Ей захотелось убежать прочь, устроить скандал, все, что угодно, лишь бы не знакомиться с герцогом, но долгие годы дисциплины и дворцовой школы заставили ее отступиться от столь безумного шага, а спокойно подойти вместе с отцом к человеку, из-за которого судьба ее решалась так трагически — и который лишал ее счастья любви.

Единственное, на что еще можно было надеяться, что пол приемной сейчас разверзнется и поглотит ее — или она умрет еще каким-нибудь способом.

Тем не менее ничего подобного не произошло, она продолжала стоять рядом с отцом, стараясь только не поднимать глаз на того, кому суждено было стать ее нелюбимым мужем.

— Ах, вот и ты. Тина, — раздался над ее ухом голос матери. Но отвечать ей даже не пришлось, ибо отец уже представлял ей герцога:

— Позволь мне представить тебе, Тина, герцога Фэйверстоуна, нашего нежданного, но дорогого гостя!

Девушка автоматически протянула руку, которая тотчас оказалась в крепком пожатии, и низкий мужской голос произнес:

— Счастлив познакомиться с ее королевским высочеством.

Что-то до боли знакомое почудилось Тине в этом голосе и в этом прикосновении, и медленно, словно через силу. Тина подняла на говорившего глаза. На мгновение ей показалось, что она снова грезит — или просто сошла с ума.

На нее смотрел ее Жан, высокий, темноволосый и прекрасный, с улыбкой на губах и любовью во взгляде.

Девушке почудилось, что она теряет сознание, и как в бреду она услышала тихие обращенные к ней знакомые слова:

— Я же говорил, чтобы ты верила мне.


Платформа была покрыта алым ковром, а королевский поезд отливал белым и малиновым, только что заново покрашенный.

Аплодисменты толпы, растянувшейся на всю дорогу от дворца до станции, беспрерывно сопровождали молодых к свадебному поезду.

Наконец в здании вокзала принцесса Мария-Терезия герцогиня Фэйверстоун с мужем начали прощаться с августейшей семьей и многочисленными гостями, пришедшими проводить жениха и невесту в свадебное путешествие.

Поезд сегодня отправлялся значительно позже, чем обычно, ибо молодые задержались на королевском банкете, который устроили после венчания.

Банкет, по обычаю, должен был состояться еще вчера, но поскольку лошади герцога выиграли главный приз скачек, то он провел предыдущий вечер в Жокей-клубе за обедом, который всегда дается в честь победителя.

Свадебная же церемония длилась целый день, но несмотря на это, Тина не устала ни капли.

Она была так счастлива и так возбуждена, что казалось, все происходящее только удивительный сон, а сама она парит на крыльях экстаза.

По побыть с графом наедине у нее практически не было никакой возможности.

А у девушки были к нему тысячи вопросов, которые можно было задать, только оставшись вдвоем да еще и в полной уверенности, что их не подслушивают.

Через два дня пребывания во дворце Виденштайна граф уехал обратно в Англию, чтобы сообщить королеве и прочим родственникам о принятом решении и совершить необходимые приготовления.

Их оставили наедине всего лишь на пять минут, чтобы герцог, как и полагается, официально сделал принцессе предложение.

Но разговора даже в эти короткие мгновения не получилось, ибо влюбленные немедленно бросились друг к другу и соединились в долгом поцелуе, забыв про все вопросы и ответы.

— Так это правда… что ты герцог Фэйверстоун? — задыхаясь от поцелуев, все-таки спросила напоследок Тина.

— Я задавал себе точно такой же вопрос, когда Тина де Кастельно утверждала, что она принцесса Мария-Терезия, — улыбнулся герцог, после чего вновь стал целовать невесту, сделав ненужными все дальнейшие расспросы.

Прощаясь с сестрой, Кендрик весело шепнул ей на ухо:

— Клянусь, ты теперь вечно должна благодарить меня, что я взял тебя с собой в Париж!

— О. у меня даже нет слов, чтобы выразить тебе всю благодарность за столь блистательную авантюру! — и близнецы заговорщицки подмигнули друг другу. Теперь они были счастливы оба, ибо в вечер возвращения эрцгерцог вызвал к себе сына и заявил:

— Кстати, Кендрик, мои планы в отношении тебя изменились. В Дюссельдорф ты не поедешь. — Не веря своему счастью, Кендрик молчал. — Наш министр обороны полагает, что Пруссия рано или поздно все же начнет свое вторжение во Францию, и потому с нашей стороны не стоит никаким образом намекать Бисмарку на нашу поддержку.

— Совершенно с тобой согласен, папа!

— Таким образом, мы решили, что будет гораздо лучше, если мы пошлем военную миссию под командованием генерала Нихаймса сначала в Англию, а потом и в другие страны Европы. А ты станешь адъютантом генерала. — Па лице сына отразился такой восторг, что эрцгерцог не удержался и добавил: — Правда, генерал считает, что первым делом надо все-таки посетить не Лондон, а Париж.

— Какие прекрасные новости, папа!

Леопольд положил руку на плечо принца.

— Я знал, что эта новость обрадует тебя больше всего. Я, пожалуй, и сам поеду с вами.

— Конечно, это абсолютно верное решение, сир: вы непременно должны увидеть, с каким блеском я справляюсь с возложенной на меня ответственной миссией!

Эрцгерцог рассмеялся.

— Вижу, вижу, Кендрик, в тебе уже есть зачатки дипломата. Я подумаю о твоих словах.

Отец с сыном обменялись многозначительными улыбками, и счастливый принц помчался наверх поделиться радостными новостями с сестрой.

Первые мгновения он даже не мог ничего сказать, а только пылко обнимал Тину, хлопая ее по спине, как бывало в детстве.

— Увидишь ли ты в Париже свою Ивонну? — спросила она.

— Ну, на этот раз я обращу свои взоры на кого-нибудь повыше рангом!

— Но покупать драгоценности у Массина ты все равно не сможешь. — улыбнулась Тина, и они оба расхохотались.

И вот теперь наступила пора прощания. Тина поцеловала брата, а потом отца и мать.

— Желаю тебе всяческого счастья, — ласково напутствовал дочь эрцгерцог.

— Я уже и так счастливей, чем была когда-нибудь в жизни! — призналась Тина.

Отец немного удивился, но остался вполне доволен ответом дочери, посчитав, что такая откровенность совершенно излишня, но, с другой стороны, радуясь счастью младшей дочери. Сердце эрцгерцога постоянно грызло раскаяние за судьбу старшей, несчастной Мелани, которую выдали замуж против ее воли за человека нелюбимого и несимпатичного.

Но на сей раз сияющие глаза дочери и некий свет радости, исходивший от новобрачной, говорили отцу, что его любимая Тина действительно счастлива.

Поезд тронулся, увозя махавшую платками счастливую пару.

Когда же вся королевская семья скрылась из виду. Тина наконец повернулась к мужу, мгновенно оказавшись в его объятиях.

Но через некоторое время герцог ласково отстранил ее, сказав:

— Сегодня у тебя был долгий-долгий день, моя радость. Ложись-ка в постель, пока я сниму с себя всю эту мишуру.

Тина улыбнулась:

— Но ты выглядишь в ней так роскошно!

На герцоге был надет мундир генерал-полковника королевской конной гвардии, вся грудь которого была увешана галунами и орденами.

— О том, как выглядишь ты, я предпочту пока умолчать и скажу тебе чуть позже. Впрочем, поскольку я очень хочу это сделать, прошу тебя поторопиться отправиться в постель.

Тина немного покраснела, но поспешила в спальню, расположенную рядом с салоном. Она очень хорошо знала этот королевский поезд, поскольку ее отец, частенько разъезжавший по всей Европе, брал дочь с собой куда только возможно.

Правда, в главной спальне, тем более почти заново переделанной к ее свадьбе, она еще никогда не спала.

Вагон отделывали в спешке, ибо герцог очень торопил со свадьбой, объясняя это тем, что мать его тяжело больна, и случись с ней что, бракосочетание будет отложено на год по случаю траура. Впоследствии, правда, выяснилось, что сын весьма преувеличил опасность, и свекровь

Тины, находясь под наблюдением врачей, прожила рядом с ними еще долгие годы.

Но в Виденштайне все это приняли близко к сердцу — и началась бурная подготовка к свадьбе. Все произошло буквально в три дня, и страна ликовала, воздавая должное настойчивости и пылу влюбленного герцога.

Поначалу отец с матерью возражали против такой, как они выражались, "невиданной поспешности», но потом смирились, и, провожая дочь в собор, эрцгерцог даже признался ей:

— Сказать честно, я даже доволен тем, что весь Виденштайн восстал от многолетнего сна из-за твоей свадьбы!

— Что ты имеешь в виду, папа?

— А то, что будучи вынуждены торопиться с приготовлениями, все оживились, а те толпы, что приехали в нашу столицу поглазеть на свадьбу наследной принцессы, сыграли весьма на руку нашей торговле и промышленности.

Тина гордо подняла голову.

«И все это благодаря Жану!" — Или Джону, как ведено было теперь называть его, — хотелось сказать невесте, но она сочла за лучшее промолчать.

И вот теперь она вошла в королевскую опочивальню со стенами, выкрашенными в бело-золотой цвет и с бирюзовыми занавесками под цвет ее глаз — и застыдилась.

Кровать, казалось, занимала все пространство купе, а подушки с королевскими коронами были разбросаны буквально повсюду. Горничная сняла с девушки фату и платье, богато украшенное бриллиантами и серебром, а затем поспешила удалиться.

Оставшись одна. Тина даже порадовалась тому, что свою первую брачную ночь она проведет не в доме герцога Суассонского, который хозяин предоставил им на все время медового месяца, а в купе поезда. В доме им неминуемо предстояла бы долгая церемония встречи, множество слуг, а тут они были практически одни, не считая ее горничной и его лакея. Да и те на ночь переходили в другой вагон, где спали все слуги.

К тому же поезд, рассчитанный на преодоление очень небольших расстояний, на ночь вообще останавливался, и, таким образом, до рассвета не будет слышно стука колес, который непременно помешал бы ей вслушиваться в нежные признания, нашептываемые ей мужем.