«Вот они – прелести холостой бомжацкой жизни», – подумал он и вдруг рассмеялся.

Пусть мокрый, голодный и холодный – но свободный. Это ощущение пьянило и согревало не хуже дорогого марочного коньяка, к которому он с недавних пор пристрастился.

«Пойду, – увидев открытое, словно приглашающее войти, парадное Настиного дома подумал Сергей, – будь что будет. Терять мне нечего. Выставит, значит, так тому и быть, примет – значит, есть счастье на земле».

Сергей долго не решался нажать кнопку звонка. Посмотрел на часы – почти полночь. В такую пору можно ждать только милицию, либо скорую. Перепугает он Настю, а заодно и ее больную мать. Сергей решил дождаться утра, переночевав на лестнице. В подъезде было тепло и даже чисто, остальные неудобства он как нибуть переживет.

Сергей снял пиджак, собираясь расстелить его на полу, но вдруг услышал щелчок дверного замка. В дверном проеме стояла Настя и смотрела на Сергея хоть и без особой радости, но и без удивления. Глаза ее уставшие, заплаканные, остановились на его лице, губы дрогнули не то в улыбке, не то в сдерживаемых рыданиях.

– Я в окно вас видела. Проходите, – и вдруг, закрыв лицо руками, она добавила, – мама умерла, сегодня похоронила…

Настя разрыдалась. Тихо, без истерических воплей, только плечи ее конвульсивно подрагивали. Сергей обнял Настю. Он не пытался ее успокаивать, знал – лучше пусть выплачется, только держал крепко в объятиях, будто боялся, что это хрупкое тело от сотрясаемых его рыданий рассыплется. А может, просто боялся выпустить из рук свою мечту.

Они пили чай в чистой, но убого обставленной кухне. Создавалось впечатление, что из помещения были вынесены все мало-мальски ценные вещи. В углу кухонного гарнитура в просвете между шкафчиками и столешницей сиротливо сиял невыцветший кусок обои, наверняка там стояло что-то из кухонной техники. Холодильника тоже не было, хотя отличающаяся по цвету плитка на полу возле окна явно указывала, что он когда-то там стоял.

– Все что можно было продать я продала или в ломбарде заложила, вряд ли теперь выкуплю, – словно угадав мысли Сергея сказала Настя, – да и зачем мне холодильник, продуктов много не надо, чтоб на одного готовить, – ее голос снова дрогнул.

– Не на одного, – вырвалось у Сергея.

Настя удивленного на него взглянула.

– Не понимаю…

– Настя, – Сергей понимал, что вряд ли сейчас подходящий момент говорить о любви, возможно, Настя воспримет его слова как насмешку, но позже он мог просто не решиться на признание, – я…я уже давно люблю вас.

Он увидел, как в глазах девушки вспыхнул гнев. Все правильно, у нее огромное горе, а он тут со своими воздыханиями. Нашел способ утешить.

– Молчите, – увидев, что она собирается что-то сказать, попросил Сергей.

Он резко поднялся, чашка с горячим чаем перевернулась, кипяток вылился прямо на ногу, но он этого не заметил.

– Пожалуйста. Если я сейчас не скажу, то уже никогда… Вы выслушайте, а потом уже решайте. Никогда, ни к кому не чувствовал я, – Сергея волновался, слова путались, словно нитки в клубке, – Так, чтоб сердце саднило. Жил, как козел в чужом огороде: там отщипну, там отщипну. Желудок вроде сыт, но душа то голодная. Потом жизнь показала, что по чем, и что ценить нужно. Ну да сам виноват, по заслугам. Когда встретил вас, тебя, Настя, понял, что значит слово «отрада». Душа отдыхает, на тебя глядя. Веришь, я научился людей жалеть и не презирать при этом. От жены ушел. Думал за деньги счастье купить – не получилось. Купленное счастье, оказывается, требует строгой бухгалтерской отчетности по всем пунктам. Теперь я гол, как сокол, но свободен. Вот предлагаю тебе или прошу, забыл как правильно, руку, сердце, всего себя со всем чем есть. Немного, правда, осталось, только то, что на мне. Согласишься – до конца жизни тебя на руках носить буду. Выгонишь – тоже пойму. Не сопьюсь, не утоплюсь, но…Это как с половиной сердца жить: пациент скорее мертв…

Сергей перевел дух. Он чувствовал, что Настя внимательно, не отрываясь, смотрит ему в лицо, но никак не мог заставить себя глянуть ей в глаза. А вдруг он там прочитает приговор? Дрожали руки, вдруг нестерпимо захотелось закурить, или выпить. Настя поднялась, подошла к одному из кухонных шкафчиков, достала бутылку коньяка, плеснула в стакан и, протянув его Сергею сказала просто:

– Оставайся.

В эту ночь он к ней не притронулся. Понимал: слишком большое потрясение Настя пережила – смерть матери, его появление и неожиданное признание. Такое в один день не переваришь, нужно поразмыслить, прийти в себя. Одно Сергей знал, точнее чувствовал наверняка: его присутствие было Насте не в тягость. Она радовалась появлению в своей квартире, где недавно побывала смерть, живого человека, который разделял боль ее утраты.

– Я постелю тебе на раскладушке, здесь, на кухне, если не возражаешь, апартаменты у нас с мамой, у меня, – вздохнув поправилась она, – метражом не богатые, всего то одна комната.

– Не возражаю. Ты иди, Настя, устала, наверное, я сам о себе позабочусь, не маленький.

Настя выдала ему постельные принадлежности, показала где ванная и ушла в комнату, тихонько притворив за собой дверь.

Сергей долго не мог заснуть: давало себя знать жуткое нервное напряжение последних суток. У него в корень, как любил говаривать один знакомый, изменилась жизнь. Что будет, как будет? Неведомо. Ядвига наверняка не оставит его в покое, она мстительная, его «верная» женушка. Хотя, чего он ерничает? Ядвига, действительно, всегда была ему верна. Достала своей верностью. Почему-то вспомнилась строчка из какого-то стихотворения: «Наверно я такой любви не стою, коль броситься ей в ноги не могу». Навязанная, односторонняя любовь не имеет ценности, теперь Сергей это прекрасно понимал. А если его любовь к Насте тоже односторонняя? Может, пустила она его к себе сегодня из жалости, ведь Настя очень добрая, Сергей это уже давно понял. Утихнет ее тоска по матери, не так она станет нуждаться в присутствии живого духа в доме, и будет смотреть на него как на досадное недоразумение, ошибку, допущенную в смятении чувств. Она же ни словом, ни взглядом не обмолвилась ему о своих чувствах.

«Утро вечера мудренее, – засыпая подумал Сергей, – главное, что она есть в этой жизни. А со мной, или просто рядом – как Бог даст».

Утро, действительно оказалось мудрее ночи. Столкнувшись с Сергеем в дверях кухни, Настя поначалу отпрянула от него, испугавшись, или засмущавшись. Сергей поймал ее руку, приложил к своей щеке, почувствовав едва уловимый, чистый запах детского мыла. Настя вдруг порывисто обняла его за шею, уткнулась головой в грудь. Сергей нежно поднял ее лицо, еще более нежно поцеловал мягкие губы.

Позже, гладя обнаженные Настины плечи, любясь маленькой родинкой, затаившейся между лопаток, он думал о том, что раньше просто употреблял женщин (пока не употребили его). С кем-то ему было хорошо, с кем-то очень. Но то, что он почувствовал с Настей, нельзя было ни с чем либо сравнить, ни описать словами. Есть сено, а есть сверкающая каплями росы травушка, бывает просто приятный теплый весенний день, а бывает воздух, напоенный цветочным ароматом вдыхаешь, словно целительный бальзам и сразу оживаешь. Бывает любовь, а бывает подделка, иногда грубая, иногда схожая с оригиналом настолько, что сложно отличить. Сергей точно знал, что у него к Насте то самое настоящее чувство, к которому ни добавить, ни отнять уже нечего.

– О чем ты думаешь? – Настя повернулась к Сергею лицом, медленно провела ладонью по груди.

– О том, что в день, когда ты скажешь, что любишь меня, я стану самым счастливым человеком на планете.

Настя вдруг напряглась, будто он произнес что-то обидное.

– Сережа, знаешь, тебе, наверное, не стоит ко мне привязываться слишком сильно.

Видя изумление на его лице Настя, опустив глаза, продолжила:

– Будет лучше, если ты станешь относиться ко мне просто как ко временной подружке. Провели хорошо время и разбежались вполне довольные друг другом.

– Но почему, Настя? Ты не веришь мне, думаешь, богатый мужик поиграться в любовь захотел? Ведь я действительно с первого взгляда считай…

– Именно потому, что я тебе верю и не нужно ко мне привязываться, – зажав Сергею рот ладошкой перебила Настя, – Сережа…в общем, это долгая история. Давай договоримся так: никаких планов на будущее, никаких клятв и заверений, живем одним днем, а там как Бог даст.

– Ты другого любишь да? И без взаимности, а со мной, чтобы потешить раненое самолюбие – в голосе Сергея послышались явственные нотки ревности, – Или может я теперь для тебя недостаточно хорош? Конечно, бесприданник, все жене осталось. Ты скажи, Настя, я все пойму и если прикажешь – уйду и больше никогда не появлюсь на твоем горизонте.

– Какой же ты у меня глупый, – она нежно, словно мальчишку, щелкнула его по носу, – не придумывай того, чего нет. Когда-нибудь я тебе все объясню. И все таки, давай не будем загадывать на будущее.

– Как скажешь, Настя.

Сергей хотел ее крепче прижать к себе, но девушка ловко вывернулась вскочила с кровати и, стянув с него простыню, завернулась в нее наподобие римской тоги.

– Молодой человек, – Настя игриво подмигнула ему огромным синим глазом, – насколько я теперь поняла, вы теперь безработный, а вот девушке нужно спешить на службу, на кусок хлеба зарабатывать. И по маме, – голос ее дрогнул, – девять дней нужно будет отбыть, она так хотела. На девятый день, доченька, помяни меня, а дальше не нужно, тебе трудно будет, так сказала.

Сергею не хотелось выпускать Настю из квартиры. Отчасти потому, что ему хотелось видеть ее всегда, каждую секунду. Но еще больше он за нее боялся. Сергею казалось – выйди Настя из этих стен и с ней произойдет что то плохое. К страху примешивалось и чувство досады, и уязвленное самолюбие давало о себе знать: опять он оказывается на содержании у женщины. Нет, он не допустит, чтобы Настя гнула спину, абы его прокормить. Ни-ког-да! Никогда больше ни одна женщина, даже самая любимая в мире, не сможет его купить.