Мир словно слегка качнулся и снова выровнялся, но уже другой — переполненный яркими цветами, звуками, смехом!

Обхватив ее обеими руками, Дел наклонил голову и прижался лицом к светлым волосам. Шепнул ей на ухо то, что было и так ясно — но для него важнее всего: — Я вернулся, детка, — глубоко вдохнул знакомый медовый запах, выпрямился и улыбнулся.

Карен отступила на полшага. Вид у нее был слегка смущенный — словно она боялась, что он рассердится на нее за неожиданное появление. Только тут Дел заметил, как она одета...

Вместо обычных джинсов с футболкой на ней было платье из легкой светло-зеленой шелковистой ткани в мелкий цветочек, кроме того — светлый жакет, босоножки на высоком каблуке и, как последний штрих, — пышный светло-зеленый бант на затылке.

Он не выдержал — шагнул к ней, снова приобнял одной рукой и легонько поцеловал в висок. Обернулся, наткнулся взглядом на изумленную физиономию Рики и сказал, стараясь, чтобы в голосе не слишком звучала рвущаяся изнутри радость:

— Это моя жена.


Итальянец чем дальше тем больше раздражал Дела, и дело было даже не в бархатистых нотках, появившихся в голосе Рики с того момента, как он представил их с Карен друг другу. Просто если бы этого чертова макаронника не было, то они бы шли с ней вдвоем, в толпе незнакомых людей, которым нет до них никакого дела — и она бы уже отобрала у него дипломат, и засунула бы взамен в его ладонь свои тонкие пальчики, и незаметно поглаживала бы его руку, и смеялась, и болтала бы, не закрывая рта. А сейчас она с вежливо-формальной, словно намертво приклеившейся, улыбкой задавала Рики ненужные, но полагающиеся в такой ситуации вопросы вроде «Как долетели?» или «Вы впервые в Венесуэле?». Лишь глаза ее, жалобные и немножко сердитые, словно говорили Делу: «Ну, сделай же что-нибудь!»

— Нам придется задержаться в Каракасе до завтра. Так что сейчас поедем в какой-нибудь отель, — сказал он и сразу заметил вспыхнувшую в ее глазах радость.

— Можно в «Эмбасси» — я там ночевала и вещи оставила... И свободные номера там есть!

Дел прикрыл глаза и еле сдержался, чтобы не расхохотаться. Похоже, Карен с самого начала планировала задержаться на денек в Каракасе...

Джип послушно ждал на стоянке — там, где он оставил его, улетая. Пока Рики размещал свои три чемодана, пытаясь оставить на заднем сидении местечко и для себя, Дел включил кондиционер — в машине было жарко, как в печке, хотя она и стояла в тени. По-хорошему нужно было бы подождать пару минут, пока там можно будет дышать, но ждать сил уже не было.

Он старался не дотрагиваться до Карен, даже лишний раз не смотреть на нее. Потом, в номере, когда поблизости никого не будет... все потом!

Внешне это выглядело как обычная светская беседа: Рики, не закрывая рта, восхищался всем, что видел вокруг, а Карен, сидя вполоборота, отпускала какие-то уместные в подобных случаях реплики. На самом деле ей хотелось только одного — чтобы этот тип куда-нибудь исчез.

Она прекрасно понимала, что Дел не любит проявлять свои чувства на людях; суховатый, сдержанный, немногословный — таким он всегда был при посторонних. Лишь глаза чуть теплели, когда он смотрел на нее, напоминая, что под этой сдержанностью и спокойствием прячется другой Дел — такой, каким только она знала его.

Она понимала, что по-настоящему они еще поздороваются, когда останутся вдвоем — но хотелось, чтобы это случилось поскорее...

Свободных номеров действительно было полно — туристский сезон еще не наступил. Дожидаясь ключа, Дел незаметно погладил ее по спине под жакетом и шепнул:

— Потерпи, маленькая. Уже немного осталось. — Получил ключ, кивнул Рики, подхватил чемодан — обернулся и улыбнулся. — Ну, пошли?

Он, как всегда, понимал ее, понимал, что ей уже невмоготу ждать и хочется обнять его, потрогать, погладить — или хоть за руку подержать. Но в лифте все еще было нельзя: чуть ли не на каждом этаже кабина останавливалась, кто-то выходил, входил; казалось, этот подъем длится бесконечно долго.

Номер оказался почти у самого лифта.


Теперь все было можно! И обнять, и потереться лицом о шершавую щеку, и вдохнуть его запах... Дел сжимал ее слишком сильно, почти до боли — но это было неважно, главное — чтобы не отпускал!

— Я очень соскучился... Я даже не думал, что могу так соскучиться, — сказал он, и она закивала, по-прежнему уткнувшись ему в щеку. — Хорошо, что ты приехала...

Карен снова кивнула.

Его рука поползла вверх, добралась до волос и запуталась в них. Наткнулась на бант, потрогала — не хотелось разрушать такую красоту, не рассмотрев ее сначала как следует. Дел прекрасно понимал, что все это — и новое платье, и босоножки, и золотистый лак на ногтях, и бант — предназначалось для него, чтобы он увидел и оценил.

— Ты очень красивая... Я при этом придурке даже сказать не мог.

— Тебе понравилось? Ты на меня почти не смотрел.

— Смотрел...

Они стояли, обнявшись, у самой двери. Можно было уже пройти в комнату, сесть — но не хотелось разъединяться даже на мгновение. Лишь когда в дверь внезапно постучали, Дел отпустил жену, глубоко вздохнул и сделал шаг назад.

— Ну что там еще?!

Оказалось, что принесли вещи Карен. Дав пятерку посыльному, он повесил табличку «Не беспокоить!» и захлопнул дверь.

— Фу-ух. Ну, теперь, кажется, все! — На ходу стаскивая пиджак и галстук, прошел в комнату и плюхнулся на диван, протянув руку Карен, стоявшей у окна. — Ну чего ты? Иди сюда!

Ждать долго не пришлось — она тут же оказалась рядом, уже босиком и без жакета, и уселась, поджав под себя ноги. Погладила его по щеке — Дел блаженно зажмурился, сполз пониже и уткнулся лбом, глазами, всем лицом в теплое шелковистое местечко между плечом и шеей. Почувствовал, как маленькие мягкие руки обнимают его, притягивая поближе, гладят, медленно перебирают волосы.

— Устал?

Он мотнул головой.

— Наверное. Сейчас пока не чувствую. Вот посижу так пару минут и пойду мыться. Я весь липкий и противный.

Услышал хихиканье: «липкий и противный» — это было ее выражение; так Карен говорила о себе, бегая в душ по нескольку раз на дню.

— Хорошо, что ты приехала. Это и есть твой сюрприз?

— Да... И еще... — она тихонько рассмеялась и уткнулась носом ему в макушку. — Еще я начала принимать таблетки.

Это тоже было приятной новостью — пока Карен кормила грудью, приходилось пользоваться презервативами. Он покивал, давая понять, что оценил новость.

Долго так сидеть было нельзя, начало тянуть в сон — за последние трое суток Дел спал от силы часов пять.

Он глубоко вдохнул и встал. Потянул за теплую руку — Карен как-то очень ловко крутнулась и оказалась рядом, прижавшись к нему спиной и запрокинув голову.

— Ну что, пойдешь со мной в душ? — спросил он, разворачивая ее к себе лицом.

— Ты же уста-ал!

— И уста-ал... и не спа-ал... и вообще с ног валюсь. Так ты уж пожалей меня, бедного, а то, чего доброго, упаду там — и помочь будет некому.

Она фыркнула, сморщила нос и поцеловала его в подбородок. Дел быстро наклонил голову, чтобы следующий поцелуй пришелся куда положено. И в этот момент в глаза ему бросилось нечто, чего он никак не ожидал увидеть!

Платье было открытым (слишком открытым, чтобы позволить глазеть на него посторонним мужикам!): низкий вырез, голая спина, плечи, пересеченные узенькими лямочками... И на плече, немного спереди — бабочка! Черт побери, она все-таки сделала себе татуировку!

Увидев его оторопелый вид, Карен обрадовалась.

— Заметил, наконец!

— Ты зачем это сделала? — спросил он растерянно. Она повернулась, чтобы ему было лучше видно, и пошевелила плечом — бабочка была ажурная, черная с голубым, совсем маленькая — чуть больше дюйма.

— Ну, как? Нравится?

— Ну, зачем ты? — повторил он, не зная, что еще сказать. Стоило бы, наверное, рассердиться, но уж очень у Карен был довольный вид.

Внезапно она рассмеялась.

— Де-ел, да это же переводная картинка! А ты что подумал — и, правда, татуировка?! — Он осторожно потрогал пальцем — на ощупь это место ничем не отличалось от окружающей теплой и гладкой кожи. — Месяц держаться будет — и можно мыться сколько угодно. Ты еще вторую не видел!

— Где?!

Карен захихикала.

Усталым Дел себя сейчас не чувствовал — скорее, слегка пьяным. Притиснул жену к себе, прижал как следует — так, что она пискнула — и отпустил; стащил рубашку и направился в ванную, предварительно очень серьезно сообщив:

— Не хочешь — не приходи. Но помни — ты не поддержала меня в трудную минуту!

Карен оказалась в ванной через минуту — если бы бант не запутался в волосах, вышло бы и еще быстрее. Остановилась у открытой дверки душевой кабины, несколько секунд смотрела на загорелую мускулистую блестящую от воды спину — потом легко дотронулась до нее. Дел стремительно обернулся; отступил к стенке, давая ей место. Она шагнула ближе, запрокинула голову и зажмурилась, подставляясь под прохладные струйки — и под его руки.

Открывать глаза было ни к чему. Он целовал ее, забыв обо всем, прижимая к себе так, что Карен чувствовала каждый дюйм его жесткого мускулистого тела. Так целовать умел только он — жадно, самозабвенно, неистово, заставляя ее сердце биться все чаше и чаще. Голова кружилась, она уже еле стояла на ногах, с каждым мгновением все острее чувствуя, как тело наливается знакомой горячей тяжестью...

Неожиданно Дел отступил на шаг, тяжело дыша и держа ее за плечо — словно она могла куда-то деться.

— Пойдем... тут скользко... пойдем!

Куда — было ясно; кровать, диван — главное, чтобы поближе.

Мокрые, как тюлени, они вывалились из ванной, на мгновение остановились, чтобы еще поцеловаться — и рухнули на диван. Откровенное нетерпение в глазах жены подстегивало Дела; он одним резким движением проник в нее и чуть не сошел с ума от вырвавшегося у Карен низкого горлового вскрика. Почувствовал, как она сжала его — да, вот теперь он по-настоящему вернулся домой!