– Много. Мне кажется, ради нашей Маши потроха вынули у целого стада баранов, – хмыкнула я и тут же получила за это.

– А я бы лучше из тебя потроха вынула, Файка. И вообще – убить тебя мало. Чего удумала! И на черта мне твоя правда? Ну скажи, что мне с твоей правды – котлеты из нее жарить?

– Ты кушай, кушай, – бормотала я. – Сейчас хачапури принесут. А еще вон пришел этот, как они тут называются, живой музыкант. Сейчас будет «Владимирский централ» петь. И про «шашлычок под коньячок». И ты споешь. И спляшешь.

– Шашлычок? – немедленно завелась Машка. – Давай, из потрошков.

– Да ты в своем уме, Горобец!? Сколько в тебя влезает?! – возмутился Саша, но Машка повернулась и наставила на него наманикюренные ногти.

– Я тебе в рожу вцеплюсь сейчас, Гусев! Из-за тебя все. У, сволочи, все вы сволочи. Лишаете человека права на счастье.

– Господи, да закажите вы ей еще потрошков, – взмолился Игорь. – У человека крушение надежд!

– Вот! Точно! – обрадовалась Машка точности определения ее состояния как-то очень уж вдохновенно, дернувшись не только головой, а и всем телом и даже руками, и от этого ее порыва со стола чуть не слетела тарелка. – Нету моих надежд. Исчезли за горизонтом, не поймать. Где, Файка, где мои сорок кошек? Мне нужны кошки, я буду с ними жить. Я разменяю свою коммуналку и заселю ее кошками, чтобы там был ад, чтобы вонял весь подъезд. Я с ними буду есть и спать.

– Ты их сожрешь с потрошками, – рассмеялась я.

– Эх, Фаина-Фаина, ну как же так! – выла Машка. – Ну как он мог? Он ведь и меня хотел подставить. Тебя, меня и Сашку Гусева – но его-то не жалко, черт с ним…

– Эй! – возмутился Сашка, но Маша только махнула на него рукой, махнула тоже размашисто, чуть не сметя со стола горячие хачапури. В соседнем зале заиграла живая музыка. Вечер набирал обороты, лихая гульба перед штормом, который уже закручивал паруса нашего пиратского судна. Научный эксперимент Томаса Юнка, перенесенный в психологическую область, принес нам самые неожиданные плоды. Чего мы только ни ожидали – и кого мы только ни ожидали увидеть на дорожке, ведущей в фирму «Барко», но только не Машку Горобец. Учитывая, что Машка знала, где мы сидим и зачем.

– Да ну тебя, – вела свою партию Машка. – Он был такой красивый, в новом костюме. Высокий, плечи широкие, прямо как в сказке. И пахнет хорошо. Я же такой одеколон купила. Ты, Файка, хотела, а я – купила. Пошла и купила его одеколон.

– Ну и дура. – Я покраснела, а Игорь посмотрел на меня с интересом.

– Ты хотела купить себе одеколон вашего Кренделя?

– Ты спятил? – вытаращилась я.

– А-а-а, Кренделёк мой, – снова принялась стенать Машка. Ее можно было понять, она мечтала о нем больше года, держала дома его фотографии, одеколон вот купила. А он ее предал. Всех нас предал.

– Я до сих пор не могу поверить, – вступила я. – Он что же, получается, собственную подпись подделал?

– Между прочим, хороший план, – усмехнулся Игорь. – Кто лучше начальника подразделения знает, что и как у вас проходит и по каким каналам? Кто лучше него знал, что Сашка подпишет, не глядя? Подделать собственную подпись – это очень умно.

– Да, он умный, – кокетливо улыбнулась Машка. – Сука, умный он. Пришел в новом костюме и давай мне объяснять, что, согласно срочной производственной необходимости, нужно отнести документы одним нашим потенциальным клиентам. Прямо туда, где вы с Файкой вашу квантовую ловушку поставили. А? И прям срочно до одурения. Бумаги совал. Думаете, мне легко было ему вот так ответить согласием? Глядеть ему в глаза, зная, что он-то денежки и украл, он – мой широкоплечий, мой красавец мужчина, которому я хотела согревать очаг и постель…

– Машка, ну держи ты себя в руках! – взмолилась я.

– Не хочу! Сколько я могу держать себя в руках? Мне тридцать четыре года. Он ведь такой приличный мужчина. И деньги хорошие украл. Я вообще, может, должна была ему все рассказать и предупредить. Он бы на мне тогда наверняка женился. Ну почему, я вас спрашиваю, почему я должна приносить себя в жертву?

– Потому что ты – честный человек, – заметила я, и Машка потянулась к графину с водкой.

Машка только посмотрела на меня глазами подстреленного олененка. Она была честным человеком, но не дурой. К тому же мы рассказали ей о нашем маленьком плане, поэтому, едва начальник нашего IT-отдела Георгий Михайлович Кренделев обратился к ней с просьбой отвезти бумаги на Марксистскую улицу и вручил запечатанный пакет, Машка, не медля, понесла пакет нам. Спустя час после того, как она выехала из офиса, на пороге фирмы «Барко» замаячил радостный до неприличия Постников. Он уже предвкушал, как поймает за руку мошенницу со стороны бухгалтерии, когда мы позвонили ему, наблюдая за ним из окна нашего кафе. Машка тогда еще была трезвой и очень, очень злой.


– А ты что тут делаешь? – изумленно посмотрел на меня Витя Постников, в то время как я только закончила читать сфабрикованные Кренделем бумаги. Бумаги гласили, что Саша Гусев дает доверенность Маше Горобец на снятие остатков денег со счетов «Интел Инвеста». Закопал так закопал. Доверенность была нотариальной, что интересно.

– Да так, плюшками балуюсь, – ответила я и наткнулась на «говорящий» взгляд Игоря.

– Мы хотели показать вам кое-что и рассказать кое-что, Виктор Аркадьевич. Но сначала скажите, если вам не трудно, кто и как направил вас сюда?

– Не ваше дело, – нахмурился Постников.

– Тебя Крендель прислал, да? Уж не тяни, мы и так знаем, – почти прорычала Маша. – Какая скотина, а?

– Что тут происходит? – спросил Витя Постников совсем другим тоном. Надо отдать ему должное, каким бы мерзким он ни был, а понимать, куда дует ветер, всегда умел. Он подсел поближе к Игорю, и пошел у них диалог. Через полчаса разговоров и демонстрации бумаг Постников кивнул.

– Надо же, как все обставил. А фирму-то он как на Сашку Гусева мог оформить?

– Ничего сложного, если учесть, что сейчас мы держим в руках нотариальную доверенность на имя Маши Горобец. Тоже наверняка липа. Зарегистрировать фирму совсем несложно, при хорошем финансировании. Уверен, если провести экспертизу подписи Саши Гусева здесь, окажется, что ее подделывал тот же человек, что якобы подделывал подпись Кренделя.

– И кто бы это мог быть?

– Этого мы не знаем. Но разве это важно? – пожал плечами Игорь. – Узнаем. Главное, вы согласны, что Саша Гусев тут ни при чем?

– Получается, его подставили. Вот Крендель, а?! – В голосе Постникова звучало почти восхищение.

– С другой стороны, это же еще круче – свалить не какого-то там Сашку Гусева, а самого начальника IT? – высказалась я. Постников посмотрел на меня оценивающим взглядом, и, хотя он ничего не ответил, я поняла, что мысль моя ему понравилась. Когда Постников ушел, забрав с собой бумаги, пообещав всех нас вызвать на двадцать седьмой этаж завтра же, мы некоторое время просидели, подавленно молча, а затем Машка щелкнула пальцами и подозвала официанта. Тогда-то она и заказала первую рюмку водки и первую порцию шашлыка из потрошков. А затем заказала графин.


Позже мы тащили ее на руках до «Опеля» и с трудом запихивали на заднее сиденье, преодолевая сопротивление. Она все порывалась пойти найти «этого самца» и оторвать у него то, без чего его половая принадлежность уже была бы не столь определенной.

– Ох, я не хотела, чтобы ты видел ее такой, – призналась я Игорю, отдирая Машкины цепкие пальчики от металлической дверцы.

– Главное, что я не вижу такой тебя, – ответил он, тяжело дыша. – Нет, ну какая она сильная. Ужас какой-то. Я начинаю понимать, что замок-блокировка на дверях автомобилей не только от детей сделан.

– Маша! Да сиди ты, мы тебя к себе отвезем, переночуешь у меня. – Я вытерла пот со лба, а затем, теряя остатки женственности, ногами принялась запихивать и утрамбовывать Машку на заднем сиденье. Машка скулила и жаловалась на разбитое сердце. Самым досадным было то, что Крендель разбил не только ее, но и мое сердце. Уже потом, когда Машка храпела в машине, я тихо повернулась к Игорю и спросила:

– Как он мог?

– Ты о начальнике? Я полагаю, деньги, жадность.

– Я понимаю, но… это бесчеловечно! Мы знаем друг друга столько лет. Он ведь не плохой человек, понимаешь? Он – не Постников. Он веселый, общительный, дружелюбный, и неглупый тоже. С хорошим образованием. Вот Машка в него была влюблена, и я думаю, он знал.

– Я тоже так думаю. Больше того, мне кажется, он потому к ней и пошел. Он только не просчитал, что Машка знает о засаде. Не просчитал тебя с твоим корпускулярно-волновым дуализмом, – улыбнулся Игорь, а Машка при этих словах зашевелилась.

– Ш-ш-ш, – пропела я. – Спи, дитятко. Слушай, Игорь, это что же получается, что никому вообще нельзя верить? Я бы никогда, ни за что Кренделя в таком не заподозрила.

– Ты бы никого не заподозрила. Хотя не ты ли мне всегда говорила, что «все очень плохо» и что нет причин надеяться на лучшее? – Игорь так смешно передразнил меня, что я невольно рассмеялась. Он бросил на меня украдкой взгляд с чем-то таким легким, едва определимым, как нежность, с которой гордые отцы смотрят на своих сыновей, получающих дипломы университета. – Ты можешь верить мне.

– Почему это? – возразила я. – Ты тоже красивый, умный, образованный, с обалденным одеколоном.

– Я так и знал. Так тебе нравится мой запах? Эй, постой, ты, что ли, мой одеколон купила? Это правда? Признавайся!

– Ничего я не купила, – нахохлилась я. – Хотела – да, но не купила. Это было бы слишком… «крипово». И потом, я предпочитаю оригинал.

– То есть меня, – довольно кивнул Игорь.

– Да. До тех пор пока ты не предашь меня. – Я сказала это как бы между делом, но Игорь вдруг резко свернул с дороги, запарковался около первого попавшегося столба, поставил машину на «паркинг» и повернулся ко мне. Я приготовилась, что сейчас услышу длинную бессмысленную речь о том, что он бы никогда, и как я вообще могла подумать, и что это во мне говорит мой извечный пессимизм, с которым давно уже пора что-то делать, но он притянул меня к себе и поцеловал.