Выйдя на улицу, сержант МакАллистер сделала несколько звонков, выяснила номер дома Терри Уолкер и решила, что с тем же успехом может и сама сходить к ней и посмотреть, дома ли это вероятное чудовище с проблемой бесплодия.

Короткой прогулки до «Хен энд Чикен» и десяти минут разговора с Терри оказалось достаточно, чтобы убедить МакАллистер: Терри в синем пальто, красной куртке или даже в ядовито-розовом пончо не возвращалась в тот день к дому Никки Грант.

— Она заступила на смену ровно в половине одиннадцатого, — подтвердил владелец паба, — а уехала, когда уже было начало четвертого. Я точно знаю, потому что вводил ее в курс дела и не выходил из бара, кроме как в сортир, так что ей нужно было бы очень быстро бежать, если она хотела смотаться туда и обратно. А что она, Терри наша, натворила? Только не говорите мне, что я должен уволить ее, потому как я считаю, что она девчонка экстра-класса. Моя старуха тоже может за нее поручиться, потому что она была в баре в тот день: у них тут проходило собрание Клуба любителей книги.

— Думаю, вы можете и дальше с ней работать, — ответила МакАллистер и, проглотив порцию лимонного биттера, добавила, что, возможно, к нему зайдут, чтобы снять письменные показания, и ушла.

Теперь она стояла перед аляповатой развалюшкой мистера Глэдстоуна, стучала в обшарпанную дверь и спрашивала себя, когда по ней в последний раз проводили кистью с краской.

И почти тотчас изнутри раздался крик:

— Кто там? — что прозвучало как: «Проваливайте к чертовой матери!»

— Полиция, откройте! — громко сказала она.

— Отвали, — ответил он.

«Очаровательно», — подумала она.

— Если вы не откроете, то дверь сломают, и мы позволим вам замерзнуть насмерть, — пригрозила она, делая себе зарубку в памяти о том, чтобы проверить, стоит ли его фамилия в списках социального обеспечения.

— Она обещала мне, что не станет вызывать полицию, — обозленно проворчал он.

— Ну, в таком случае — поздравляю: сюрприз! А теперь открывайте, мистер Глэдстоун, пока у меня терпение не лопнуло.

Времени ушло немного, но, как только дверь открылась, оттуда вырвалось зловоние, такое ужасное, что она невольно сделала несколько шагов назад.

Пожалев, что не прислала сюда Фримена, который всегда пах, как лавандовое саше, она с трудом удержалась от того, чтобы замотать нос шарфом. Показав полицейский значок, она сказала:

— Вы сообщили Николь Грант, что видели, как человек в синем пальто входил в ее дом в тот день, когда умер ее ребенок. Во-первых, почему вы не сообщили об имеющейся у вас информации, прежде чем…

— А меня никто и не спрашивал, — проворчал он. — И я не говорил «пальто», я сказал «машина». Это был человек в синей машине. Он появился там после того, как уехала эта черномазая, и до того, как появилась «скорая помощь».

МакАллистер помолчала.

— Так, значит, машина, а не пальто, — повторила она, чтобы исключить ошибку.

— Да вы все что, глухие, что ли? — проворчал он.

— Нет, и к тому же от меня не воняет, — язвительно добавила она, не в силах сдержаться. — Что за машина? — не отставала она.

— Я в них что, разбираюсь?

— Большая, маленькая, хетчбек, седан?

— Это был «мерс». Двухдверный.

Она подняла брови.

— Вы когда-либо прежде видели его здесь?

— Я не знаю. Возможно. Неделю назад, примерно.

— Вы видели, кто из нее выходил?

— Нет.

— Так откуда вам знать, что это имеет отношение к Николь Грант?

— А я и не знаю. И никогда не утверждал, что знаю. Я просто говорю вам, что видел в то утро машину, ясно?

— И, полагаю, вы не заметили, какой у нее регистрационный номер?

— Это ваша работа, а не моя.

Она приветливо улыбнулась.

— Спасибо, — сказала она. — Мой коллега заскочит к вам завтра, чтобы снять показания. Его зовут Оливер Фримен; думаю, он вам понравится. Я так понимаю, вы не планируете никуда уезжать.

— Отвали, — буркнул он.

И она едва не рассмеялась.


Никки отвернулась от сержанта МакАллистер, прижимая ладони к щекам.

— Значит, это не могла быть Терри Уолкер, — сделал вывод Спенс.

МакАллистер покачала головой.

— Ее еще раз допросят, но алиби у нее железное, и…

— Нет, не надо ее больше допрашивать, — вмешалась Никки. — Мне и так очень стыдно за то, что мы думали, что это, возможно, она. Терри очень расстроилась?

— Я не думаю, что это самое приятное событие в ее жизни, — заметила МакАллистер, — но я поеду туда завтра и лично принесу ей извинения. Надеюсь, это ее немного успокоит…

— Это я должна перед ней извиниться, — перебила ее Никки.

— Нет, но вы должны сообщить мне, знаете ли вы кого-то, кому принадлежит синий двухдверный «Мерседес».

Лицо Никки, когда она посмотрела на Спенса, было белым как мел.

— Не думаю, что знаем, — ответил он.

— А вы, Никки? — повернулась к ней МакАллистер.

Никки покачала головой.

— Нет, никого… Я раньше никогда не замечала такую машину на нашей улице.

МакАллистер встала.

— Ладно, подумайте над этим, — сказала она. — Я вернусь утром, и тогда еще раз поговорим.

Проводив ее до двери, Спенс вернулся в комнату, беспокойно хмурясь.

— Ник, что происходит? — спросил он. — Я ведь вижу, когда ты…

— У моей матери есть светло-голубой винтажный «Мерседес», — ответила Никки, и, когда ужас того, что она произносит, сжал в комок ее сердце, она зажала кулаком рот. — Это, должно быть, просто совпадение, — дрожащим голосом произнесла она. — То есть, не может быть, что… Она бы никогда…

Спенс молча смотрел на нее; его лицо было такого же пепельного цвета, как и ее.

Она отвела глаза, но затем снова посмотрела на него.

— Ты помнишь, где они живут? — спросила она.

— Думаю, да, — хрипло ответил он, все еще не в состоянии оправиться от шока из-за вывода, к которому они оба пришли.

Она подняла сумку и пошла за пальто.

— Я так понимаю, мы едем к твоим родителям, — сказал он, догоняя ее.

— Мы должны это сделать, — ответила она и, вручив ему ключи от машины Руфуса, первой вышла на улицу.

ГЛАВА 26

Когда Спенс и Никки свернули на Беннетт-стрит, в квартире на втором этаже горел свет, показывая, что дома кто-то есть, но шторы были задернуты, так что заглянуть в окно возможности не было.

Когда Спенс выключил двигатель, Никки осталась сидеть в машине, стараясь настроиться на то, что, возможно, ждет ее впереди. Помимо того, что Никки ужасно нервничала, она никак не могла понять, страшно ли ей или она просто все еще слишком ошеломлена, чтобы осознать, что именно происходит у нее в голове. Как только МакАллистер упомянула синий «Мерседес», Никки сразу же подумала о своей матери; но по дороге сюда она взвесила вероятность совпадения, причины — и, похоже, так и не смогла прийти к какому-то определенному выводу.

— Ты точно уверена, что хочешь это сделать? — спросил ее Спенс.

Никки снова посмотрела на окна.

— Мы должны, — ответила она немного дрожащим голосом, повернулась и посмотрела на него. В ярком свете фонаря его глаза казались темными провалами на бледном фоне лица. — Я все время думаю, — продолжала она. — Я не могу… то есть, я…

— Мы должны узнать, действительно ли это была ее машина, — мягко закончил он за нее.

Признав его правоту, Никки глубоко вздохнула и открыла дверцу.

Как только Спенс вышел и присоединился к ней, она взяла его за руку, затем подошла к входной двери и нажала кнопку звонка рядом с фамилией родителей. У нее возникло какое-то чувство нереальности происходящего из-за того, что она пришла в то место, где они жили, но частью которого она никогда не была, словно они перенеслись в сон; а возможно, она обнаружит, что их здесь вообще нет.

— Да? — прозвучал голос в домофоне.

Чувствуя, как у нее участился пульс, Никки наклонилась вперед и произнесла:

— Мама, это я.

На мгновение воцарилась тишина, а затем ее мать переспросила:

— Николь? Я думала… О Господи! Входи же, входи! — И дверь, загудев, открылась.

Покосившись на Спенса, Никки первой вошла в вестибюль и заморгала, когда лестничную площадку залил яркий свет.

— Поднимайся на второй этаж! — крикнула ее мать. — Ты как? Твой друг сказал, что ты…

— Все нормально, — заявила Никки. — Спенс пришел со мной.

Так как ее мать не стала возражать, Никки держала Спенса за руку, пока они поднимались по лестнице. Они увидели, что Адель ждет их у двери в квартиру, одновременно взволнованная и с выражением облегчения на лице; но что еще горит у нее в глазах: готовность защищаться, страх, сожаление? У Никки перехватило дыхание.

— Дай-ка посмотреть на тебя, — попросила Адель, беря Никки за руку. — О чем они думали, когда сажали тебя в это ужасное место?

— Все хорошо, — заверила ее Никки, осторожно высвобождая руку. — Они совершили ошибку, но я думаю, они уже осознали это.

— Смею надеяться, — ответила ее мать.

Глядя на нее, Никки пыталась представить себе, как она в тот день входит в дом, обнаруживает, что Зак спит в колыбельке… Ее мозг взорвался от того, что произошло потом. Она не могла в это поверить. Ее мать могла быть холодной и нетерпимой время от времени, могла быть фанатичной, заносчивой, даже жестокой в своих высказываниях, но Никки не могла убедить себя в том, что она когда-либо зайдет так далеко, что… Она просто не смогла бы.

Адель перевела взгляд на Спенса. Ей, казалось, было неловко, и она была смущена: лицо у нее пошло пятнами.

— Я… рада, что вы приехали, — сказала она. — Когда вы были здесь в прошлый раз… Я должна принести вам свои извинения за то…