— Ты подаешь на развод? — уточнила Марта.

— Да, — ответил Сезар. — Поживу в гостинице, а там будет видно.

Против Лусии за Сезара Марта еще поборолась бы, но за Сезара против Сезара?..

Она вышла с гордо поднятой головой, но в глазах у нее стояли слезы.

—  Мама! А что, если мы тебе подкинем внуков на недельку? — спросил ее Энрики после ужина.

— Как подкинете? — не поняла Марта, но в беспросветной мгле, которая на нее навалилась, заблестел лучик света. — А вы куда денетесь?

— Понимаешь, ма, — Энрики подсел к ней и ласково ее обнял, — у нас с Вилмой все идет как-то наперекосяк, вот я и хочу ее порадовать и наладить наши семейные отношения. Понимаешь, да?

Марта прекрасно его понимала. Она была рада, что Энрики так дорожит семьей, что готов даже на такой непростой шаг. Не каждый отправится в Нью-Йорк, чтобы наладить отношения с женой.

— Конечно, я побуду с ними, —  сказала она, и на сердце у нее немного полегчало.

—  Что-то ты невесело соглашаешься, —  озабоченно спросил Энрики, —  если тебе трудно или ты плохо себя чувствуешь, мы отправим детей к бабушке Жозефе.

— Тебе показалось, я прекрасно себя чувствую и совсем не хочу, чтобы дети пропускали школу. Другое дело, я не знаю, как на это посмотрит папа.

— Папа сам прекрасный семьянин, он меня поймет! —  уверенно заявил Энрики, чмокнул мать в щеку в знак того, что дело решено.

Весело насвистывая, он поднялся в спальню, и только там лицо его приняло озабоченное выражение.

— Ну, вот мы и едем, — сказал он жене.

— Неужели мы и в самом деле будем жить когда-нибудь в Нью-Йорке? — мечтательно сказала Вилма. — Ты видишь, я иду ради тебя на жертвы, твои родители сочтут меня взбалмошной сумасбродкой за эту поездку.

—  Я тебе очень благодарен, — ответил Энрики, обнимая ее и целуя, от чего Вилма мгновенно таяла. — У меня нет другого выхода. Я во всем должен разобраться на месте.

В этот день исчез не только Гильерми, исчез еще и американский адвокат вместе со всеми деньгами, переведенными на счет в американский банк для строительства отеля в Атлантик-Сити. Только Анжеле рассказал Энрики о том, что произошло.

А произошло следующее: Энрики Толедо подписал доверенность и передал все свои полномочия американскому адвокату. Шаг этот был вынужденным, так как сам он находился далеко и не мог решать все возникающие проблемы. Вот он и передал это право вместе с правом подписи адвокату, а в Соединенных Штатах такая доверенность все равно что чек на предъявителя. Человек этот и воспользовался полученными полномочиями, снял деньги со счета и исчез.

— Как ты мог довериться совершенно незнакомому человеку, Энрики? Да на тебя просто затмение нашло! — я ужасе воскликнула Анжела.

— Что значит незнакомому? Мне его представили мои американские коллеги. Я проверил его данные через своих компаньонов и друзей в Нью-Йорке, получил отличные характеристики. Все мне говорили, что он человек надежный. Какие, по-твоему, гарантии я мог еще получить? Мне и сейчас кажется, что я чего-то недопонял. Мне нужно лететь, во всем разобраться на месте. Там, в конце концов, мои компаньоны, там идет строительство...

— Эти твои компаньоны вполне могут быть заодно с адвокатом, который тебя обокрал, — жестко сказала Анжела.

— Нет, этого не может быть, — так же жестко ответил Энрики.

— В Штатах игорным бизнесом занимаются только гангстеры, — стояла на своем Анжела.

Она была в отчаянии и не видела выхода из сложившейся ситуации. Размеры грядущего скандала ужасали ее. Да ладно бы скандала — финансовой катастрофы, так будет вернее!

—  Ты насмотрелась кино, а в жизни все по-другому, —  устало сказал Энрики.

Не хватало ему еще заниматься страхами Анжелы, у него и своих было довольно.

— Отец не должен ничего заподозрить, —  распорядился он. —  Об этом ты, пожалуйста, позаботься. А я позабочусь об остальном.

«Уже позаботился», —  разозлилась Анжела, но сдержалась и ничего не сказала вслух.


Глава 20


Клементину добился того, чего хотел: Клара ушла. Оскорбленная, раздосадованная, несчастная. И он сам удивился, как пусто и одиноко ему стало. Но он не позволил себе никаких соплей, никакой дурацкой слабости. Все еще увидят, на что способен Жозе Клементину да Силва! Снова разозлив себя, Клементину затеял ссору с Аженором. Он требовал, чтобы Жаманта ночевал в доме, а он займет сарай.

—  Я теперь ночами дежурю, мне там будет сподручнее. Никого не буду беспокоить, — твердил он.

—  Знаю я, чем тебе там сподручнее заниматься, —  угрюмо отвечал Аженор, —  ты нас всех в тюрягу хочешь посадить. И никогда я не соглашусь, чтобы Жаманта спал неподалеку от Шерли, никогда!

—  А ты бы рассказал, почему ты вообще взял в дом Жаманту! Я прекрасно помню, как ты его привел. Он и тогда уже был придурочный, и ты сказал, что пожалел его. А кого ты тогда жалел? Ты родную дочь на улицу выгнал!

—  Не твое дело! – огрызнулся Аженор. – А за Шерли я тебя живого в землю закопаю. Она одна тут человек!

Шерли и выпросила у деда разрешение, чтобы отец переселился в сарай.

—  Только тебе там холодно будет, папочка, —  сочувственно сказала она.

—  Зато я вам мешать не буду, —  смиренно ответил Клементину. —  Спасибо тебе, дочка, ты, очень мне помогла.

На переселение Клементину Аженор согласился скрепя сердце, но утром, после того как снова увидел у себя во дворе Клару, которая поискала его, заглянула в сарай и уехала, решил навестить сына на работе и посмотреть, чем он там занимается.

«Уж не вляпался ли он во что-нибудь?» — Сразу забеспокоился Аженор.

Но первой увидела Аженора Рафаэла. Старик не узнал родную дочь в изысканно одетой даме, владелице магазина, но она узнала его сразу, и ей стало дурно. Лейла поила ее ромашковым чаем и давала успокоительное, а Рафаэла, рыдая и дрожа, говорила:

— Это мой отец, родной отец! Он вышвырнул меня из дома как мусор. Вышвырнул и забыл. Почему мне так плохо, Лейла? Я не хочу, чтобы мне было так плохо!

Лейла гладила ее руки и молчала, понимая, что ничем не может помочь, что раскрывшаяся рана снова должна затянуться, и затянуться навсегда. Аженор прошелся по Торговому центру. Центр ему понравился, оживленный, нарядный. Хотя он мог понять и своего сына, которому хотелось пустить всю эту красоту на ветер. Тогда они сравняются, его Клементину и тот самый Сезар Толедо, владелец Башни: у обоих двадцать лет жизни пойдут псу под хвост, может быть, слабое, но все-таки утешение. 

Однако он все-таки отыскал сына и сказал ему не делать глупостей.

—  Я за тобой буду следить, —  пообещал Аженор. —  Не думай, что если теперь спишь в сарае, то тебе все позволено! Держи ухо востро и ни во что не вляпывайся. Мне полиция в доме не нужна. И еще хочу тебя предупредить: приезжала твоя Клара, спрашивала тебя, и мне показалось, что она — твой самый короткий путь в тюрьму.

Клементину только вздохнул и ничего не ответил. День прошел как обычно, хотя Клементину на этот раз почему-то не хотелось выведывать тайны Торгового центра и заглядывать в отдаленные уголки, чем он и занимался с тех пор, как поступил работать охранником, В этот день он только открывал перед клиентами двери, заметив, что и его хозяйки чем-то напряжены и расстроены.

У проходной его ждала Клара. Взглянув на нее, Клементину понял, почему отец так отозвался о его ангеле-хранителе. Ангел-хранитель куда больше напоминал фурию или разъяренную богиню мести.

—  Забирай свои вещи и убирайся пока не поздно! Я не позволю тебе причинять людям зло! – проговорила она тихо, но крайне зловеще.

— Что с тобой? — озабоченно задал вопрос Клементину. — Расскажи, что с тобой случилось.

—  Со мной? — трагически спросила Клара. — Со мной? Это с тобой случилось! И ты лучше всех знаешь, что именно! Но больше этого не будет! Ты уйдешь отсюда, исчезнешь, и тогда я тебя прощу!

—  За что? — недоумевающе проговорил Клементину. — Объясни, я ничего не понимаю.

—  Мы познакомились с тобой тогда, когда ты пришел в больницу, чтобы убить Гильерми, — выпалила Клара. Она не могла больше хранить эту страшную тайну, в которую нечаянно проникла и от которой хотела как можно скорее избавиться.

— Я? Гильерми? — ошарашенно переспросил Клементину. Да кто тебе такое сказал? Сам Гильерми? Тогда давай я поговорю с ним как мужчина с мужчиной!

Такой реакции Клара не ждала. Она не сомневалась, что после ее слов Клементину быстренько соберет свои вещи и скроется. По ее мнению, ничего другого ему не оставалось, но он возмутился. Он рвался в бой.

— Нет. Гильерми ничего не говорил про тебя.

— Тогда как ты смеешь предъявлять мне такие обвинения? — Вконец разъяренный Клементину наступал на нее, а она отступала. — Если я отсидел в тюрьме, то теперь каждый может вешать на меня любые преступления? Так? Да? Что еще ты готова на меня повесить? Зачем он мне был нужен, этот несчастный больной пацан?

— Ты ненавидишь Сезара Толедо, — не слишком уверенно настаивала на своей версии Клара. — И кружишь вокруг него как коршун. Твоя дочь Сандра тоже так считает. Она считает, что ты никого не щадишь.

— Поздравляю со знакомством, — насмешливо сказал Клементину. — Моя дочь Сандра — самая подходящая для тебя компания. Особенно с тех пор, как ты возненавидела меня точно так же, как она. Сидите рядышком и перемываете мне косточки. Или отправляйтесь в полицию и наплетите, что взбредет в ваши дурные головы! Эх, Клара, Клара! А я-то тебя за человека держал! Но вы все хотите выдать себя не за тех, кто есть на самом деле! Притворяетесь добренькими, милыми ангелочками, а как дойдет до дела, так в такую гадость верите, что просто тьфу! Ладно, иди отсюда, Клара! Я все про тебя понял. У меня нет времени на разговоры. Мне сегодня в ночную идти. Клара и сама не поняла, как получилось, что из обвинительницы она превратилась в обвиняемую, но, слушая Клементину, она и в самом деле почувствовала свою вину. Увиденный ею кошмар разлетелся как дым. Она видела перед собой невинного человека, на которого возвела напраслину. И ей было стыдно, что она слушала Сандру, которая и не скрывала своей ненависти к отцу. Выходило так, что все ненавидели Клементину, и она вместо того, чтобы защищать его и помогать, перекинулась в стан его врагов.