– Ремиссии? Но ведь обычно так говорят если у человека…

– Онкология, – Настя спокойно произнесла для нее наверняка привычное, но для большинства людей такое страшное слово, – мама уже десять лет болеет, с попеременным успехом, с лейкемией ни в чем нельзя быть уверенной, сегодня хорошо, а завтра… Поживем увидим.

Сергей молчал, просто не знал что сказать. Сочувствовать, успокаивать, говорить банальности о том, что все будет хорошо? Ему показалось, что Настя не нуждается ни в сочувствиях, ни в успокоении. Не от черствости души, а потому, что умела принимать жизнь со всеми ее обстоятельствами и превратностями такой, какой она есть. Не плача, не стеная, не жалуясь. Была в этом какая то трогательная мужественность и житейская мудрость, так не вязавшаеся с ее полудетским обликом.

– Все будет хорошо, – все таки сказал он, чтобы нарушить неловкое молчание.

– Конечно, – она подняла глаза и снова посмотрела на него странным, испытующим взглядом, будто пыталась заглянуть в самую душу, – Сергей Васильевич, вы хороший человек, но…, – мне уже пора, – вдруг без всякого перехода закончила она.

– Погодите, Настя, – он схватил ее за руку, будто испугавшись, что она исчезнет, как видение, – вы…если вам нужна будет помощь, я всегда…В общем, обращайтесь.

Сергей волновался, словно неопытный юнец на первом свидании.

– Спасибо, Сергей Васильевич, но ведь, возможно, я никогда и ничем не смогу вам отплатить.

– Не надо…платить, – он словно споткнулся об это слово, – не думайте ни о чем плохом, я просто, по человечески. Вы редкостная девушка Настя, как бриллиант во всем этом…гадстве, – он явно хотел использовать словечко покруче, да постеснялся. Настя это почувствовала и весело рассмеялась.

– Да ладно, Сергей Васильевич, не стесняйтесь, матерные слова в устах мужчины иногда звучат органично – точно отображают суть явлений. Спасибо вам еще раз, но сейчас нам ничего не нужно. Мой трамвай, до свидания. И – спасибо за «редкостную» девушку, но я самая обыкновенная.

– До свидания.

Настя легко, словно бабочка, взлетела на ступеньки трамвая, обернулась, помахала рукой и проворно нырнула в людскую гущу, словно боялась, что Сергей сейчас броситься за ней вдогонку.

С этой их встречи хроническое желание видеть Настю каждый день переросло в острую необходимость. Без этого он чувствовал себя обделенным, появлялось неведомое ему ранее ощущение напрасно прожитого дня. Однако Настя старательно избегала все попытки Сергея остаться с ней наедине. Отработав смену в магазине она умудрялась выскочить из помещения прежде, чем Сергей придумывал благовидный предлог чтобы ее задержать.

«Все правильно, – хмуро думал Сергей, наблюдая, как за окном мелькает ее легкая фигурка, – она порядочный человек, зачем связываться с женатым мужчиной, некрасиво, нехорошо. Что я могу ей предложить? Свидания в парке, номер в гостинице? Никуда и никогда она со мной не пойдет. Все правильно».

Дни, хоть и заполненные работой под завязку, тянулись тоскливо. Вечера дома, с женой, были вообще невыносимы. Ядвига, со свойственной ей проницательностью видела, что с Сергеем что-то твориться. Он перестал реагировать на нее, как на женщину, не отвечал на ее колкости, уходил от скандалов, в которых раньше принимал участие с не меньшим энтузиазмом, чем она. Сергей просто ушел в себя, смотрел на Ядвигу пустыми глазами, словно перед ним была не женщина, а стенка некрашеная. Ядвига была достаточной умной для того, чтобы понять – Сергей влюбился и, кажется, это серьезно.

– Узнаю, кто эта сука – убью, – после очередной безуспешной попытки расшевелить Сергея прошипела Ядвига.

Первым порывом Сергея было вскочить и придушить эту гадину, испоганившую ему всю жизнь. Неимоверным усилием воли он заставил себя втиснуться обратно в кресло и недоуменно посмотреть на жену. Сергей знал на что способна его благоверная в порыве ярости, обильно сдобренной ревностью. Нельзя вызывать ее подозрение, даже тени подозрения. Он боялся не за себя, а за Настю. Настя – сильная девушка. Сергей понял это еще в первую их встречу, когда, она украла из кассы деньги. Но этот поступок был для нее исключением, нежели правилом. Настю загнали в глухой угол, и она сделала все, чтобы из него выбраться. Сила и мужество ее заключались в благородстве, умении достойно, не злобясь, принимать удары судьбы и, не смотря ни на что, любить жизнь. Сергей не мог представить ее плетущей интриги, ненавидящей, оскорбляющей, притворяющейся. Она была простой и незамысловатой, как полевой цветок. Но сколько в той простоте красоты, изящества и прелести, не бросающейся в глаза, однако с каждым днем манящими все сильнее.

Сергей вдруг понял, почему его так влекло к Насте. Устал он от деловых и образованных, стильных и искушенных. Не было в них отрады для его души.

«Все банальные прописные истины, над которыми я когда то смеялся и называл бабской мутью оказались правильными, – усмехнувшись, подумал он, – и что с лица воды не пить, и что сердцу не прикажешь ни полюбить, не разлюбить. Дела…»

– Чего ты ржешь, кобель поганый? Угадала я? Сволочь, да кем бы ты сейчас был, не вытащи я тебя из тюряги и не пристрой к делу? Скотина! Это твоя благодарность?

Ядвига хотела еще что-то сказать, но вдруг всхлипнула и зарыдала. Слезы, ручьями текли по ее щеках, размывая дорожки из дорой косметики. Она судорожно всхлипывала, прикрывая руками рот, будто пыталась загнать внутрь себя стон, рвущийся у нее из груди.

Сергей, потрясенный, не знал что ему предпринять. Он никогда не видел Ядвигу плачущей и не мог даже предположить, что она способна на подобный всплеск эмоций.

«Все таки я плохо знаю женщин», – мелькнула мысль. Он обнял жену за плечи и молча гладил по голове, пытаясь утешить.

«Первый раз мы с тобой по-человечески общаемся», – подумал Сергей, но оказалось, что сказал в слух.

Ядвига напряглась, Сергей почувствовал, как заколотилось ее сердце под тонкой тканью блузки.

Она резко высвободилась из его объятий и, зло сверкнув глазами, прошипела:

– Довести меня до истерики ты называешь «человечески пообщаться»? Все, дорогой, ты подписал себе и своей шлюхе приговор.

– О чем ты говоришь, Ядя, ты ошибаешься, у меня никого нет и…

– Черта с два я ошибаюсь, – перебила она мужа, – Ленчик, преданная душа, все доложил мне о тебе и этой кассирше. Я продам этот гребанный магазин, нет, лучше собственноручно разберу его по камушкам, а кассиршу твою на панель устрою. Под стариков ложиться, молодых то она не удовлетворит, жидковата будет – Ядвига презрительно усмехнулась.

У Сергея потемнело в глазах. Он представил как его Настю мызгает слюнявый старик с трясущимися от вожделения руками и почувствовал, как в нем темной, мутной волной поднимается гнев. Нет, не гнев, а испепеляющая, словно молния, ярость. Он оскалился, будто волк, почувствовавший добычу и двинулся на Ядвигу, испуганно пятившуюся к стене. Она кожей почувствовала: муж ее убьет. Прямо здесь и сейчас, и ничто, никто ее не спасет, ярость, овладевшая им, была неуправляема. Ядвига тоненько, словно заяц, попавший в силки, закричала. Она, вжавшись в стенку и, закрыв лицо руками, кричала так пронзительно, что Сергей, сквозь покрывшую его пелену гнева, смог услышать этот звук. Он остановился, будто натолкнувшись на невидимую стену, с удивлением посмотрел на свои сжатые в кулаки ладони, на жену, переставшую кричать, но бледную, как лист бумаги. Ярость, переставшая набирать обороты, но бурлившая в нем, подобно огненной реке, требовала выхода. Он схватил стоявший рядом стул с витыми ножками и бросил его о стену в пяти сантиметрах от Ядвигиной головы. Разлетевшийся в дребезги стул осыпал ее дождем щепок, одна впилась в щеку и тоненькая струйка крови змейкой потекла по подбородку и шее.

Увидев кровь, Сергей окончательно протрезвел.

– Ну вот и выяснили. Замолчи, – увидев, что жена пытается что-то сказать, приказал он, – благодари Бога, что жива осталась.

Сергей молча смотрел на жену. Он уже знал, что уйдет прямо сейчас и никогда не вернется. В одну секунду для него перестало иметь значение все то, что было так дорого до недавнего времени: собственная безопасность, деньги, положение в обществе, бизнес. Не стоило все это одного Настиного взгляда и улыбки. Слишком высокую цену – собственным страхом, унижением, ощущением неполноценности он заплатил за так называемый успех. Как это, оказывается, просто, взять и уйти, отбросив и растоптав, как таракана, свой страх. Почему он раньше этого не сделал? Потому что раньше у него не было Насти, а сегодня есть и он должен ее защитить. Сделать это можно только находясь рядом с ней. Ядвига не простит ему никогда ни сцены, разыгравшейся только что, ни уязвленного самолюбия, принимаемого ею за непереносимые страдания…

… Прохладный ночной майский ветерок приятно освежал разгоряченное лицо Сергея. Он бродил по улицам города не решаясь пройти еще три квартала – там находился Настин дом.

«Куда пойти, куда податься», – крутилась в голове невеселая мысль. Собственно, кроме как к Насте податься было некуда. Родительский дом он по глупости продал – хотел хоть часть денег вложить в женин капитал, чтобы не чувствовать себя совсем уж иждивенцем. К братьям, хоть к одному, хоть к другому хода нет: они будут уговаривать его вернуться к Ядвиге. Супружница так запудрила братьям мозги, что лучшей невестки они и представить не могут, а все его объяснения примут за россказни избалованного шалапута.

«Приду я сейчас к Насте и что скажу? Здрастье, я ваш начальник, адрес мне выдали по месту вашей работы. Дайте попить, а то так есть хочется, что аж переночевать негде? Да она мне вообще дверь не откроет и правильно сделает. С порога в любви признаваться? Не поверит, подумает, что буржуй с жиру бесится, скромных девушек захотелось. Я бы на ее месте так решил».

Прохладный ветерок вдруг резко сделался пронизывающим. Темные тучи заволокли небо, собиралась первая весенняя гроза. Через несколько минут тяжелые капли, словно налитые ягоды, посыпались с неба и Сергей в секунду помок до нитки.