Андрей помолчал минуту.

— Таня, я хочу рассказать тебе все. У пожара нашего коттеджа длинная предыстория… Танюш, завари-ка чаю покрепче…. Я купил крупнолистовой, держи…

Андрей подождал, пока Таня залила заварной чайничек, и продолжил.

— Да, вот. Я и сам не знаю наверняка многих подробностей, но, по словам Михалыча и Глеба Сергеевича, все началось еще на рубеже семидесятых-восьмидесятых. Какой-то крупный советский чиновник, очень крупный, охотился в крымском заповеднике. Неожиданно спустился туман, люди заблудились, потеряли друг друга из виду. Охранник, присутствоваший на этой охоте, стал искать своего подопечного, заглядывать в такие заросли, куда, очевидно, редко заглядывали раньше даже лесники. Он нашел пещеру. Глубоко в нее в тот день не полез, но, будучи спелеологом-любителем, а также и в целях обеспечения безопасности правительственных охотничьих угодий, охранник отыскал эту пещеру через несколько дней и обследовал. И обнаружил Пирамиду.

— Андрей, а она тогда тоже светилась, как теперь?

— Говорят, да. Пирамиду сразу засекретили. Решили, что она — дел рук инопланетян. Охранник доложил своему начальнику, о пирамиде узнали еще 2–3 человека, и среди посвященных оказался Глеб Сергеевич. Может быть, другие бы долго ломали голову над возможностями Пирамиды. Но так случилось, что у Глеба Сегеевича мозги были устроены особым образом. Он ведь не случайно носил это имя — Глеб. Его отец работал в НКВД еще до войны, чудом избежал расстрела. И вот этот отец фанател от одного очень известного чекиста двадцатых годов. От Глеба Бокия. Вот буквально — фанател. Тащился и перся. И хотя Бокия расстреляли как врага народа, его фанат назвал своего сына в честь Бокия, Глебом. И передал своему сыну все, что знал о Бокие. И факты передал, и легенды.

Андрей налил себе чаю и отпил маленький глоток.

— Согласно одной из популярных легенд, чекисты проявляли большой интерес к британскому писателю-фантасту Герберту Уэллсу, автору романа «Машина времени». Бокий, якобы, верил в то, что Уэллс знает о перемещениях во времени больше, чем рассказал в романе. Чекисты, вроде бы, еще до войны, организовали научно-исследовательскую группу, которая пыталась создать машину времени. И в семидесятые-восьмидесятые годы многие говорили и мечтали о машине времени.

— Я помню, смотрела в детстве «Гостью из будущего». В конце восьмидесятых, кажется. И американский, «Назад в будущее». Там, где паренек по имени Марти был. Тогда примерно и смотрела.

— Во-во, я тоже смотрел. Спасибо Киру Булычеву и тому же Уэллсу. Но наш Глеб Сергеевич не просто мечтал, он был одержим этой идеей и твердо верил в реальность ее воплощения. Может, это была не только вера. Кто его знает, может, он еще раньше что-то понял о путешествиях в прошлое, еще до того, как нашли Пирамиду? Как бы там ни было, он быстро разобрался, как активировать Пирамиду. Двое других особистов и один кибернетик из секретного института не смогли это сделать, а он смог. Сначала в прошлое отправили какого-то парня. Тот парень не вернулся. Просто исчез возле Пирамиды, и никто никогда его не видел. Следующим был Михалыч, он вернулся назад. Через несколько дней Глеб Сергеевич отправился в прошлое и тоже вернулся обратно, в свой восемьдесят какой-то год. Он доложил лично Андропову, и Андропов засекретил исследования Пирамиды, жесточайшим образом засекретил. О ее возможностях знали или догадывались не более десяти человек — сотрудники КГБ и двое секретных ученых. Бумаге участники проекта доверяли по-минимуму. К тому же, Глеб Сергеевич вел собственную игру, поэтому если что-то и осталось о Пирамиде в архивах, то очень смутное и неясное. Потом умер Андропов. Новому генсеку не успели доложить о проекте, как уже вступил на престол Горбачев, а уж Горбачеву просто не доложили. В КГБ враждовали между собой несколько группировок, в середине каждой из них тоже все было непросто. Началась перестройка, яростная борьба за деньги, и к началу девяностых начальник Глеба Сергеевича, утаивший информацию о Пирамиде от своих новых начальников, решил использовать Пирамиду в самых прагматических целях: как источник информации для поиска крупных сокровищ прошлого и компромата на политиков. Он влез на рынок антиквариата, проворачивал огромные сделки, вел какие-то тайные переговоры с иностранными банками, связался с крупными бандитами. Один за другим погибали члены группы, исследовавшей Пирамиду. Из ее состава, из числа посвященных, остались только трое: начальник, Михалыч и Глеб Сергеевич. Вроде бы не только враждебные группировки их убивали, но и сам этот генерал, начальник группы, убирал свидетелей, хотел полного контроля над Пирамидой. И однажды взорвался его «Мерседес», вместе с ним самим. Михалыч и Глеб Сергеевич почти не светились в московских разборках, которыми занимались генерал и другие члены его группы. После смерти генерала Михалыч и Глеб Сергеевич навсегда уехали из Москвы. Они надеялись, что о них и об их возможностях никто из живых уже не знает. Они решили уменьшить масштаб разыскиваемых сокровищ, чтобы не нарваться на крупную международную мафию. Им понадобился профессиональный историк, и они нашли меня пару лет назад.

Андрей допил чай, запрокинув голову, утер пот со лба.

— Танюш, плесни еще чаю, пить хочется. — Андрей встал и, пока Таня наливала чай, достал из стоявшей в углу сумки какой-то листок, протянул ей. Это было письмо, написанное от руки:

«Если ты читаешь это письмо, — значит, мои худшие опасения подтвердились, и все очень серьезно. За домом следят уже второй день, в центре города ко мне тоже прицепился подозрительный парень. Мне кажется, это не простые бандиты или госструктуры, и вообще не местные. У прошлого сильная хватка. Я чувствую, что это оно — прошлое. Мои московские дела 90-х оставляли мне мало надежды на покой. Теперь я полагаю даже странным, что они так долго не могли меня найти, хотя в последние годы я почти поверил, что навсегда оторвался от погони.

Бывшие соратники моего бывшего шефа считают, что мои операции и доходы — результат обладания таинственным уникальным архивом. В какой-то степени они правы. Источник появления ценнейшей информации в этом архиве им неизвестен. Они не получат архив. Уничтожу все бумаги и оргтехнику, все „ниточки“, как только это зверье проявит себя. Игра рискованная, но мне не привыкать. Не допущу, чтобы П. попала в лапы этих тварей. Это было бы слишком опасно. Поэтому уничтожу все, даже если это будет стоить мне жизни. В молодости я играл однажды в настоящую русскую рулетку. Представь себе, выиграл! И потом еще много раз выигрывал в столь же опасных играх. Надеюсь на победу и теперь. Если все пройдет хорошо, встретимся на известной тебе квартире в столице. Однако угроза серьезна. Ниже привожу приметы тех, кто, вероятно, следит за мной, — все, что мне удалось заметить. Если увидишь рядом этих людей, держись от них подальше. За тобой они вряд ли станут охотиться, ты появился рядом со мной уже после того, как я вышел из московских игр. Но если задержишься в Крыму, то могут, под горячую руку, взяться и за тебя. Не эти бандиты, так менты или эсбэушники. Будь осторожен, и тогда будут высокие шансы на порядок.

Г.С.»

На обратной стороне листка были номера и описания двух машин, приметы четверых людей.

— Что такое «П.»?

— Где?

— Вот, — Таня показала место в письме.

— Это Пирамида, Таня. Пирамида. Глеб Сергеевич писал осторожно: был все-таки мизерный шанс, что это письмо попадет не в мои руки. Хотя тайник вообще-то хороший. У нас с ним был тайник по всем шпионским правилам. На чердаке одной многоэтажки. Глеб Сергеевич заходит в подъезд, оставляет в тайнике на чердаке письмо, через полчаса выходит. Если кто-то наблюдал за ним, то решил, что Глеб Сергеевич заходил в какую-то из квартир. А забирал я это письмо с чердака, заходя через другой подъезд. Так что, если даже за подъездом установили слежку, то на меня никто бы не обратил внимание. Это был тайник на случай, если возле нашего коттеджа будет что-то неладно. Я им пользовался только один раз, да и то оказалось тогда, что Глеб Сергеевич просто устроил учения. Я думал, что у него легкая паранойя от долгой службы в органах. Но теперь понятно, что он правильно перестраховывался. Тайник пригодился.

— Думаешь, никто больше не знает о Пирамиде?

— Она слишком необычная штука, чтобы в ее свойства легко поверить со слов. О ней нужно знать наверняка. А тех, кто знал наверняка, и кто знал ее местонахождение, не осталось в живых. Глеб Сергеевич, по-моему, в это верил. Они действительно думают, что все дело в некоем архиве. Теперь они думают, что архив уничтожен. Но раз уж в Крыму против Глеба Сергеевича работает такая решительная банда, что даже напала на дом средь бела дня, то эти гады могут начать по горячим следам искать связи Глеба Сергеевича и Михалыча, чтобы найти хоть кого-то и хоть что-то. Им ведь надо доложить о каких-то результатах своему начальству. Поэтому, Танюш, надо отступать на север. В ближайшие две-три недели тебе будет, наверное, безопаснее, если ты не будешь находиться рядом со мной. Если они и ищут кого-то из нас, то они ищут меня. А если клада не окажется на месте, то со мной и подавно будет очень грустно.

— Я поеду с тобой, Андрюш. Если дело только в безопасности, то я хочу в ближайшие две-три недели оставаться с тобой.

Глава 50

Киев был в радость. Разноцветные осенние листья на тротуарах настолько сильно впечатались в темно-серый мокрый асфальт, что, казалось, составляли с ним единую фактуру, так и задуманную, нечто вроде авторского дизайна покрытия для пола, какого-нибудь суперлинолеума «Romantic Autumn».

Таня и Андрей провели в Киеве две недели, пока Андрей не объявил, что все готово для экспедиции к тайнику старого железнодорожника.

Накануне отъезда на поиски этого очередного клада, Таня поймала себя на мысли, что ей уже совсем не так остро нужно богатство, как казалось еще совсем недавно. И даже вероятность снова стать офисной работницей, и даже девушкой офисного работника, не казалась ужасной. Если бы Андрей работал на какой-нибудь заурядной менеджерской должности, он все равно был бы ближе, чем Брэд Питт, чем покойный Влад, чем любой из самоуверенных мужчин, пыжащихся за стеклами полумиллионных тачек и за столиками дорогих ресторанов. Таня не знала, почему Андрей ей ближе, и не хотела анализировать. К анализу своих чувств тянет в несчастье, а Таня чувствовала себя счастливой.