— Как там Калиниха?

— А хорошо, Калиниха, я час назад у неё была, все как велели, проверила — жара у неё нет, я к ней Матрену приставила, та ей травы подает, отвар готовит, Калиниха у нас и мертвого на ноги поставит травами. Мазь она какую-то втирала с утра, прямо на ногу, так у неё за час опухоль спала. Говорит, за неделю затянется, а переломанные кости — конечно, не меньше месяца будут срастаться. Костыль вот ей у плотника заказала — все как велели. Калиниха просила вас благодарить от всего сердца. Такой, говорит, доброй барышни во всем свете не сыскать.

— Ну, хорошо. А вот и Порфирий с полицейскими. Вели, когда нотариус приедет, проводить его в гостиную, да подай ему чаю, или чего попросит, и сразу меня зови.

Порфирий, а за ним и полицейские спешились, и вошли, представившись. Даше пришлось с самого начала повторить всю историю своих злоключений, сразу после приезда в Зеленый хутор, которая была тщательно записана. После дальнейшего написания Дашей собственноручного заявления о покушении на неё, и пропаже крепостного Федора, а также уплаты господам полицейским поощрительной премии, для большего старания, все расположились в каминной, в которую приказано было привести стрелка. Дрожащего, с разбитой губой, Адиль втолкнул его в комнату и встал на входе.

— Чьих ты будешь?

— Что заставило тебя стрелять в этих людей?

— Где взял пистолет?

Вопросы полицейских сыпались один за другим. Парень молчал. Даша подошла к нему.

— Я тебя чем- то обидела?

Парень помотал головой, слезы наворачивались у него на глаза.

— У тебя что-то случилось?

Парень разрыдался:

— Мамонька помирает, ей доктора надо, а доктору то платить надо.

— Так откуда ты?

— Из города, фабричные мы! Сюда рыбачить с отцом ездили частенько. Отец помер, теперь вот мамонька.

Даша наклонилась к нему.

— Скажи мне адрес, я тотчас туда пошлю доктора, твою маму вылечат.

— Обманете барышня.

— Не обману. Теперь ведь все равно ты ей не сможешь помочь. Ты ведь преступление совершил, человека ранил, мог и убить! Кто тебя надоумил?

— Дед один, мы с ним и раньше виделись, он где-то в лесу живет?

— Какой дед?

— Седой такой, весь седой! И зовут его Седой! Он мне пятьдесят рублей обещал! Червонец задатку дал, мамоньке на лекарства! Сказал не убивать — попугать только, Убивать, он сказал, сам будет, когда пора придет.

У Даши мучительно защемило сердце. Как она забыла про старика! Тогда в лесу был, похоже, тот самый старик!

— Седой говоришь! — Никита привстал с дивана, — Я знаю его, это полусумасшедший дед, живет в самой глухой чаще, там у него избушка, его все колдуном считают, с ним никто, кроме, пожалуй, Калинихи и не знается, боятся его. А Федька то тут, каким боком?

— Седой сказывал выстрелить все пули, дал десяток, чтобы мужик связанный убежать мог. А когда погоня кинется самому прятаться. Я бы спрятался, да только вот этот, — мальчик кивнул на Адиля, — Больно ловок оказался…

В дверь заглянула Марфа:

— Барышня, к Вам нотариус приехал. В гостиной дожидается, как велели.

Даша вышла из комнаты. Пока полицейские оформляли бумаги, Никита лихорадочно пытался сложить в голове картину произошедшего. Седой. Теперь надо найти Седого. За что он так ненавидит Дашу. Или не Дашу? Кого он хотел напугать и зачем? Причем тут Федор?

Через час вернулась Даша и, отозвав в сторону Адиля, отдала ему бумаги. Тот на глазах у всех поклонился ей.

— Я своё слово сдержу.

Полицейские, забрав с собой мальчишку, заставили Дашу подписать протоколы и засобирались в Задольск. Её заверили, что завтра же начнут прочесывать лес, с целью взять этого «Седого». Записав у парня адрес матери, Даша отправила записку в имение Федяевых, с просьбой Петру осмотреть эту женщину, когда тот будет в городе.

* * *

Федор бежал по лесу, словно заяц, которого гнали собаки. Через час, определивши, что погони за ним нет, он остановился и упал на тропинку. Хорошо, что он напряг руки, когда ему вязали их веревкой. Сейчас узел ослаб и веревка поддавалась. Кое-как, спустя время, ему удалось вытянуть вспотевшую руку. Освободившись, Федор зашагал вглубь леса. Седой не обманул. Он никогда его не обманывал, С самого детства странного белобородого старика в деревне не боялась только его матушка и её подружка Калиниха. Федор никогда не афишировал ни того, что знаком с Седым, ни того, что тот частенько помогал ему, то деньгами, то советами, ни того, что связывало их обоих — лютая ненависть…

Под ногами захрустели ветки. Вот он, схрон! Федор приподнял засыпанную листьями плетеную крышку. Узел с одеждой, завернутый в свиную кожу сверток — деньги и паспорта. Седой и впрямь не обманул! Теперь только бы Ульяну отыскать.

Забрав добычу, Федор направился к реке. Надо было привести себя в порядок. Через час переодетый в городское платье Федор сжимал в руке узел с платьем для Ульяны. Пятничный обоз на Петербург должен был отправиться еще утром. Он во что бы то ни стало должен нагнать его.

— Через лес вон в ту сторону, до заката выйдешь к тракту. Там обоз в трактире на ночь остановится.

— Седой! Напугал! Дед! Ну, спасибо тебе! Все сделал, как обещал!

Федор кинулся к старику и обнял его, приподняв над землей.

— Бог в помощь, ступай, сынок, ступай. Твоё дело правое, ступай!

Он перекрестил Федора в воздухе и исчез в лесных зарослях. Федор кинулся через лес, туда, куда указал ему дед.

Уже под вечер, выйдя из зарослей, он увидел дорожную развязку. По северному направлению двигались телеги, на которых были огромные тюки с товаром. В середине обоза ехала длинная телега, на которой сидели крестьяне, среди которых наметанный взгляд сразу нашел Ульяну, завернувшись в старую шаль, она полулежала, прислонившись головой к борту телеги, и, похоже, спала. Десяток нанятых верховых сопровождал обоз спереди и сзади. Дорожный трактир и гостиница были в полукилометре езды, там, по словам Седого, должны были разместить обоз на ночлег. Дед не дал ему оружия — это плохо, но он знал, пистолет у Седого был только один, и он его использовал, чтобы помочь Федору бежать. Как же отбить Ульяну. Ну, одного он придушит, ну двоих, остальные его скрутят — это точно. Его Уля, его синеглазая красавица рядом с ним, и он ничего не может сделать. Федор короткими перебежками подобрался к трактиру, спрятался за поленницей и наблюдал за происходящим. Тем временем обоз остановился возле трактира. Конники спешились и стали заводить телеги с товаром во двор за ворота. Бородатый мужик с серьгой в ухе спрыгнул с повозки и стал стаскивать с неё девушек. Когда дошла очередь до Ульяны, он ухватил её за руку, стянул вниз, и на глазах у всех стал грубо тискать. Ульяна устало отбивалась, было видно, как она измучена — синяки под глазами, губы потрескались. Не в силах больше сопротивляться она обмякла и заплакала.

— Ничего! — Мужик оскалился и впился пухлыми губами ей в шею, — Авось не помрешь, потерпишь, чай не девка, к этому делу привычная! — заломив ей руку за спину он затолкал её в двери трактира.

— Водки дай стакан! — послышался из-за дверей его голос, — Надо бабу угостить, чтоб поласковей была! Два стакана дай!

У Федора было такое чувство, что его сердце сейчас разорвется! Он предполагал, что Ульяну продали с определенной целью, но чтобы такое! Он понимал, что медлить нельзя ни минуты, что сейчас это животное будет удовлетворять свои прихоти с его женщиной. Его женщиной! Федор сжал в руке рукоятку кинжала. Эта мразь наверняка уже потешилась с Ульяной вдоволь, еще бы, столько потерянного времени. Если бы чуть раньше! Он не должен оставлять его в живых. Улька! Улька не виновата, что она могла против насильника! Хотя, — тоже хороша. Спрятав кинжал за голенищем, Федор надвинул шляпу пониже на лоб и вошел в трактир.

В смрадном помещении с низким бревенчатым потолком было много народу. За угловым столиком сидел бородатый и Ульяна. Остальных девушек видно не было, наверное, увели на второй этаж, в гостиницу. На столе перед ними стоял графин белой, стаканы и нехитрая закуска. Ульяна, прислонившись к стене, отрешенным взглядом смотрела куда-то в сторону. Бородатый, то и дело поглаживая её по колену, пил водку, закусывая, и, наклоняясь прямо к её лицу, нашептывал ей что то на ухо. За соседним столиком сидели их сопровождающие, тоже заказавшие водки и поесть. Нападать прямо сейчас было невозможно. Федор прошел в дальний угол и подсел за столик так, чтобы взгляд Ульяны попал на него. Заказав себе еды и стакан портвейну, Федор стал терпеливо ждать. Через какое то время Ульяна увидела его. Она не поверила своим глазам, тут же расплакалась, бородач, заметив это, стал озираться по сторонам. Федор приложил палец к губам. Ульяна слегка кивнула. План, пришедший в голову Федору, был прост и дерзок одновременно. Подозвав проходившего полового, он дал ему пятак и приказал подойти к бородатому и от его имени угостить того графином самой лучшей водки, да разузнать, его ли эта крестьянка, и если его, то что он просит деньгами за ночь с этой бабой — якобы уж очень она приглянулась. Половой, не первый день работавший в трактире, смекнув что к чему, тут же выставил графин на стол перед бородатым. Оглянувшись на Федора, тот закивал головой и написал на клочке бумаги сумму. Половой передал записку. Федор, прочитав, передал через полового деньги и спросил где ему ждать. Ульяна сидела бледная, как мел. Бородач наклонился к ней и зашептал ей на ухо. Та закивала головой и пошла наверх за половым. Федор поднялся вслед за ними. Половой оставил их в маленькой, убого убранной комнате и, сказав, что за бабой придет под утро, запер их снаружи и вышел из комнаты. Ульяна кинулась Федору на шею. Тот обнял её и прижал к себе:

— Я же сказал, что не оставлю тебя!

— Все пропало, Федечка, меня продали, везут в Петербург, какому-то графу на забаву. Нас таких аж восемь человек.