– Я им еще до отъезда ходилки и женилки поотрываю – серьезно ответил он.

– Бедные люди. Боюсь, пострадают ни за что. Я ведь девушка индивидуального пошива, мерки только под одного подбирались. Угадай, под кого?

В поездках Сергей жутко скучал по Насте и звонил ей чуть ли не каждый час, надоедая вопросами: ну как ты, как чувствуешь себя, ничего не случилось? В конце концов Настя пригрозила, что выбросит телефон в колодец, если он не перестанет так беспокоится.

– Ни тебе работы, ни мне спокойствия. Ты так и правду беду накличешь. Все, звонишь два раза в день, утром и вечером, – голос ее звучал решительно. Настя, когда нужно, умела настоять на своем и проявить твердость.

К исходу первого их с Настей совместного года Сергей надумал построить дом.

– Хватит в съемных маяться. Мы с тобой семья, или куда?

– Семья, – Настя почему-то вздохнула.

Сергей знал причину ее грусти: развод с Ядвигой он так и не оформил. Сначала было не до этого, а позже, если уж совсем честно признаваться, он просто боялся трогать лихо, пока спит тихо. Конечно, Настя его ни единым словом не попрекнула, но ситуация неприятная: ни жена, ни невеста, а так, не разбери кто. Любовница, одним словом. Для Сергея формулировки не имели значения, он знал, что со штампом или без, Настя для него – одна единственная и никого другого возле себя он представить не мог. Но для женщины статус всегда имеет значение, что бы там она не говорила.

– Настюш, ну чего ты? Я на той неделе обязательно выберусь в город, оформлю бумаги о разводе. Не переживай.

– Да я не об этом переживаю. И знаю, что собой представляет твоя бывшая – девчонки в магазине разное шептали. Так просто ты от нее не отделаешься, я понимаю.

– Тогда почему грустишь?

– Да что-то на душе неспокойно. Мама снится часто, то ли сказать что-то хочет, то ли зовет куда-то – не могу понять. Тяжко мне. Я с тобой в город съезжу, в церковь зайду, мамину могилку проведаю, ладно?

– Конечно. А насчет дома Настя, знаешь что я придумал?

– Что? – сазу же оживилась Настя, она тоже давно мечтала о собственном жилье.

– А я этот участок выкупил. Старый дом оставим, будет гостевым, новый отгрохаем. Места здесь с лихвой.

– Сережка! – Настя бросилась ему на шею, обвила тонкими, как стебельки руками, – здорово! Здесь так красиво.

Новый дом рос, как на дрожжах, что неудивительно. Деньги у Сергея были, а они, как известно, ускоривают практически любой процесс.

Глядя, как рабочие укрывают черепицей крышу, как весело суетится радостная, хоть и немного побледневшая и похудевшая в последнее время Настя, Сергей думал о том, что надо было изрядно позволить жизни себя поколбасить для того, чтобы понять кто он, что может, чего хочет, на что надеется, и что в этом мире самое ценное.

«Отстроимся, и сразу же родим пацана, а потом девку. А можно двоих в одночасье. Нет, Насте тяжело будет. Ничего, дюжину нянек найму, и домработницу. Хватит ей самой корячится».

Сергей улыбнулся своим мыслям – да и Настя его наверняка поддержит.

Они планировали переехать в сентябре. Внутренняя отделка дома уже практически завершилась и Настя с Сергеем собирались на днях нагрянуть в столицу, подобрать кое какую мебель. Однако вместо этой «экскурсии» у Сергея образовалась срочная, и что самое неприятное, длительная командировка.

«Эх, как не вовремя, – просматривая рабочую документацию с досадой думал он, – и Настя что-то хворать вздумала, то температурит ее, то лихорадит ни с того, ни с сего. В больницу отправить ее нужно, хоть и упирается. Надо будет: свяжу и насильно в поликлинику отвезу. Нам еще рожать».

Уезжая, Сергей заставил Настю чуть ли не на Библии поклясться, что она поедет в город на обследование.

– Учти – меня не проведешь. Каждый раз буду требовать позвать к телефону лечащего врача с подробным отчетом о состоянии твоего здоровья. Поняла?

– Поняла, поняла. Езжай уже, контролер. Ты только не вздумай из своих командировок для дома что нибуть притащить, вкус на вещи у тебя, извини, отвратительный.

– Зато в женщинах я разбираюсь, – шутливо нахорохолился Сергей.

– Не уверена, – печально произнесла Настя.

– Это потому, что ты цены себе не знаешь.

Сергей не послушал Настю и все таки купил домой дорогущий столовый сервиз на 24 персоны – чтоб стразу много всего: тарелок, блюдечек еще каких то ерундовин, способа применения которых он так и не понял. Сервиз был исполнен в золоте – уж куда благороднее. И все таки Сергей не был уверен, что Настя одобрит покупку. Она вообще не любила вычурных вещей, пафосных слов, снобствующих людей, предпочитая простоту и изящество.

Дом встретил Сергея странной тишиной и темными окнами. Что-то тревожное таилось в глубокой темноте оконных проемов, их немом беззвучии. Сергей, никогда не отличавшийся робостью, на секунду замер у калитки, стараясь унять внезапную дрожь в руках.

«Спит, Настя, что ли? Я же ей звонил, что приеду 20 вечером, сказала, буду ждать, стол накрою. Может, вышла куда-то? Не похоже на нее».

Вдруг в кухонном окне нового дома загорелся свет.

«Решила сюрприз мне устроить – праздничный ужин на новой кухне. О, и сервиз к стати», Сергей облегченно вздохнул и, словно школьник, вприпрыжку, двинул дому.

В коридоре витал аромат свежей краски и лака в перемешку с изумительными кулинарными запахами.

«Так пахнет счастье» – вдруг подумал Сергей и тут же рассмеялся. Скажи кому, что счастье у него имеет запах краски и курицы – покрутят пальцем у виска.

– Тебе весело, милый? Я рада, что ты не очень печалишься, – из кухни раздался звонкий голос. Это говорила Ядвига.

Сергей застыл. Может, послышалось? Ему не хотелось думать о том, что кошмар начал реализоваться, наступило время побороться за счастье.

Сергей заглянул на кухню. Не послышалось. Вот Ядвига, стоит у плиты и, как заправская хозяйка, что-то перемешивает в кастрюльке. Но почему Насти нигде не видно?

– Где Настя? – голос хрипел, не слушался. Перед глазами встали картины одна страшнее другой: вот Настя связанная лежит в каком-то подвале, вот ее вывозят и бросают беспомощную где-то среди поля, а она такая хрупкая.

– Бла, бла, бла, – насмешливо пропела Ядвига, – что же это у вас за любовь такая, что ты даже не знаешь- в больнице твоя красотка. В областной, две недели как.

– П-почему в больнице? – Сергей начал заикаться. От плохого предчувствия заныло где-то в области сердца, кончики пальцев похолодели. И вдруг страшная догадка пронзила его, он бросился к Ядвиге, схватил за отворот дорогого кремового пиджака. Ткань затрещала, на пол со звоном посыпались золотистые металлические пуговицы.

– Твоя работа, сволочь? Что ты с ней с ней сделала? Убью суку, закопаю и с землей сравняю, следа не останется…

– Охолонись, – голос Ядвиги звучал на удивление спокойно, хотя ворот пиджака больно впился ей в шею, – лейкемия у нее. Острая.

Руки Сергея безвольно упали. Теперь он понял странные Настины разговоры о том, что не стоит к ней сильно привязываться, нежелание строить планы на отдаленное будущее, ее удивительное умение радоваться каждому дню, любой мелочи. Настя знала, что будущего у нее может и не быть.

– Значит, она ничего тебе не сказала? Ну, правильно, надежда умирает последней. Сядь.

Сергей послушно уселся на табурет.

– Настя… твоя, – Ядвиге с трудом далось это слово, – с детства болеет. Лечили ее, конечно, но это такая зараза, что никто стопроцентной гарантии дать не может. Любое потрясение может стать толчком к рецидиву. А у нее, кажется, мать не так давно умерла.

– Откуда знаешь? – Сергей почувствовал, как горло сжала судорга, слова с трудом продирались в мир.

– А я, Сережа, с вас глаз не спускаю с тех пор как ты от меня ушел. Ты же не думал, что я это дело просто так оставлю? Наблюдала, я, наблюдала, думала, ты ее бросишь через месяц, ну, может, через два. Тебе девки всегда быстро надоедали. Но ты с ней оставался, на руках носил. Я все никак не могла понять: ну что в ней такого ты нашел? Ни кожи, ни рожи и…

– Заткнись, – прошептал Сергей. Он хотел закрыть ей рот рукой, но не было сил пошевелится.

– Заткнусь, – послушно согласилась Ядвига, – только скажу, все что на душе накипело. Так что ты в ней нашел, Сережа? Не понимаю. Я первые дни после твоего ухода думала с ума сойду от тоски и ревности. На работе больничный взяла и две недели на стенки волком выла. А потом думаю: врешь, не возьмешь. Пусть голубки поживут в свое удовольствие, а я понаблюдаю за этой твоей, может пойму чего, буду знать, как тебя удержать. Потом, когда ты с ней наиграешься. Но есть в ваших отношениях что-то выше моего понимания.

Сергей хотел сказать: конечно. Ведь у тебя в груди счетная машинка вместо сердца бьется, дебет с кредитом сводит, кроме непомерного честолюбия и тщеславия другие чувства в твоей жалкой душонке не уживаются. Но промолчал. На него вдруг навалилась страшная усталость от зримого ощущения неизбежности того, что дальше произойдет в его, в их с Настей жизни. Это выражалось одним словом – пустота. Сергей физически, даже на расстоянии, чувствовал, как из лежащей на больничной койке Насти по капли уходит жизнь. И капель этих осталось совсем не много. Он знал, что ему нужно быть сейчас рядом с ней и страшно боялся этого. Сергей хотел запомнить Настю живой, тогда бы у него была призрачная надежда, что когда-нибудь она вернется. Увидеть ее умирающей, значило лишить себя даже видимости надежды. Он бы тогда просто представил, что Настя уехала куда-то очень далеко и надолго. Но не навсегда. Если навсегда, то какой смысл жить дальше?

– А тут, значит, я узнала, что твою Настю в больницу положили, – откуда то издалека донесся Ядвигин голос, – Думаю, выкидыш, может, или аборт делать собралась, порадовалась даже, не скрою. А оно вон как…