Силвиу Абреу - Крушение

Он повернулся на каблуках и вышел. Он был доволен, что высказал все, что хотел.

Однако его выпад вовсе не охладил и не образумил Сезара, наоборот, только подлил масла в огонь. Теперь уж Сезар чувствовал себя просто обязанным взять Лусию под свою защиту. Когда-то он пожертвовал своим счастьем из-за этих щенков, они были маленькими, слабенькими, и он пожалел их, но теперь они выросли, отрастили клыки и готовы рвать всех на части. Нет, теперь он им покажет, что способен защитить и себя, и свое счастье, и любимую женщину!

И он торопливо принялся набирать номер офиса Лусии, он имел право встреться с ней как официальный представитель фирмы, которая ведет тяжбу с другой фирмой. Поговорив по телефону, он вскочил, простился с секретаршей и уехал, не сказав, когда вернется. Сегодня ему везло, в офисе ему назвали кафе, в котором Лусия обедала, ничего лучше придумать для встречи было нельзя. С замиранием сердца пробирался он между столиков и наконец увидел ее. Она как раз подошла к стойке бара, собираясь выпить то ли чашечку кофе, то ли что-нибудь покрепче. Судя по бледности, ей годилось бы и что-то покрепче, и Сезар сразу же заказал им обоим по мартини.

— Нам надо поговорить, — быстро проговорил он, отметая все возражения. — Выслушай меня, я уверен, ты все поймешь.

Он повел ее к столику и говорил, говорил без умолку, объясняя, что произошло.

— Теперь ты поняла? Поняла, почему я не мог встретиться с тобой на вокзале и вынужден был срочно вернуться? Может быть, посыльный опоздал или не нашел тебя... Лусия! Поверь, у меня не было другого выхода. Мой сын попал в больницу, и я должен был ему помочь. Да, в тот раз я повел себя как законченный трус, я не пришел, потому что испугался. Но сейчас все по-другому. Я хотел быть с тобой, я хочу быть с тобой, но обстоятельства оказались сильнее меня.

— Они всегда будут сильнее тебя — устало сказала Лусия. 

Все эти дни она плохо спала, она ругала себя за то, что позволила себе зальцбургскую сказку, позволила этому человеку вновь встать у себя на пути. Сколько раз после их несчастной встречи она пыталась устроить свою судьбу. У нее были любовники, трижды она выходила замуж, но ни один из встреченных ею мужчин не сумел заменить ей Сезара. И вот теперь он клянется, что и она осталась для него единственной. Но слишком живы были в ее памяти все мучения, чтобы еще раз согласиться на них. Да, Сезар хороший человек, даже слишком хороший. Если у его родственников будут случаться неприятности, он всегда будет первым, кто придет им на помощь.

— Пойми, это были обстоятельства из ряда вон! Мой сын употребляет наркотики, сейчас он под надзором полиции, его обвинили в убийстве наркоторговца...

—  Не кричи, — оборвала она его устало, — зачем всем вокруг знать, какие у тебя проблемы?

Сезар послушно понизил голос.

—  Но ты поняла, что ты ко мне несправедлива? — спросил он почти что шепотом.

— Я хочу быть справедливой только к самой себе, —  твердо заявила Лусия.

—  Неужели это та самая женщина, с которой мы бродили по замку в Зальцбурге? – недоуменно и страстно спросил Сезар.

—  Да. Но там я видела сон, а теперь проснулась. Ты меня разбудил, и теперь послушай, что скажу тебе я. Я не буду тебе лгать. Я люблю тебя. Ты был первым мужчиной в моей жизни, с тобой я узнала страсть, какой больше не знала ни с кем и никогда. Я пыталась забыть тебя, и в каждом, с кем встречалась, за кого выходила замуж, искала тебя, я всегда надеялась, что мы встретимся, и эта встреча все изменит, все будет как в сказке: встретились и прожили вместе долго и счастливо. Зальцбург —  вот наша сказка. Она очень короткая, а потом наступает твоя очень реальная, очень конкретная и очень важная для тебя жизнь. Мне очень жаль, что у тебя сын наркоман, но я вовсе не хочу с этим соприкасаться. Мне не интересны проблемы Марты, ссоры твоего старшего сына с женой, переживания твоих внуков. В моей жизни нет этому места, и не будет. Так я решила.

Когда Лусия говорила это, голова ее была гордо закинута назад, и было видно, что решение далось ей нелегко, но она выстрадала его, и оно обладает для нее не меньшей ценностью, чем любовь Сезара.

— Это что, отказ? — спросил он.

— Да, Сезар. В моей жизни нет места твоим проблемам, какими бы важными, трагическими они ни были. Поэтому мы больше не увидимся.

— Но я состою не из одних проблем, — бурно запротестовал Сезар, — и мы увидимся сегодня вечером. Нам есть о чем поговорить. Мы поговорим о нашей будущей жизни, потому что теперь я намерен решить все иначе, чем когда-то. Мои дети выросли, и я имею право на собственную жизнь. Послушай меня, Лусия! Дай мне еще один шанс!

Перед глазами Лусии возникло доброе лицо ее крестного Клаудиу, он вырастил ее, он заботился о ней, он ее любил. И, увидев, какой она приехала из Австрии, узнав, что она вновь встретила своего рокового мужчину, пришел в ярость.

— И ты снова будешь так мучиться? — закричал он. —  И я снова буду отпаивать тебя чаями, искать тебе успокоительное, а ты будешь страдать? Да ни за что на свете! Один раз он уже оставил тебя на вокзале, и с тех пор ты все на этом вокзале живешь. Ты никак не сядешь в поезд и не уедешь. Ты меняешь мужей, меняешь партнеров, но у тебя должна быть, наконец, твоя собственная жизнь, дом, дети. Скажи себе, наконец: «Сезар Толедо умер!» Возьми лопату и засыпь его известью. Мокрой. Чтобы поскорее засохло».

Вот что сказал ей крестный Клаудиу. И он был прав, потому что по-настоящему ее любил. И ей, в самом деле, нужен был уже свой дом и своя жизнь. И она сказала про себя: «Сезар Толедо умер», а потом вслух:

— Нет, Сезар, я не дам тебе такого шанса.

Сезар упрямо мотнул головой и сказал:

— До вечера!

Сразу после кафе он отправился в ювелирный магазин и выбрал там изысканное кольцо, ведь у Лусии такие изящные руки. Она убедится, что у него самые серьезные намерения. Это кольцо будет знаком их помолвки. Она все поймет, она убедится...

Возвращаясь домой, Лусия почему-то купила черной икры, которую так любил Сезар. А когда пришла, то по-новому расставила вазы с цветами, и они так украсили комнату. А потом стала накрывать на стол. Она накрыла его на двоих и зажгла свечи, которые преображают своим живым пламенем все вокруг: меняют выражения лиц, заставляют по-иному звучать голоса, превращаются прозу в поэзию, а жизнь в сказку. И, глядя на трепещущее пламя, Лусия сидела и ждала.

Вдруг раздался звонок. Но не в дверь – зазвонил телефон.

—  Лусия! – произнес мужской голос. – Это я, Эдмунду Фалкао…

Сеньора Диолинда Фалкао хотела многого, но больше всего она хотела женить своего сына. И не просто женить этого закоренелого холостяка, а хорошо женить — на очаровательной Лусии Праду, крестнице своего мажордома и управляющего. Сеньора Фалкао хоть и была богата, но не имела сословных предрассудков. Ей нравилась красивая самостоятельная женщина, которая прекрасно вела дела их фирмы, и лучшей жены для своего сына она не желала. А ее Эдмунду, разумеется, заслуживал самого лучшего. Она до сих пор считала своего сына молодым человеком с буйным темпераментом, хотя он был давно уже не молод, и страдал скорее нервностью и неуравновешенностью, чем буйством. Он был давно влюблен в Лусию, и не тайно, а явно.

Был прекрасно осведомлен и о ее несчастной страсти к Сезару. Даже было мгновение, когда она пошла ему навстречу, когда совсем уже была готова связать свою судьбу с его, но в последнюю минуту все-таки отказалась.

—  Я не хочу потерять верного друга, заменив его разочарованным, обиженным, оставленным мужем, —  мудро сказала она. – Пока я еще не люблю тебя так, как ты того заслуживаешь.

Горькая пилюля была завернута в позолоченную бумажку, и Эдмунду пришлось смириться. Он и смирился. Лусия была единственным человеком, рядом с которым он тоже мудрел и успокаивался.

С тех пор он еще несколько раз напоминал Лусии об их возможном совместном счастье, но всякий раз она отвечала, что боится его разочаровать, как разочаровала однажды. Со временем он смирился и с этим и уже больше ни о чем не напоминал, и даже постарался забыть о такой возможности. Возможности не было. Была невозможность. Но его матушка отличалась куда большим упорством. В ее... Впрочем, женщине всегда столько лет, на сколько она выглядит, а эта старушка продолжала выглядеть женщиной, и, значит, о ее возрасте говорить не следовало. Так вот, скажем, что в своем более чем почтенном возрасте она сохраняла трезвый ум и ту волю, которая, безусловно, могла пробить и каменную стену.

Клаудиу благоговел перед своей хозяйкой. Всегда подтянутая, подкрашенная и причесанная, в экстравагантном платье пастельных тонов, она твердо и уверенно руководила своей маленькой вселенной и не сомневалась, что рано или поздно наведет в ней желанный порядок, как навела его в лекарствах. А их у нее был миллион — всех цветов и размеров облатки, пастилки на все случаи жизни, для каждого пальчика и каждого настроения.

—  Дай-ка мне, —  распоряжалась она, —  вон те две розовых подушечки и одну зелененькую пуговку, я снижу давление и подниму настроение.

Клаудиу благоговейно подавал просимое. Потом сообщал о настроении своей крестницы. И старички погружались в мечты о тех временах, когда дети заживут своим домом и народят внуков, и наступят для всех золотые времена, реки станут молочными, а берега сахарными.

На этот раз Клаудиу принес весть, что Лусия пригласила Эдмунду на обед. И не куда-нибудь, а к себе домой.

—  Подвинь мне, пожалуйста, коробочку с желтыми шариками. Они от сердцебиения. Ну-ну, рассказывай дальше. Так как, ты говоришь, она его пригласила? С какой интонацией? — Дона Диолинда уселась поудобнее и приготовилась проанализировать ситуацию.