, так как тот уже был успешно женат. Как она узнала о браке – загадка, потому что сам Егор не знал о замужестве Карины – они не афишировали это в прессе, а сама Кори никогда не говорила об этом. В общем, мать Риты умерла при родах, а девочку забрала к себе бабушка. Так они и жили, пока не появился Егор. Он рассказал о девочке Крису, а тот – Риху, предложив обмен. Так Рих оказался их союзником.

- Не переживай, родной, месяцев через семь нам всем весело будет, - фыркает Кори весело.

Егор не сразу соображает, о чем речь, а потом…

- Правда? – и ладонь сама ложится на плоский пока еще животик.

- Да, мой Карабас, ты скоро станешь папой.

И все внутри рвется к ней, единственной, желанной, самой любимой женщине, которая всегда была рядом, как бы трудно ни было. Всегда с ним. На его стороне. Рядом. И он знает, что так будет всегда. Не зря же он отвоевал ее у целого мира.

- Спасибо, - шепчет Егор в улыбающиеся губы.

- Тебе спасибо. И, знаешь, мы никогда не говорили об этом, но…прости меня. Прости, что из-за меня…

Он запечатывает ее рот поцелуем. Пьет ее, как живительную воду. И делится своим дыханием, успокаивая, забирая ее у прошлого, которое она так и не отпустила.

- Егор…

- Кори… - вздыхает, понимая, что на этот раз ему не отвертеться от разговора. А он не хотел ввязывать ее в это. – Ты ни в чем не виновата. Это все…Лера. Она позвонила твоему отцу и сказала, что ты у меня. И что я удерживаю тебя силой. А барон…барон никогда не отличался терпением. Вот и натравил своих молодчиков, а те перестарались малость. Такая вот история. Так что ты ни в чем не виновата. Да и барон…

- Барон сам виноват, что все потерял, - закусывает губу и льнет к Егору, впечатывается в него, чтобы спустя удар сердца опрокинуть его на спину и оказаться сверху. – Все. Больше никакого прошлого.

- Совсем? – хитро щурится Егор, гладя ее спину, опуская ладони на попу, сжимая. Она охает и тут же трется об него, возбуждая. Хитрая. Дикая. Страстная. Его. 

- Нууу… - тянет эта несносная девчонка, медленно впская его твердый член в свой жаркий плен. – Думаю, ох, некоторые традиции можно оставить.

Егор выгибает бровь, указательным пальцем поглаживая между ягодицами, наблюдая как вспыхивает желанием его малышка.

- Например, - выдыхает она срывающимся шепотом, - встречать Новый год в…

- В тебе, - перебивает Егор, прикусывая мочку уха и пальцем надавливая на тугое колечко попы.

- О дааа…

А в гостиной глухо бьют часы в двенадцатый раз.

Конец