Нотки ее тона слишком знакомые, слишком болезненные для меня, и я медленно, но верно соскальзываю в панику, как вдруг тишина за окном взрывается полицейскими сиренами. Слышен визг шин, и пустую улицу перед соседним домом вдруг заполняют десятки автомобилей.

— Что такое? Что происходит? — удивляется мама. 

К дому высыпают полицейские в форме и люди в строгих темных костюмах.

Выхожу следом за мамой на улицу. Другие соседи, заинтересовавшись шумом, тоже подтягиваются. Толпа ахает, когда из дома выводят полуодетую девочку. Ее шатает, а ноги заплетаются.

— Ай, ай, ай! Какой скандал, — сокрушается мама, прижав руки к лицу. — Куда ты? — только и спрашивает она, когда я, при виде оживления возле двери, начинаю пятиться.

Слишком хорошо понимаю, кого из дома выведут следующим.

Прошедшие годы никак не изменили его. Сэм по-прежнему не похож на маньяка, от которого следует держать детей, как можно дальше. С заломленными полицией руками, Сэм выглядит скорее нелепо. При виде его бесцветной футболки, засаленных волос и удивленного, даже обиженного, как у ребенка, выражения лица, никогда не подумаешь, что полиция не ошиблась и зяла того, кого надо.

— Должно быть, это какая-то ошибка, — долетает до меня разговор соседей. 

Не могу устоять на месте. Земля под моими ногами снова горит. Хочу сорваться и бежать, вниз по улице, мимо подстриженных лужаек, ухоженных домов и других вышедших на шум соседей. Они не поверят в это до последнего, даже когда ему предъявят обвинения. 

«Мы и подумать не могли, что он на такое способен!»

Пячусь, как рак, и по неаккуратности налетаю на офицера полиции. Он ловит меня за руки, но те дрожат так сильно, что это не укрывается от его внимания.

— Не волнуйтесь, мэм, — козыряет он мне. — Должно быть, у вас тоже есть дети? Он больше не сможет никому навредить.

— Но как… Как вы узнали, что он вообще способен на это?

Кому вы поверили, хочется спросить. Кто все-таки рассказал вам об этом или на чем, после стольких лет, прокололся Сэм?

— Один мужчина дал показания, мэм, — с серьезным лицом отвечает офицер. — Его любимая девушка пострадала, а преступнику все сошло с рук. Теперь она никому не доверяет и больше не может быть счастливой.

Мои глаза вот-вот вывалятся из орбит. 

— И вы поверили этому мужчине?

— Не сразу, разумеется. Была проделана огромная работа, мы изучали все случаи, о которых нам было известно. А после решили поймать его на горячем. Та девочка не пострадала, мы успели вовремя. Вообще это мы ее и подослали, чтобы у нас были свежие доказательства его вины. Хотя, конечно, теперь все зависит от суда присяжных… Им решать его судьбу. Если вдруг вы знаете кого-то, кто пострадал от его рук, дайте знать. Этим вы поможете следствию.

Киваю, но не могу вымолвить и слова, только принимаю из его рук визитку с номером телефона.

— Позвоните, если вдруг что-то вспомните.

Кое-как добираюсь до дома, сажусь на крыльцо и смотрю, как постепенно разъезжаются машины. Как расходятся соседи, насытившись сплетнями. Моя мама возвращается последней.

— Милая? — каким-то треснувшим голосом зовет меня мама. — Все в порядке?

Поднимаю на нее глаза, но мама избегает смотреть на меня. Мнет пальцы, глядя себе под ноги.

— Я не лгала тебе, мама. Той ночью я сказала тебе правду. И ты знаешь, что нет никакой ошибки в том, в чем его обвиняют. Это сделал он. 

Она делает рваный неглубокий вдох и со словами, что пора ставить ужин, уходит мимо меня в дом.

Больше мне здесь делать нечего.

Достаю телефон и отправляю сообщение. Тут же получаю ответ: «Выезжаю». От еды отказываюсь, оставаясь сидеть на крыльце. Часть полицейских в штатском все еще суетятся возле дома напротив, сейчас там ведется обыск.

Грант приезжает через четверть часа, весь день он был поблизости. На всякий случай, как он выразился.

При виде крепких рук, тонких запястий и узких бедер я моментально млею. Мне никогда не надоест смотреть на него.

— Привет! — говорит Адам с широкой улыбкой. — Я тут проездом. Приехал к любимой девушке, может, знаете ее?

Мои глаза расширяются. Он повторяет почти слово-в-слово свою реплику, после которой моя жизнь необратимо изменилась. А теперь в доме Сэма ведется обыск, а я получила второй шанс.

— Его арестовали сегодня, — почти шепчу. — Как ты этого добился? Это ведь был ты? Тот мужчина, что первым дал показания?

Грант криво улыбается, запустив правую руку в волосы.

— Это было не так героически, как ты себе представляешь. Свой первый допрос я даже не помню.

— Допрос? Даже так?

— Да, меня арестовали на трое суток. Сначала офицеры решили, что я рассказываю им о себе, просто в третьем лице. И что меня мучает раскаяние, поэтому я так… напился. Я перебрал в ту ночь, когда только узнал от Ланы всю правду. И меня арестовали за дебош и… за то, что оскорбление полицейского. А потом я протрезвел, все им рассказал и меня отпустили.

Сбегаю к нему и целую.

— Вау, — выдыхает Грант. — Какой теплый прием! А ведь я еще даже не начал рассказывать о том, каким богатым и завидным женихом скоро буду.

— Подписал?!

— А ты во мне сомневалась? — надувает грудь этот индюк. — И не только подписал! Но еще и выбил лучшие условия, проценты и даже…

— Ни стыда, ни совести, — доносится с порога.

Замираю, будто покрывшись коркой льда. Мама сканирует Гранта колючим взглядом, сложив руки на груди.

Не успеваю сказать ни слова, как она уже делает выводы:

— Постеснялась бы приводить клиентов к материнскому дому.

Не знаю, сколько сессий у психолога придется потратить на то, чтобы мамина грубость перестала превращать меня в испуганную девочку, у которой язык прирос к нёбу.

— Добрый вечер, мэм, — произносит Грант.

Он сильнее обнимает меня за талию, и его прикосновения срабатывают для меня якорем. Опорой, которая не дает мне соскользнуть в стыд и ярость. 

— Мам, это мой бойфренд.

— Адам Грант, — говорит он, протянув руку.

Мама так и остается стоять на пороге, сложив обе руки на груди.

Адам медленно опускает руку, а я снова и снова сглатываю, как будто это поможет избавиться от едкого привкуса горечи во рту.

— Что ж… Можем ехать? — Грант переводит взгляд на меня, и я киваю.

Он не отпускает моей талии, так и обходит вместе со мной машину и распахивает для меня дверь. Сажусь и смотрю, как Адам обходит машину, но замирает перед домом и что-то говорит моей матери.

Когда он открывает водительскую дверь, лицо мамы перекошено так, будто он послал ее прямым текстом, но я более чем уверена в том, что Адам не сделал этого.

— Как ваше имя, вы сказали? — цедит сквозь зубы мама.

— Адам Грант… Всего хорошего, мэм.

Мамино лицо неожиданно вытягивается, а глаза лезут на лоб.

— Подождите… Тот самый Адам Грант? Музыкант? Неужели это вы?!

Грант заводит машину и выворачивает на середину дороги. Мои зубы отбивают чечетку, а руки дрожат, но я все-таки нахожу в себе силы, чтобы спросить:

— Что ты ей сказал?

— Что это не тебе, а ей должно быть стыдно.

Прикусываю нижнюю губу и накрываю его руку на коробке передач.

— Спасибо. Я рада, что нашла в себе силы уехать отсюда. Иначе никогда бы не встретила тебя снова. Но больше я сюда не вернусь.

Какое-то время мы едем в тишине, а после я включаю магнитолу, и салон машины наполняется знакомыми мелодиями из дебютного альбома Адама Гранта, который скоро, благодаря контракту со звукозаписывающей компанией, будет продаваться по всему миру.

Карьера Гранта тоже напоминает феникса. Его прежний бизнес сгорел после разрыва с Дональдом, но Адам нашел в себе силы возродиться из пепла. Он перестал размениваться по мелочам и больше не просил искусственный интеллект сочинять короткие треки вместо себя. Теперь он писал полноценную и офигенную музыку сам.

— Нет, — кривится Адам, как и всегда, на одном и том же припеве. — Здесь все-таки надо было сыграть иначе. Зря ты меня убедила оставить так, как есть.

Вспоминаю тот горячий секс на рояле, когда я, по его мнению, переубеждала его оставить все, как есть. Я просто сорвалась, на самом деле. Взлохмаченный полуголый Грант в одной рубашке возле рояля — это зрелище выше моих сил.

— Знаешь, я тут подумал… А может попросим Аннет еще денек приглядеть за Чарльзом?

— А то с младенцем и так скучно, да? — отвечаю ему под стать. — Чарльз скучает, а я уже скучаю по этой наглой рыжей морде. 

— Да просто к вечеру были бы в Вегасе... Подумай. Провели бы там денек и вернулись бы. Что скажешь?

— Почему именно Вегас?

Грант сворачивает к обочине и выуживает из кармана бархатную коробочку, которую протягивает мне. 

— Жаклин, — неожиданно официально начинает он. — Согласна ли ты…

— Стой! — кричу так, что уши закладывает.

— Да ешкин кот! — бьет по рулю Грант. — Что такое?

— Больше не называй меня Жаклин. Это мое... рабочее имя.

— Хорошо, но я никогда не знал твоего настоящего имени.

— И не надо, — качаю головой. — Я больше не та, какой была прежде, и никогда ею не буду. Джеки подойдет. Лишь бы не Жаклин, ради бога.

— Джеки… — выдыхает Грант.

— Уже лучше.

— Так и будешь меня прерывать?

— Прости, пожалуйста. И продолжай.

Адам с пару секунд собирается с мыслями, а потом широко улыбается.

— Джеки, махнем в Вегас?

— Эй! Я бы хотела услышать официальное предложение руки и сердца!

— Да что ты будешь делать!

Он наклоняется и впивается в мои губы глубоким поцелуем, а потом отстраняется и шепчет на одном дыхании: