— Сейчас бы сюда Калиниху. — с тоской прошептала Даша.

— Что, милая?

— Да нет, так ничего.

Пани Стечинская под руку с доктором удалилась в гостиную. Даша вошла в комнату Никиты на цыпочках. Тот лежал бледный, явно измученный проведенной процедурой. Увидев Дашу, он улыбнулся и попытался приподняться. Как от удара тока он застонал и упал навзничь. Даша подбежала к его постели и взяла его здоровую руку в свои ладони.

— Если ты еще раз посмеешь пошевелиться, я велю тебя привязать простынями к кровати.

— Я…

— А если ты посмеешь открыть рот, я велю вставить в него кляп! Доктор запретил тебе вставать и говорить! Поэтому теперь я буду неотлучно следить за твоим поведением. Ты же хочешь поправиться?

Никита молча кивнул.

— вот так то лучше! Теперь мы будем с тобой общаться как немые, только кивками и …

Она наклонилась и нежно поцеловала его в губы.

— вот так тебя устроит?


Чудный климат Словении и усилия доктора делали своё дело. Уже через несколько недель рана затянулась и Никита с Дашей могли совершать верховые прогулки по гористым склонам покрытым такой яркой зеленой растительностью, что казалось это волшебство, а не творение природы. Скалистые обрывы открывали морской берег, осень, вступившая в свои права в России, казалось, и не собиралась трогать своим разноцветьем нежную яркую зелень прибрежных холмов. Письма, пришедшие из России, сообщали, что папенька дает благословение на брак с князем Стечинским и непременно желает выдать Дашу замуж именно в Задольске. Даша с Никитой никогда так не были счастливы. Обоим не хотелось ехать домой, но пани Стечинская настояла, заверив их, что обязательно отпросит их у папеньки, и следующей весной непременно будет ждать их к себе вновь. Она не сможет расстаться с только что обретенным внуком, и, возможно, если пан Домбровский пригласит её, даже согласится провести зиму в России, рядом с молодыми. Сборы были недолгими и обратное путешествие оказалось приятным и волнующим предстоящими событиями.

* * *

Задольская церковь не знала такого нашествия иностранцев со времен Наполеона. Сразу две свадьбы, в этот теплый осенний день — княжны Дарьи Домбровской и князя Чеслава Стечинского и Петра Федяева и Натальи Смоляковской произвели фурор в городе. Пестрая толпа разглядывала невест, одетых в роскошные белоснежные платья. Князь Домбровский и Софья Стечинская, чета Федяевых, вытирая слезы, благословляли молодоженов. Дмитрий Алексеевич наклонился к молодым и шепнул:

— Вот ведь, Дашенька, в холопе — то, каких кровей аристократа разглядела!

— Вот теперь, папенька, я совершенно официально могу спать в постели вашей дочери. Рад, очень рад, что хоть теперь меня не отправят за это на конюшни, — усмехнувшись, ответил Никита.

Подняв молодую жену на руки, он внес её в свадебную карету.

— Никитушка, я не верю, что это происходит с нами!

— Я сам верю с трудом, еще вчера я был твоим холопом, а сегодня я — твой муж.

— Ты столько выстрадал из-за меня!

— Я же говорил тебе, что я бы за тебя умер! — он поцеловал Дашу.

Свадебный кортеж, поднимая за собой осеннюю листву, направился в поместье Домбровских…