Силвиу Абреу - Крушение

Она вошла и увидела Энрики. Он был в свежей рубашке и чисто выбрит. Анжела поняла, что он все-таки побывал дома и, видно, говорил с матерью. Теперь он объяснялся с отцом. Она отошла к окну, ожидая момента, чтобы повторить свой отказ.

— Я во всем виноват, папа. Во всем! Но если Анжела примет твое предложение, я сочту это предательством. — Энрики выжидательно посмотрел на нее.

Анжела не замедлила с ответом:

— Я уже сказала Сезару, что отказываюсь от должности генерального директора.

Сезар рявкнул:

— Думаете, испугаюсь? Ошибаетесь! Я увольняю тебя, Энрики. Пост генерального займу я сам, моим заместителем будет Анжела. Как-нибудь вдвоем справимся.

—  Не вдвоем, Сезар. Если вы увольняете Энрики, увольняйте и меня.

—  Анжела! – Энрики сделал предупреждающий жест. —  Не горячись!

—  Да, подыскивайте замену нам обоим.

— Ты ведешь себя как девчонка, а не как профессионал. —  Теперь весь гнев Сезара обрушился на Анжелу.

—  Нет, я профессионал. И мои поступки продиктованы не эмоциями, а исключительно профессионализмом. Мы работаем чуть больше месяца. Энрики представлен нашим клиентам как генеральный директор. Энрики подписаны все заключенные договоры и соглашения, им разработан весь механизм работы Центра. Это все сделано Энрики, Сезар. Я пришла на готовое. И вот теперь мы меняем генерального директора. Что о нас скажут, Сезар? Вы не боитесь потерять доверие клиентов, а ведь они люди не глупые? Такая скорая смена главного лица — явный показатель нестабильности. Да и сама система еще не отлажена, не укомплектованы штаты. Я боюсь хаоса, Сезар. И я не чувствую себя в силах справиться с работой без Энрики. По лицу Сезара Анжела поняла, что ее слова возымели действие. Под натиском ее бесспорных доводов гнев Сезара пошел на убыль. Она обернулась и посмотрела на Энрики. Тот сиял словно солнце, появившееся из-за туч. Сезар вышел из-за стола и поцеловал Анжеле руку.

Она посмотрела на него своими прекрасными бархатными глазами и тихо сказала:

—  Если понадоблюсь, я всегда к вашим услугам.

На следующее утро Энрики вошел в кабинет Анжелы с огромным букетом цветов.

—  Собираешься к жене? — Анжела сняла очки и оторвалась от компьютера.

— Не угадала, эти цветы тебе. – Он протянул ей букет. — Вчера у меня не было возможности поблагодарить тебя. Знаешь, я буду вечно молиться за тот час, когда ты согласилась работать вместе со мной. Если бы не ты…

— Перестань, Энрики, — смутилась Анжела.

— Не перестану! Ты потрясающий человек, Анжела. И я преклоняюсь перед тобой.

— Прекрати, Энрики. — Она впервые видела легкомысленного Энрики столь взволнованным и смутилась еще больше.

— Не прекращу. Ведь я говорю правду. Любой другой на твоем месте тут же согласился бы на столь заманчивое предложение. Уж кто-кто, а я прекрасно знаю, что ты отлично справилась бы с любой работой.

— Это не так, Энрики, ты знаешь...

Он перебил ее:

— Можно я тебя поцелую?

— Конечно. — Анжела постаралась перевести все в шутку и подставила приятелю щеку. — Целуй!

Он нежно обнял ее и легко поцеловал в губы. Потом быстро отстранился и пошел к выходу.

— Увидимся, друг! — Он помахал ей рукой и исчез за дверью.

— Увидимся, друг, — тихо повторила Анжела,— друг…

Их разделяла тяжелая металлическая решетка. В небольшой промежуток между столом и решеткой Александр продвинул несколько листов бумаги.

—  Подпишите там, где стоят галочки.

Клементину осторожно взял листки и медленно подписал. Руки плохо слушались его, и подпись получилась неровной. Он молча вернул бумаги Александру.

—  Все идет отлично, сеньор Клементину, и скоро вы будете дома. Я, кстати, на днях побывал у ваших близких, взял необходимые документы. У вас прекрасная дочь Шерли!

Сердце Клементину неожиданно екнуло. Наверное, слово «дом» прозвучало неожиданно и совсем близко. Он поинтересовался, видел ли сеньор адвокат его отца и 6ратьев. Тот вежливо улыбнулся сквозь круглые очки и также вежливо ответил, что все интересовались Клементину и очень радовались его скорому возвращению.

— Вы хороший человек. Не умеете врать. За двадцать лет отец ни разу не пришел навестить меня, не написал ни строчки... А братья были совсем маленькие, когда я ушел из дома. Вот обрадуются, когда увидят. — Слова Клементину звучали столь же бесстрастно, сколь бесстрастно было его лицо. Он наблюдал за каждым движением юноши, который аккуратно собирал и, не спеша, укладывал в портфель бумаги. «Вот ведь как тесен мир, Сезар Толедо! Я выйду из тюрьмы усилиями твоего сына. Я выйду и лишу тебя всего! Всего!» —  Он встал и поклонился уходящему Александру.

— Только ведите себя хорошо. Очень хорошо, сеньор Клементину, и тогда вы скоро будете на свободе.

— Я буду вести себя отлично, не сомневайтесь, сеньор адвокат.

«Вести себя отлично» было с каждым днем все сложнее и сложнее. Клементину знал, что в тюрьме готовится бунт, а за ним и побег. «Я должен выйти отсюда через главные ворота» —  твердил как заклятие Клементину и слушал план побега, в котором ему отводилась немаловажная роль —  обеспечить проход по коридору. Так распорядился Парабиу. У Клементину не было выбора — он согласился, ибо знал: с Парабиу шутки плохи. А еще ему нужны были порох и спички. Он купил их у Парабиу за свое согласие бежать вместе с ними.

Каждый вечер у себя в камере он ставил на стол маленькую башню, смастеренную им из щепочек и как две капли воды похожую на создание Сезара Толедо. Он с любовью смотрел на нее, подсвечивал спичками и шептал перед ней свое заклинание: «Я уйду отсюда чистым. Я уйду через главные ворота!» Потом присаживался к столу и начинал что-то старательно мастерить из старого тряпья пороха и спичечной серы. Он знал, что делает, ведь не было у

старого Аженора ученика способнее Клементину.

...Ужин в тюремной столовой проходил в полной тишине. Но едва маленькая стрелка часов встала на цифру «9», тишина взорвалась ревом. Опрокидывались столы, скрежетало железо замков и решеток, топот сотен ног сотрясал каменные стены. Клементину же хотелось в этот вечер быть глухим и слепым. Ничего не видеть и не слышать, а мирно съесть свою жидкую похлебку и вернуться в камеру, пока толпа несла его к выходу, и топот его ног вливался в общий поток. Он бежал и проклинал свою судьбу. Потом он стал потихоньку отставать, замедляя бег. И когда вереница серых спин оказалась далеко впереди, он незаметно свернул в боковой коридор. Вот теперь он несся изо всех сил, покрылся испариной, а он бежал и бежал до тех пор, пока не оказался перед своей камерой. Клементину закрыл за собой тяжелую металлическую дверь, прислонился к ней спиной и вдруг понял, что счастлив. Из его гортани вырвался победный клич. Клич утонул в общем реве и грохоте выстрелов, но Клементину было все равно. Праздник продолжался. Он бросил прощальный взгляд на свою красотку-башню, подвел к ней мастерски сделанный фитиль и чиркнул спичкой. Клементину неотрывно следил за бегущим огоньком. Грохот взорванного макета оглушил его, и он победно вскинул руки вверх.

Ворота тюрьмы закрылись. Клементину оглянулся – тюрьма вместе с двадцатью годами жизни оказались позади. Лил дождь, настоящий весенний ливень, который в одну секунду промочил насквозь обтрепанный пиджачок Клементину. Он в растерянности оглянулся по сторонам, не зная, куда прячутся другие люди от такой напасти. Последние двадцать лет он привык прятаться в своей камере. Но камера — он еще раз оглянулся — осталась позади. Вдруг из стены дождя к нему шагнула тоненькая фигурка под зонтом. Клементину недоверчиво сделал ей навстречу несколько шагов. Фигурка тоже двинулась ему навстречу. Они соединились посреди опустевшей, залитой потоками воды дороги. Нежные руки обвили его шею, его щетинистые щеки почувствовали на себе прикосновение девичьих губ…

—  Папочка!

—  Шерли! Я свободен, дочка! Свободен!

—  Пойдем домой, папа!

Они шли, прижавшись, друг к другу под маленьким зонтиком. Клементину оглянулся еще раз и неожиданно заметил, что ничего не видит, кроме бурных потоков воды, смывающих все следы.

— Поторопись, вот уже автобус! – Шерли потянула его за руку, и они слились с группкой таких же людей, спешащих к спасительному автобусу. Клементину с любопытством ребенка разглядывал людей, их одежду, напряженно смотрел в окно – и ничего не узнавал.

— Все изменилось, да, папа? — Счастливая Шерли сверкала белозубой улыбкой.

— Да, город разросся... А «Вавилонская башня» далеко?

— Шопинг? Он на набережной. Знаешь, папа, там работает Сандра, ей Александр помог туда устроиться. Официанткой работает, папа.

Глаза Клементину на секунду вспыхнули.

— Сандра? Здорово! — Он помолчал, уставившись в никуда. — А она хоть раз обо мне спросила, Шерли?

Девушка согласно закивала головой, хотя ее улыбка стала чуть менее ослепительной.

— Конечно, папа. Она всегда про тебя спрашивала. — Девушке хотелось сделать приятное отцу. — И все про тебя спрашивали.

Клементину почувствовал себя усталым и ему расхотелось притворяться.

— Зачем ты врешь, Шерли? Могу поспорить, что ни дед, ни твои дяди не знают, что ты поехала за мной.

— Я хочу сделать им сюрприз... — улыбка и вовсе сползла с лица дочери.

Сюрприза не получилось, во всяком случае, приятного. Аженор посмотрел на сына из-под очков и заявил, что у него полно дел. Братья, правда, оказались поприветливее. Пришли вместе в дом, распахивали перед ним двери, показывали, где что у них находится. Куколка почесал свои давно не мытые кудри и заметил:

—  Надо будет еще одну спальню пристроить.