Силвиу Абреу - Крушение

— У тебя есть отличное качество — умение быть благодарным. Но мне хочется других чувств, Сезар. — Марта резко остановилась и повернулась к нему лицом. — Я же видела, как ты смотрел на ее фотографию.

— Просто мимолетное воспоминание, легкая ностальгия. Не столько по встречам с ней, сколько по счастливым дням с тобой.

Они остановились на мосту, и Марта, перегнувшись через перила, смотрела на бурлившую горную реку. Потом повернулась и бросилась мужу на шею.

— Я не хочу тебя терять, Сезар.

Он целовал ее в губы, глаза, волосы. Вдруг все темное, что накрыло их жизнь, отлетело куда-то. На сердце стало легко. Он обнял Марту за плечи, и они побрели дальше, помолодевшие и счастливые.

Навстречу им шла веселая компания – женщина в светлом пальто и куклой—  марионеткой в руках перед несколькими мужчинами разыгрывала какой-то скетч. Они дружно покатывались со смеху. Компания поравнялась с ними, и в лучах солнца незнакомка в светлом пальто и светлой шляпе казалась воплощением света и праздника. Сезар не поверил своим глазам. Перед ним стояла Лусия Праду.

Первые неловкие минуты миновали. Она коротко рассказала о себе: адвокат, в Австрии — на Международном конгрессе по правам человека, приехала на день в Зальцбург — давно мечтала посмотреть, где жили герои ее любимого фильма «Звуки музыки». Марта тоже сказала несколько фраз и пожала руку Лусии... Несколько взаимных комплиментов: «Вы отлично выглядите! Ты совсем не изменился! Ты — известный адвокат?..»

Сезар понимал: еще мгновение и волшебное видение кончится, затеряется в узких улочках старого Зальцбурга. Он никогда не искал с ней встреч в Бразилии, но сейчас сама судьба вывела его на эту мощенную булыжником улицу.

— Мы остановились в «Австрийском дворике». Приходите с коллегами в гости. Посидим, выпьем. — Сезар искал предлога, чтобы удержать старую знакомую.

Лусия щурилась от солнца, и он плохо видел ее глаза, он так хотел заглянуть в них и отгадать какую-то забытую тайну.

— Не стоит! Конгресс кончился, и я жду не дождусь, когда окажусь дома. Если понадобится, — Лусия обратилась к Марте, — пусть ваш сын позвонит мне. Он же адвокат? — Она махнула рукой и подхваченная веселой компанией устремилась дальше.

Марта не стала ждать, когда Сезар выйдет из оцепенения и присоединится к ней, и повернула обратно к гостинице. Между ними – они почувствовали это оба – снова пролегла ледяная полоса, которую они недавно попытались перечеркнуть.

—  Куда ты летишь, Марта? – Голос Сезара звучал недовольно. – Почему я должен за тобой бежать?

—  А ты хотел бы бежать за ней? Так беги!

—  Глупости, глупости. Марта.

—  Я не говорю глупостей, Сезар. Все очень серьезно. Во всяком случае, для меня. Господи, я столько лет ношу в душе эту боль. Я уговариваю себя: Марта, сумей забыть, если простила. Но здесь нечего забывать — ты ее по-прежнему любишь!

— Марта, — взмолился Сезар, уставший от быстрой ходьбы, — ты не права.

— Я права, и ты это знаешь. Если бы ты остался с ней тогда, у меня бы уже была другая жизнь и мне не пришлось бы теперь так мучиться.

— Но я старался...

— Напрасно. Невозможно жить с одним человеком, а любить другого.

— Дай же мне слово сказать!

— Не надо никаких слов. Ты любишь ее, а она — тебя.

Я не слепая. Вернись к ней, а я вернусь домой. — Марта открыла дверь в гостиницу и скрылась за ней.

— Марта! — Сезар тяжело дышал. — Я больше так не могу!

На следующий день Лусия ждала его в холле гостиницы. Одного взгляда на нее хватило Сезару, чтобы понять: все живо. Целый день они бродили по Зальцбургу, поднимались в горы, сидели у реки. Говорили и не могли наглядеться друг на друга. Вся прошлая жизнь, бизнес, «Вавилонская башня», семья в один момент перестали для Сезара что-либо значить.

— Я заслужил свободу, Лусия. Свободу и возможность распоряжаться своей жизнью. Моя жизнь принадлежит тебе. Я меняю все, что нажил, на тебя.

Она смеялась, не сводя с него счастливых влюбленных глаз. 

— Знаешь, что меня огорчает? С возрастом ты еще лучше!

Они пришли в гостиницу, где Лусия заказала номер на госпожу и господина Толедо. Между ними не было преград.

— Я не думал, что доживу до этого счастья...

— Люби меня, как любят в последний раз в жизни!

Слова Лусии оказались пророческими. Утром Сезар вернулся к Марте, чтобы сказать о разводе. Его встретил бледный Александр:

— Папа! Наконец-то!

— Что-то случилось?

— Да, страшное. Гильерми убил человека. Сейчас он в тюремной больнице. Мы немедленно возвращаемся, я уже заказал билеты.

Сезар быстро написал на карточке несколько строк, попросил портье передать записку женщине, которая, как он объяснил, была с ним.

—  Вы помните ее, она вчера стояла здесь, в этом холле. Такая интересная, в светлом пальто. Она ждет меня на вокзале. Поезд уходит в 18 часов. Второй вагон... Вот деньги на такси. Передайте ей эту записку. Очень важная записка, прошу вас, передайте.

—  Конечно, сеньор Толедо.

Весь долгий путь до дома Сезара преследовали два видения: Лусия, спящая у него на плече и… Клементину да Силва, прирожденный убийца.

Клементину лежал на диване и смотрел на спящего отца. Вот уже десять дней как он дома, а Аженор не вымолвил ни слова. Ни «здравствуй», ни «прощай», даже за столом старался с Клементину не садиться. Но Клементину не гордый, он стерпит все: и месть Сандры, и неприязнь отца. Впереди у Клементину была цель, которую он желал достичь во что бы то ни стало. И он добивался своего, неуклонно и методично.

Для начала он соорудил себе рабочее место в фургоне, где жил Жаманта. Потом попросил Жаманту разыскать ключ от старого шкафа — Клементину был осторожен и аккуратно прятал чертежи и порох. Часто он ловил на себе любопытные взгляды Жаманты, но подносил пальца к губам и, глядя дурачку в глаза, шепотом предупреждал; «Жаманта Должен молчать». Дурачок кивал головой: «Жаманта никому не скажет...».

Занятия в фургоне не мешали Клементину думать о настоящей, главной, работе. Найти работу в Башне было главной его задачей. Но пока она не поддавалась быстрому решению. Однако он исправно каждый день приходил к Башне, внимательно осматривал ее конструкцию и людей, что работали в ней.

Неожиданное решение подсказала ему младшая дочь. Как-то за разговором Шерли обмолвилась:

—  Я знала, что Бог накажет Сандру за ее зло. К ней уже приходила родственница Александра (от Клементину не укрылось, как сверкнули глаза дочери при упоминании этого имени) и ругала ее.

Клементину насторожился.

—  А что еще говорила тебе Сандра об этой родственнице?

—  Да ничего особенного, папа. Сказала, что зовут ее Клара… Что она вроде бы дальняя родственница, но живет в доме родителей Александра.

Жаманта, сидевший рядом с ними на маленькой кухне, радостно закивал головой:

—  Я тоже слышал, что Сандра ругалась на Клару. Жаманта все слышал.

—  Не мешай, Жаманта, —  прикрикнула Шерли, —  папа со мной разговаривает.

—  Ну, так рассказывай, что еще Сандра про нее говорила, —  подбодрил Клементину дочь.

—  Вроде бы эта Клара – приемная сестра матери Александра, присматривает за домом. Я вот все думаю: если Александр поругался с Кларой из-за Сандры, значит, он ее любит? – Глаза девушки помрачнели.

—  Ты не отвлекайся, говори дальше.

—  Слушай, почему ты все расспрашиваешь про эту Клару? Зачем она тебе?

—  Да просто любопытно.

Шерли наморщила лоб, что-то вспоминая.

—  А еще Сандра сказала, что этой Кларе хороший мужик нужен, чтоб не была такой бешеной.

—  Мужик, значит, нужен, —  задумчиво пробормотал Клементину.

Шерли внимательно посмотрела на него и неожиданно оборвала разговор:

—  Не могу я больше говорить про Сандру. Мы с ней поссорились, папа. Я ведь ей все сказала… Она не имела права так поступать с тобой. Ведь ты хотел устроиться на работу в Торговый центр.

—  Да Бог с ней, Шерли, успокойся. – Клементину поднялся и пошел в фургон. Теперь он знал, что делать.

Вечером следующего дня Клементину пошел к дому Толедо. Долго ходил вокруг, пока не наткнулся на охранника, очень заинтересовавшегося неизвестным человеком. Пришлось Клементину изобразить из себя дальнего родственника, тетка которого, по имени Клара, работает в этом доме. Охранник, может, и не очень поверил, но отпустил, сказав на прощание, что Клары дома нет. Но Клементину своего добился, он затаился у ворот и дождался, когда в дом войдет скромная, худенькая женщина. Клементину вспомнил, что однажды уже видел ее. Женщина входила в приемную доны Анжелы, что была большим начальником в «Тропикал-тауэр шопинге».

Утром следующего дня Клементину оделся с особой тщательностью и внимательно оглядел себя в зеркало. Он уже мало напоминал того озлобленного, неприкаянного человека, который вышел из тюрьмы Сан-Паулу. Шерли приодела его, откормила, и теперь в зеркало на Клементину смотрел обыкновенный мужчина. Вот только глаза у него были странные, да волосы, отросшие после тюрьмы, торчали в разные стороны. Клементину попытался пригладить их, но они упрямо ложились по-своему.

— Папа, —  окликнула его Шерли, наблюдавшая за манипуляциями, —  давай я постригу тебя.

Клементину не стал сопротивляться, а покорно сел на стул, замотался полотенцем и отдал себя во власть Шерли.

Через полчаса Шерли удовлетворенно опустила руки.

Клементину снова подошел к зеркалу: волосок лежал к волоску.

— Слушай, Шерли, я и не знал, что ты так здорово умеешь стричь.

— Да я тут всех стригу, папа. И Агустиньо, и Куколку, и деда. И даже Жаманту, когда он разрешает.