— И это ужасает тебя?

— Конечно! Англичане холодны, бесчувственны и жестоки… Мне придется всю жизнь жить среди таких бессердечных людей, людей, которые никогда не смеются и никого не любят… жить без тебя…

— Кто же этот суровый англичанин?

— Герцог Фэйверстоун. Он скоро приедет сюда на «Золотой приз». — Тина подумала, что граф не понял, и пояснила: — Это наши самые знаменитые скачки.

— Я наслышан о них. Но зачем тебе выходить за английского герцога?

— Потому что сейчас нет подходящих принцев в царствующих домах, а он родственник королевы Виктории.

— И ты думаешь, что будешь с ним несчастна?

— Как же иначе? Тем более после того, как полюбила тебя? — Тина тяжело вздохнула. — Моя сестра Мелани так отчаянно несчастлива со своим мужем, кронпринцем Фюрстенбурга… Так будет и со мной…

Граф немного помолчал, а затем решительно, но мягко уверил девушку:

— Итак, поскольку я не в силах буду вынести твое несчастье, моя радость, я спасу тебя.

— Спасешь? — изумилась Тина, и на мгновение свет надежды блеснул в ее глазах. Правда, он тут же погас, едва она прошептала: — Но ты не можешь ничего сделать. Кендрик не шутил, и папа никогда не простит мне бегства в Париж… Словом, я постоянно буду находиться в страхе и тоске за твою жизнь…

— Подумай, действительно ли моя любовь тебе дороже того, что может предоставить принцессе Виденштайнской английский герцог? Ведь если мы с тобой удалимся в изгнание, то нас ждет почти бедность, а готова ли ты к ней после столь многолетней привычки к хорошим платьям, драгоценностям, комфорту, слугам? Лишиться всего этого — ради одного мужчины?!

— Я готова носить лохмотья… мыть полы… просить милостыню — лишь бы быть с тобой! — Что-то новое, решительное и властное, прозвучало теперь в словах девушки, и граф, уже не колеблясь, прижал ее к груди. Когда же для продолжения поцелуя у них не хватило уже дыхания, он сказал:

— Я найду выход из этого тупика, и, может быть, он будет не таким уж пугающим, как тебе представляется.

— Значит, я смогу быть с тобой?

— Быть моей женой, — улыбнулся граф. — В первый раз, поверь мне. Тина, я прошу женщину стать моей женой, ибо в первый раз я встретил существо, с которым, я уверен, буду счастлив до конца дней.

— А я — с тобой.

— И никогда ни один мужчина не заинтересует тебя?

— Никогда. Ни один. — При этом Тина вспомнила о герцоге и вздрогнула от отвращения. — Так что же мы будем делать? Что?

— Я уже как-то раз просил тебя оставить все хлопоты мне, — напомнил граф. — А поскольку я должен быть уверен в успехе, позволь мне пока ничего об этом не говорить.

— Но если… у тебя ничего не выйдет?

— Убедит ли тебя в успехе тот факт, что я всегда добивался в жизни всего, чего бы ни захотел? А тебя. Тина. я хочу так, как ничего никогда в жизни не хотел.

— Я буду молиться, снова молиться, как перед дуэлью, чтобы… Но все же, я боюсь…

— Я тоже боюсь потерять тебя, и поэтому теперь, после того, как ты сообщила мне о своем происхождении, мне лучше покинуть Эттинген.

Тина обвила руками его шею.

— Но как мне отпустить тебя? А если я никогда не увижу тебя больше? Что со мной тогда будет? Я не могу потерять тебя еще раз, Жан!

— Как и я. Именно поэтому ты и должна мне верить безоговорочно.

— Я знаю, что ты самый благородный, самый удивительный человек во всем мире! Но ведь есть еще папа, и двор, и вся страна… Как тебе одолеть их всех?

— Любовь побеждает все. И надо верить, что и наши чувства способны на многое.

— Да-да, наши чувства спасут нас! — с жаром подхватила девушка. — Ведь ты для меня весь мир! Теперь нет для меня ни неба, ни моря, ни луны, ни солнца, ни звезд — есть только ты один!

Граф нежно прижался щекой к ее щеке.

— Я обожаю тебя! И когда-нибудь докажу это… Когда мы поженимся.

— Ах, если бы это произошло побыстрей!

— Главное в деле победы — верить в нее, — улыбнулся граф. — И поэтому, прошу тебя. Тина, верь в меня, верь!

Девушка задохнулась от счастья.

— Я верю.

— Тогда мы выиграем, моя любовь.

И он снова стал целовать ее до тех пор, пока горячая воина не затопила обоих — и все стало понятно без слов.

И пусть разум Тины еще сопротивлялся — ее тело, душа, сердце и детская вера в Бога говорили о том, что все будет хорошо.

Господь подарил ей эту любовь — и она верила, что он воплотит в жизнь все ее радости.

Глава 7

Поезд, направлявшийся в столицу, набрал скорость уже через несколько минут после узловой станции, и Тина, не спускавшая глаз с брата, заметила, что он волнуется не меньше ее.

Волнение это началось еще вчера, когда в Эттинген прибыл курьер из дворца с требованием немедленно возвращаться. Разгадать причину такой спешки брат с сестрой так и не смогли, а потому сильно беспокоились.

Как только они остались наедине, Тина спросила:

— Как ты думаешь, неужели все это потому, что папа узнал о наших похождениях в Париже? По кто мог сообщить ему об этом?

— Кто угодно, но только, мне кажется, вызывают нас в столицу совсем не по этой причине.

— К чему же тогда такая спешка?

— Ума не приложу.

И тогда Тина рассказала брату секрет о приезде графа, который она скрывала от него целых два дня.

— Он приезжал сюда?! — недоверчиво воскликнул брат.

Девушка молча кивнула, а затем поведала Кендрику и то, что рассказала возлюбленному об их происхождении, а он, в свою очередь, пообещал жениться на ней, несмотря ни на какие препятствия и трудности.

— Ты сумасшедшая, если поверила его обещаниям, — презрительно усмехнулся Кендрик.

— Он сказал, что я должна только верить ему — и все будет хорошо… Кендрик заботливо обнял сестру.

— Послушай, Тина, я знаю о твоих чувствах к графу, знаю о твоих страданиях, но я не хочу, чтобы ты поддавалась ложным обольщениям. Они сделают тебя лишь еще более несчастной, чем сейчас.

— Но я люблю его, — тихо ответила Тина. — Я слишком люблю его, Кендрик!

— Я знаю, — мягко сказал брат, — но и я люблю тебя, а потому говорю прямо и откровенно: забудь его. Ведь если граф даже осмелится попросить у отца твоей руки, то ничем иным, как крупными неприятностями, дело для него не кончится.

— Я уже предупредила его об этом.

— Тогда он должен прислушаться к твоим словам, ибо он умен — и безоговорочно вернуться в Париж. Я бы на его месте поступил именно так.

— Наверное, и я… тоже, — согласилась Тина и уже в который раз заплакала.

Поезд прибывал в столицу Виденштайна поздним полуднем, и Тина, как только увидела на платформе статс-секретаря и множество дворцовых слуг, почувствовала, что дверцы золотой клетки готовы за ней захлопнуться.

Отныне она больше не Тина Бельфлер и даже не графиня де Кастельно, а ее королевское высочество принцесса Мария-Терезия.

Брат с сестрой проследовали до кареты, окруженные бесчисленным количеством дежурных офицеров, раздвигавших толпу, восторженно приветствовавшую их высочеств.

При первой же возможности Тина спросила у статс-секретаря:

— По почему за нами было послано с такой поспешностью? Мы собирались вернуться еще только через десять дней.

— Полагаю, что его королевское величество объяснит вам все причины возвращения. Я же прошу и вас и его королевское высочество по прибытии во дворец тотчас отправиться в свои покои и срочно переодеться. — Тина в изумлении посмотрела на секретаря. — Его королевское величество пребывает с гостями, и вы найдете его в Красной приемной.

Услышав о Красной приемной, девушка сразу поняла, что речь идет о каких-то очень важных гостях, и уныло задумалась о цели их очередного визита.

Большего от статс-секретаря добиться было все равно невозможно, и Тина погрузилась в молчаливое созерцание народа, во множестве собравшегося по сторонам их дороги и махавшего им шляпами и платками.

— Что же произошло, как ты думаешь? — спросила она брата только под конец, когда они уже поднимались по мраморным дворцовым ступеням.

— Совершенно ничего не понимаю, — ответил он, — но буду благодарен любой отсрочке, которая хоть немного задержит бурю, уже готовую разразиться над нашими головами.

Испуганная и тоже ничего не понимающая, девушка переоделась, как могла быстро, даже особо не обратив внимания на платье, которое выбрала для нее камеристка.

На самом же деле оно было очень милым, пусть не таким роскошным, как те, которые она брала с собой в Париж, но зато его простота делала Тину еще более юной и похожей на весну.

Через несколько минут к ней в комнату зашел Кендрик, чтобы пойти в приемную вместе, и как школьники, которых уличили в прогуле, брат с сестрой отправились вниз. Лакей немедленно распахнул перед ними двери.

В приемной, кроме их родителей, оказалось еще всего несколько человек.

Эрцгерцог даже поднялся им навстречу, и Тина подставила отцу щеку для поцелуя.

— Вот мы и дома, папа!

— Рад видеть тебя, моя дорогая! Произнесенные слова и, главное, сам тон отца дали Тине понять, что все их страхи необоснованны, а их срочное возвращение во дворец продиктовано отнюдь не отцовским гневом.

— А как ты, мой мальчик? — поинтересовался эрцгерцог у Кендрика.

— Счастлив вернуться домой, сир. Леопольд улыбнулся, понимая, что штудии профессора Шварца сыну надоели изрядно, а затем взял за руку дочь.

— Я вернул вас домой, — начал он, — потому, что герцог Фэйверстоун прибыл к нам несколько раньше, чем предполагалось. Сейчас он разговаривает с твоей матерью, и я представлю его тебе.

Тина на мгновение окаменела, но ничего невозможно было сделать, стоя в толпе придворных и политиков, и оставалось только смотреть в ту сторону, где ее мать действительно с кем-то серьезно разговаривала.

В эту минуту она поняла, что, конечно, ее брат был прав и что даже такой человек, как граф, никогда не добьется, чтобы она стала его женой. И слабый проблеск надежды, который теплился в ее сердце со времени приезда графа в Эттинген, погас, как огонь свечи, потушенный грубой рукой. Отныне уже никто и ничто не спасет ее от брака с ненавистным англичанином.