— Он потрясающий, — пробормотал Спенс, не в состоянии отвести от ребенка взгляд. — Привет, — шептал он. — Ты — Зак, а я — твой папа.

Сердце Никки переполняла такая любовь, что она не могла произнести ни слова.

Довольно хмыкнув, акушерка снова стала раздавать распоряжения: она напомнила, что плацента еще не вышла, так что не мог бы Спенс стать в сторонку вместе с сыном, пока она доведет дело до конца.

Никки чуть не заплакала от радости, когда увидела, что Спенс просиял от гордости. Его сын.

Двадцать минут спустя акушерка вышла, сказав, что скоро вернется, чтобы проверить, как ребенок сосет грудь, и Никки и Спенс засмеялись от восхищения, когда крошечный ротик Зака открылся, как у рыбы, пытающейся взять приманку. После нескольких неудачных попыток он наконец взял грудь, и они легонько вскрикнули, испытывая одновременно удивление и торжество.

Когда он начал сосать, Никки переполнили ощущения, которые за всю жизнь она еще ни разу не испытывала — это было и неописуемое счастье, и чувство, что она стала чем-то гораздо большим, чем тот человек, которым она была меньше часа назад. Она больше не была просто Никки. Она была матерью, и если она считала, что любит Зака, прежде чем он родился, то это чувство было ничтожным по сравнению с тем, что она испытывала теперь.

— Поверить не могу, что он наконец с нами, — прошептала она, не сводя с него восторженного взгляда.

— Я тоже, — дрожащим голосом произнес Спенс.

Они соприкасались головами, глядя, как он ест, а глаза впитывали каждый глоток молозива с не меньшей жадностью, чем его рот.

— Я так рада, что ты успел, — прошептала Никки. — Ты идеально рассчитал время.

— Не надо, — попросил он, закрыв глаза, поскольку он задрожал при мысли о том, что он чуть не опоздал, — еще пять минут, и я бы все пропустил, и даже если бы ты простила меня, в чем я сильно сомневаюсь, сам я никогда бы себя не простил.

Никки улыбнулась и провела пальцем по его небритой щеке.

— Но кто будет снимать рекламу? — спросила она. Было уже почти пять часов утра, и ему ни за что не успеть вернуться в Лондон вовремя, чтобы начать съемку.

Спенс все еще, не отрываясь, смотрел на ребенка.

— Снимать ее будет Дрейк, — ответил он, касаясь пальцем покрытого пятнами личика Зака.

— Быть того не может! Как это получилось?

Он недоверчиво улыбнулся и покачал головой, явно еще не оправившись от потрясения.

— Все произошло после твоего последнего звонка, — сказал Спенс, — того, около полуночи. Вот тогда я и сделал то, что должен быль сделать с самого начала. Я позвонил Дрейку и сказал ему, что у тебя начались роды, и он даже не стал ждать, когда я его о чем-то попрошу. Он просто засмеялся и сказал что-то о том, что предупреждал тебя, что все пойдет вовсе не так, как было запланировано. Потом он приказал мне принести свои заметки и все остальное ему домой, а самому ехать к тебе. Просто счастье, что съемки его фильма возобновятся только на следующей неделе, но он сказал, что даже если бы сам не смог снимать мой ролик, то обязательно нашел бы кого-нибудь другого.

Хотя глаза Никки сияли, в мышцы ее начало проникать изнеможение, с которым она не могла бороться. Она чувствовала ноющую боль ниже талии, но это были цветочки по сравнению с острыми когтями, которые терзали ее на протяжении последних девяти часов. Она посмотрела на Зака и тихонько вздохнула: он выпустил сосок, засопел и, похоже, погрузился в сон.

— И как же ты добирался сюда? — пробормотала она, не понимая, что из-за усталости говорит нечленораздельно.

Проведя рукой по ее волосам, он ответил:

— Я опоздал на последний поезд, так что мне пришлось добираться автостопом: я приехал на грузовике, который вез товар в супермаркет «Теско».

Его слова доносились до нее словно с другого конца длинного туннеля. Тем не менее она ответила:

— Теперь мы будем ходить за покупками исключительно в этот магазин. Дэнни приехал с тобой?

— Он сейчас в Манчестере, но я позвонил ему и сообщил, что ты рожаешь. Он приедет прямо сюда утром, то есть, думаю, через несколько часов.

— М-м, — пробормотала она, больше не в состоянии сопротивляться желанию закрыть глаза.

Поддерживая ее руку, обнимавшую крошечный сверток, он лег рядом, положил голову Никки себе на плечо и обнял обоих уснувших.

Когда, несколько минут спустя, вернулась акушерка, мать, отец и ребенок уже давно путешествовали в царстве снов, а поскольку Дэвид успел заехать домой, чтобы взять фотоаппарат, который он в спешке позабыл, она разрешила ему войти на цыпочках и запечатлеть трогательную картинку новоиспеченной семьи в первый драгоценный час ее существования.


К середине дня Никки и Зак уже переехали в палату, где обитали с полдесятка других новоиспеченных мамочек: они спали, кормили грудью или осторожно передвигались по направлению к туалету — обычно в сопровождении медсестры, мужа или кого-нибудь из взволнованных родственников.

Место вокруг кровати Никки уже заполнилось открытками и подарками, включая большую плетеную корзину от Дрейка Мюррея и его жены, наполненную всем необходимым, начиная от пинеток и бутылочек и заканчивая мягкими игрушками, комбинезончиками и большой бутылкой вина «Моэ и Шандон». Ребята с «Фабрики» скинулись и прислали огромный букет цветов, который Кристин и Дэвид отвезли домой.

Дэнни примчался только в начале одиннадцатого, извергая потоки счастья и поздравлений и требуя дать ему подробный отчет о том, как проходили роды. Как только он перевел дыхание и заставил Никки так громко смеяться, что остальная часть обитателей палаты тоже присоединилась к ней, не понимая, в чем причина такого веселья, он стал с важным видом расхаживать вокруг кровати и потратил всю карту памяти на снимки того, как Зак моргает, спит, ест, вращает головой и молотит воздух крошечными кулачками. Однако когда пришло время менять подгузник, он чуть не грохнулся в обморок и передал камеру Спенсу.

Хотя Никки все еще ощущала усталость и боль, ей удалось не заснуть во время приема то увеличивающегося, то стихающего потока посетителей, который не прекращался весь день: все их друзья с «Фабрики» считали своим долгом заскочить в палату и поздравить Зака с приходом в мир; похоже, все они полюбили его с первого взгляда. Он ел, и срыгивал, и какал, а один раз, к восхищению родителей, даже тихонько пукнул после очередного приема пищи.

Ей удалось принять душ утром, пока Спенс сидел с Заком — тот все время спал, прижавшись к плечу отца, словно, как заявил Спенс, уже понимал, кто это.

— Я так горжусь им, — сказал он Никки, когда они снова остались одни, прежде чем вечером нагрянула очередная порция посетителей. — Я не могу поверить, что это мы его сделали, а ты?

— Это просто чудо, — пробормотала она, рассматривая ребенка на руках у Спенса, его пушистые темные волосы и сморщенное личико. — Я всегда знала, что он будет идеален, но должна признаться, под конец мне стало страшно.

Не поднимая глаз, Спенс спросил:

— Как ты считаешь, нужно сообщить твоим родителям?

Сердце Никки кольнула боль, и она закрыла глаза, чтобы скрыть свои чувства. Хотя какая-то ее часть отчаянно хотела позвонить им, она не могла рисковать, давая им возможность испортить это волшебное время. И потому она лишь сказала:

— Давай подумаем об этом позже.

Похоже, не имея ничего против такого поворота событий, Спенс продолжал смотреть на Зака.

— Нам так повезло, — пробормотал он, — но, даже если бы с ним что-то было не так, мы бы все равно его любили.

— Конечно, — согласилась она, наклоняясь вперед, чтобы поцеловать нежную, как бархат, щеку Зака. — Педиатр еще не видел его, но акушерка говорит, что мы, наверное, сможем забрать его домой уже завтра.

Когда Спенс встретился с ней взглядом, он был наполнен такой любовью, что в глазах у нее заблестели слезы.

— Сколько ты сможешь пробыть с нами? — спросила она, боясь услышать ответ. «Пожалуйста, пусть ему не нужно возвращаться в Лондон немедленно».

— Я еще не говорил с Дрейком, — ответил он, — но надеюсь, что он заменит меня на все три дня. Если так, я могу побыть с вами до конца недели.

— Нужно будет делать монтаж?

Он кивнул.

— Он уже сказал, что хочет, чтобы монтаж я взял на себя, потому что он должен подготовиться к собственным съемкам на следующей неделе. Так что, весьма вероятно, что мне придется провести в Лондоне как минимум воскресенье: нужно посмотреть первые дубли и обсудить, как он видит весь процесс.

Никки казалось неправильным говорить сейчас о других обязательствах, когда единственным значимым явлением был Зак, но ей пришлось заставить себя быть прагматичной и храброй. В конце концов, причина ведь была не в том, что она боится не справиться одна: она просто хотела, чтобы рядом с ней был Спенс. Или ее мать. Но ведь у нее есть еще миссис А., которая будет часто заходить к ней, оказывая ровно столько моральной и практической поддержки, сколько Никки понадобится. Местная акушерка тоже будет приезжать к ней, и почти целую неделю рядом будет Дэвид, а возможно, и Кристин, и у них столько друзей в округе, что она сможет получить столько помощи, сколько пожелает, если ей это понадобится — а скорее всего, ничего и не понадобится.

— Ты все еще собираешься взять отгул на две недели в начале февраля? — спросила она у Спенса.

— Конечно, — с жаром ответил он. — Я ни в коем случае не намерен это менять. Вообще-то, к тому времени мы уже должны будем начать упаковывать вещи для переезда, так что хорошо, что я буду поблизости, — он снова посмотрел на Зака так пристально, словно никак не мог насмотреться. — Жизнь станет потрясающей, как только мы все переедем в наш лондонский дом, — пробормотал он. — Только ты не должен нам мешать спать по ночам своими криками, — предупредил он сына.