— Уходить надо, Дашенька! Весь лес сейчас полыхать будет!

— Надо папеньке помочь! У него, похоже, удар!

— Я постараюсь, хорошая моя, постараюсь, — шатаясь, он подошел к ней и, обняв, поцеловал.

— Ты снова меня спас, Никитушка мой.

— Ты же знаешь, я бы умер за тебя!

— Ты чуть не умер! Ты папеньку спас. Знаешь, я уже мысленно прощалась с тобой, меня чуть замуж не выдали. Столько всего произошло!

— Знаю от Калинихи, она меня насилу подняла, сказала — мать Федора в лес ходила, Федька вернулся. Тебя в Задольск везут, венчаться. Я думал сначала в город, а потом, как карету вашу увидел возле леса, сразу и смекнул, что вас у Седого в избушке держат. А Седой то — живучий оказался!

Никита обрезал ветки у сосны и смастерил что- то вроде саней с помощью веревок, которыми у Даши были связаны руки, затем взвалил князя на них и вместе с Дашей они потянули эту ношу из леса. Внезапно прогремел гром, и стена ливня обрушилась на них. Продираясь сквозь чащу, спустя много часов, мокрые, уставшие, выбившиеся из сил они услышали шум и крики. Навстречу бежали хуторские мужики.

— Спасение! — Даша села на мокрую землю. Наконец-то!

* * *

Зарядившие после долгой засухи дожди день за днем поливали Зеленый хутор. Даша мысленно благодарила бога за избавление от навязанного ей брака и счастливое спасение из горящей избы в лесу. Петр, переехавший в особняк Домбровских после случившегося для лечения князя, не отходил ни на шаг от его постели днями. Удар, парализовавший князя и отнявший у него речь, в результате стал к третьему дню отпускать его, и к нему частично вернулась речь и понимание происходящего. Полицейские прочесывали лес и дороги в поисках беглых преступников, скандал вышел на всю губернию, сам губернатор взял это дело под личный контроль, но, не смотря ни на что, Седого и его компанию так и не поймали. К великому облегчению Даши, вызванный нотариус подписал документы на передачу поместья в полное владение Дарьи, согласно завещанию, и оформил вольную и паспорт Никите. Отложенная свадьба все-таки должна была состояться, по мнению Федяевых сразу после выздоровления Дмитрия Алексеевича. Даша, чтобы не расстраивать папеньку, соглашалась со всем для виду. Однако план, зревший в её голове, предполагал совершенно иное. Под предлогом навестить в Словении тетушку перед свадьбой и отвезти родственникам приглашения самолично, она, наскоро собравшись, выехала в Горишку, с одной только целью — увезти Никиту и тайком пожениться.

Провинция Горишка, встретила путников ясным солнечным светом и чудесными пейзажами. Княжеская карета мчалась по гористой местности, покрытой густой растительностью. Долгий многодневный путь, казалось такой утомительный, казался Даше раем, после всех испытаний, которые ей довелось пережить. Её Никита был рядом с ней. Она засыпала и просыпалась в его объятьях. Костюмы, сшитые на заказ еще в Задольске, превратили бывшего крепостного крестьянина в изысканного молодого мужчину, казалось, только и отличавшегося от всех аристократов тем, что гораздо больше физически развитого. Днем и ночью находясь в его обществе, Даша понимала, что больше не сможет ни дня прожить без него. Тетка Злата радушно встретила племянницу и представленного ею как будущего мужа Никиту, и потянулась вереница бесконечных приемов по случаю приезда. День проходил за днем, а они с Никитой не могли даже двух часов выкроить, чтобы оставшись наедине обсудить их тайное венчание. Близился день обратного отъезда. Письма, приходившие из дома сообщали, что папенька почти совершенно поправился и приготовления к свадьбе идут полным ходом. Тетка настаивала на том, чтобы они с Никитой обязательно посетили ежегодный осенний бал в Любляне, и заказала Даше ослепительные наряды. Никита был готов на все ради своей любимой — даже терпеть бесчисленные приемы и неловкое внимание окружающих. Его выручало то, что он совершенно не знал словенского и разговорами донимали обычно Дашу. Договорившись, что на обратном пути, после отъезда в Россию они заедут в первую же церковь и обвенчаются там, Никита с Дашей в сопровождении тетки Златы, направились в Любляну.

Каждый год в начале сентября, огромный дворец в самом центре Любляны был также и центром, где собиралась вся знать не только Словении, но и соседних малых государств. Бальная зала светилась миллионами огней и своим великолепием затмевала блеск бриллиантов на украшениях светских красавиц. Дамы, обмахиваясь веерами обсуждали друг дружку, мужчины небольшими группками собравшиеся то здесь, то там мирно беседовали. Танцующие пары проносились мимо в ритме вальса. Что-то в интерьере зала казалось Даше до боли знакомым, но что? Она не могла понять.

— Я бы тоже с удовольствием потанцевала, — Даша, озорно улыбнувшись, посмотрела на Никиту.

— Ты же знаешь, как я танцую, хочешь опозориться? Я к вашим услугам, мадмуазель. — Он деланно поклонился.

— Все! По приезду клятвенно обещаю научить тебя танцевать хотя бы вальс.

— Ради тебя — даже польку, — Никита, улыбаясь, смотрел в её глаза. — Если бы мне сказали еще месяц назад, что я буду здесь, среди особ королевских кровей, я ни за что не поверил бы. Сколько здесь знати! — он обернулся оглядывая зал.

— Погоди-ка, что-то лицо знакомое!

— Ты о ком?

Никита сделал несколько шагов к вальсирующим парам.

— Да нет, наверное, показалось.

— Да объясни толком, о чем ты? — Даша подошла за ним. Сердце сжалось и холод, где-то внизу живота останавливал дыхание. Там, в кругу танцующих, с дамой в черном кружился седой. Он был без бороды и коротко стрижен, благородный профиль, осанка, одежда, — все выдавало в нем благородного господина, но это был Седой. Взгляд, холодный как кусок стали скользнул по ним и остановился на Даше. Они смотрели друг на друга, глаза в глаза. Даша не могла двинуться, как будто под гипнозом. Музыка прекратилась и пары, раскланявшись, разошлись по залу. Седой, казалось, растворился в толпе. Народ хлынул к балкону — предполагалась приветственная речь. Минут десять Даша с Никитой стояли в растерянности.

— Надо немедленно уходить, слышишь! — Никита, взяв её под руку, повел в противоположную сторону, — он узнал нас. Здесь опасно.

— Еще как опасно! — знакомый голос за спиной заставил их обернуться. Сверкнула сталь кинжала! Острие летело прямо Даше в грудь. В доли секунды Никита оттолкнул Дашу, и принял удар на себя. Седой вновь замахнулся, но Никита перехватил его руку. На крик Даши уже бежали слуги и охрана. Седого скрутили. Никита, истекая кровью, опускался на пол, сбежавшийся народ окружил их. Даша кинулась к Никите. Разорвав рубашку на его груди, она прижала к ране ткань, пытаясь остановить кровотечение. Страшный женский крик разорвал мертвую тишину.

— Чеславек!

— Чеславек! — пожилая пани Стечинская показывала на родимое пятно у Никиты на плече. Даша мгновенно вспомнила, что ей казалось здесь таким знакомым. Над входом в бальную залу висели гербы словенской, польской, австрийской и прочей знати. Герб Стечинских — она узнала монограмму- змея, обвивающая меч в форме буквы «S». Взяв Никиту за руку, она развернула кольцо с гравировкой.

— Пани Стечинская, это Ваше?

Пожилая дама упала без чувств на руки стоявших рядом мужчин. Все происходящее казалось Никите чем-то далеким, голоса сливались, лицо Даши, плачущей над ним уходило куда-то в темноту.

* * *

Никита открыл глаза. Он лежал в роскошной постели, грудь была туго перебинтована. На тумбочке стояли склянки с лекарствами. Рядом, на кровати, свернувшись клубочком, лежала Даша. Он попытался встать. Она мгновенно проснулась и уложила его обратно

— Дашенька…

— Тихо, — она поцеловала его в губы, — Тихо, любимый мой, тебе нельзя вставать, и разговаривать тоже нельзя.

Она смочила водой губку, чтобы он мог немного попить.

— Где я, сколько времени прошло, где Седой? — он снова попытался сесть, но снова был уложен в постель.

— Ты в доме своей бабки — Софьи Стечинской, это у них Седой много лет назад выкрал маленького сероглазого мальчишку. Она тебя по родимому пятну узнала. Все мужчины в вашем роду рождаются с такой отметиной, — Даша улыбнулась, — они в старину и герб даже поэтому такой себе придумали, — по кольцу и по родинке она тебя и узнала. Ты один у неё остался — своих сыновей, твоих отца и дядьку она проводила на войну, а обратно уже не дождалась — судьба, которая постигла многих в этой многострадальной стране. Мать не пережила твоего похищения и умерла через три года после того как тебя украли. Так что ты — ясновельможный пан, князь Чеслав Стечинский. Даже не знаю, пара ли я тебе теперь, — Даша нарочито вздохнула и улыбнулась, — Учитывая, что даже Прибины не могут похвастаться такой родовитостью, как Стечинские.

— Дашенька, я твой крепостной, — улыбаясь и перебирая её волосы, шептал Никита. — Я твой Никита, помнишь? Так что с Седым?

— Он в тюрьме, его допрашивали, я ездила в полицию, он молчит, сказал только что Федор с Ульяной уехали. За несколько дней до бала он отправил их на каком-то торговом судне в Америку.

В двери постучали. Пани Стечинская и доктор вошли в комнату. Женщина бросилась к Никите, целуя его, что-то экспрессивно рассказывала. Он не понимал, глядя на Дашу, беспомощно улыбался. Стечинская разложила перед ним груду игрушек.

— Она говорит, как она тосковала по тебе, и что это твои игрушки, она их берегла. — Она повернулась к Стечинской, — Он вас не понимает, скажите лучше по-английски или по-французски.

Пани Стечинская расплакалась. Доктор, разложив инструмент и деликатно кашлянув, попросил обоих дам удалиться. Через час он вышел, вытирая руки белоснежным полотенцем.

— Ну что? — обе в один голос задали один и тот же вопрос.

— Мы имеем дело с очень сильным и мужественным человеком. Рана столь же болезненна сколь и опасна. И, хотя легкое чудом не задето, рана очень глубока и кровоточить будет долго. Ему категорически нельзя вставать и разговаривать. Мало того, что это опасно- это будет причинять ему невыносимую боль. Боюсь, что для выздоровления понадобится больше месяца, а до полного здоровья и вовсе год. Я буду навещать вас каждые два дня для смены повязки.