– Не стоит, не стоит, – тихо, размеренно заговорил он. – Нужно успокоиться, все наладится.

– Ничего не наладится! – Лиза вытерла слезы рукавом, подняла голову и направила взгляд на Игоря. На секунду я испугалась, что она его стукнет, столько в ее глазах было невысказанной ненависти, густо замешанной на гормонах. Но Лизавета только истерично расхохоталась. – А знаете, Игорь, почему не наладится? Да потому что он – говнюк, вот он кто. Он не может больше этого выносить! Понимаете, Игорь? Он не может! А я могу?

– Он сказал вам, что не может выносить? Что?

– Не вникай! – прошипела я, прикрывая губы руками. – Игорь, отступай!

– Да, сказал. Я не понимаю, ожидать от мужчины, что он будет приходить домой каждый день, это что – так много? Спросить, в каком часу его ждать, – это что, преступление? Что за нежное отношение к собственному пространству? Что это вообще за хрень такая – личное пространство? Вот у меня никакого личного пространства нет. Даже мое тело – это дом для другого человека. Я – как общежитие какое-то, честное слово.

– Это вовсе не так, – покачал головой Игорь.

– Нет, так! – разозлилась Лиза. – С чего вы считаете, что знаете меня? Все вы, мужчины, одним миром мазаны!

– Отползай! – прошептала я и дернула Игоря за рукав. Я знала, он крепкий, но не настолько, чтобы противостоять Лизе, у которой начался период «я знать этого козла не желаю», третий период перед новолунием их с Сережей отношений.

– Да, Игорь, Файка права. Файка, черт возьми, всегда права, и лучше бы я ее почаще слушала, целее была бы. Вот она, Игорь, и вам не доверяет, потому что не хочет потом так же, как я, сидеть в Маке и жрать гамбургеры – беременной во второй раз. И правильно делает!


Игорь повернул голову в мою сторону – медленно, пугающе медленно. Сказать, что мой благородный идальго одарил меня огненным взглядом, это как назвать Эйфелеву башню пластмассовой детской пирамидкой. Взгляд бил электричеством, как будто я запихнула мамины спицы в розетку. Он меня бил, а я дергалась.

– Он не так уж и плох, – пробормотала я, глядя куда-то в сторону, а Игорь зло рассмеялся. Недобрый знак. Нехорошо все, плохо. Все очень плохо. Даже хуже, чем обычно.

– Кто не так уж плох, я или Сережа? – уточнил он. Я проигнорировала его сарказм и подумала, что неплохо бы купить мороженого. С клубникой и шоколадной крошкой. Может быть, удастся задобрить демона?

– Я все решила, – объявила Лиза после долгой, очень долгой паузы, и злые слезы плескались в ее глазах. – Я не пущу его. Да, я знаю, не говори ничего, я прошу, Ромашка! Да, я уже много раз это все обещала, но теперь все серьезно. Ты что, не понимаешь? У меня будет второй ребенок? Зачем мне все это надо? Зачем мне оберегать его личное пространство? Зачем он мне в паспорте сдался? Ведь и пособие на второго ребенка больше, если ты матьодиночка. Ты послушай, это ведь разумно? Скажите, Игорь, я ведь права?

– Все зависит от того, что вы чувствуете. Не принимаете ли вы это решение в спешке, под влиянием эмоций. – Психолог в его душе проснулся, потянулся, сладко зевнув и улыбнувшись солнышку. – Вы слишком уязвимы сейчас, дайте этому решению полежать немножко на полке, созреть.

– О, поверьте, я только «за». У меня и полок свободных полно – особенно их станет много после того, как я выкину все вещи этого говнюка из дома.

– Все-таки в вас говорят эмоции. – Малдер назидательно покачал головой. Я усмехнулась.

– Считаешь? Уверен? Может быть, попробовать терапию?

– Фаина никогда не верила в психологию, – сказала Лиза Игорю заговорщицким тоном. – Она считает, что если я не могу помочь себе, то и вся психология – пшик.

– Пшик! Какое точное слово, – хмыкнула я. – Но я не считаю, что все это пшик. Только девизы из серии «чтобы увидеть радугу, нужно пережить дождь» мне не нравятся. Возникает ощущение, что меня дурачат.

– Ты начиталась статусов в соцсетях, – почти рыкнула Лиза.

– Но ты же не станешь спорить, что, с точки зрения психологов, жизнь – как гитара, которую просто нужно все время подстраивать, подтягивать струны, доводить гармонию до идеала. Иногда, может, струну поменять. И все – баланс достигнут. Мне не психология не нравится, мне вот эта оголтелая уверенность в том, что одним советом и теплым словом можно все исправить.

– Все нельзя, но многое можно, – мягко ответил Игорь.

– Доброе слово и кошке приятно, – фыркнула я, прекрасно понимая, что справиться одновременно с двумя психологами мне не удастся. Им не объяснишь, что иногда просто нет желания двигаться вперед, не хочется искать этот чертов баланс, а хочется только забраться в кровать под одеяло и отключиться на неделю. Смотреть сериалы, и пить вино прямо из краника, приделанного к днищу картонной коробки, и чувствовать себя свиньей, и думать – ну и пусть, ну и ладно, так и надо, так и хорошо. – Лизавета, ты наелась? Еще пирожка?

– Нет! – огрызнулась она.

– Тогда пошли домой, мне завтра на работу вставать, – невозмутимо ответила я, поднимаясь. Лиза тоже подскочила и принялась яростно натягивать на себя пуховик. Свитер так и оставался надетым наизнанку, но не время, ой не время было говорить ей об этом.

– Завтра суббота, – напомнил Игорь, заставив меня замереть. Я забыла, в самом деле забыла. Эта неделя была бесконечной, ненормальной, какой-то грязной из-за всех этих подозрений и увольнений, и я, видимо, потеряла счет времени, восстанавливая базы данных и пытаясь понять, каково это – работать без Сашки Гусева.

– Ну и что, что суббота, – проворчала я по инерции, как бегущий человек ступает в грязь, хотя и видел ее.

– Или ты по субботам работаешь? – насмехался Игорь. – Не знал, не знал. Ты обещала провести выходные со мной. Тоже забыла?


Лиза как-то резко перестала натягивать пуховик. Напротив, она сбросила его обратно на стул, плюхнулась туда сама, уткнула лицо в ладони и… вот черт, опять заревела.

– Ох, Игорь, простите меня! – проскулила она через сжатые пальцы. – Я все ей порчу. Всю жизнь я ей испортила, моей Фаечке. Все время на пути к ее счастью стою.

– Ну-ну-ну, – пробормотал Игорь, пугаясь приближения очередного цунами. Я обреченно вздохнула.

– Нет, я знаю, это правда. Она ведь… знаете какая хорошая. А красивая какая! Если бы она только одевалась, если бы красилась, каблуки там….

– Лиза, не позорь меня, – попросила я, но кто ж меня станет слушать.

– Да, Фая! Ты всегда была красоткой. И всегда пряталась от всех, но знаешь что, так не пойдет. Я больше не стану этого терпеть. Ты должна быть счастлива!

– Ты, Лиза, должна пойти домой и поспать, если, конечно, не хочешь, чтобы мы завтра же тебя обратно в ту же больницу отвезли, – сказала я мрачно, и Игорь меня одернул.

– Не надо с ней так. Она же переживает.

– Да! – кивнула Лиза. – Вчера у нас в палате был прямо мужицкий дождь. Знаете, как в этой песне смешной… Неважно, в общем, ко всем приперлись мужья, так что прямо не продохнуть. Только один уйдет, второй приходит. И лилии эти… вонючие… притащили. А детей привезли, у меня аж голова разболелась. И все такие счастливые, со всеми носятся, словно они не простыми детьми беременны, а наследными принцами. А мы с Вовкой никому не нужны, у нас с Вовкой только Фая. И я ей поперек дороги, я всегда мешаю ее счастью.

– Ничего подобного, – возмутилась я.

– Очень даже подобно! – агрессивно отмела она мой протест. – Если бы не я, ты бы уж давно была с Юриком. Он тебя любил, я знаю! Не возражай. И ты его любила. Может быть, и сейчас любишь, да!

– Ну спасибо, сестра! Ну удружила. – Я уставилась на нее, пытаясь понять: она и в самом деле дура такая или притворяется с какими-то далеко идущими планами.

– До сих пор любишь, значит? – включился Игорь. – Юрика? А чего со мной его не познакомила?

– Никого я не люблю! – взбесилась я и в тот же миг поняла, что снова ляпнула что-то не то. Не угадала с выбором слов.

– Ясно, – процедил Игорь и отвернулся к Лизе. – Давайте отвезем вас домой, Лиза. Фаина права, вам необходимо отдохнуть. Завтра будет новый день, и вы сможете все решить – кого вы хотите прогнать, а кого оставить. Не нужно быть совсем уж… психологом, чтобы понять – завтра будет новый день и новые силы. Оставьте решения на потом. Не нужно ничего…

– Конечно, я люблю тебя, Игорь! – с досадой воскликнула я, адресуя вопль больше себе, чем кому бы то ни было. – Иначе с чего бы мне было так больно? Да, это лакмусовая бумажка. Лизка вот понимает. Если тебе не больно, значит, это и не любовь.

– Фая! – ахнула Лиза, и я остановилась, посмотрела на них с запоздавшим подозрением. Нет. Я не это хотела сказать.


Все вдруг затихли. Лиза впилась в меня таким особенным взглядом, и я поняла, что «попала». Игорь услышал все. Он обернулся так, что, наверное, почти вывернул шею. Я почувствовала себя идиоткой, пожалела, что вообще на свет родилась.


– Ты его любишь? Любишь? – спросила сестра, и я замерла, глядя на Игоря взглядом птицы, попавшей в силки. Самый нелепый способ признаться в любви, не так ли? В Макдоналдсе, в процессе жестокой ругани с беременной вздорной сестрой.

– Ну… если называть вещи своими именами, я не могу, строго говоря, быть уверенной в том, что это любовь. Откуда мне знать, что такое любовь… Лиза, у тебя свитер наизнанку!

– Что? – Лиза глянула вниз, охнула и принялась стаскивать с себя свитер.

– Ты меня любишь? – переспросил Игорь серьезно, в то время как Лиза скакала рядом со свитером на голове.

– Ну и что? Это ничего не меняет, – ответила я без улыбки.

– Ничего не меняет, – согласился Игорь, но вдруг встал, протянул руку и притянул меня к себе. Его тело, такое незнакомое и такое желанное – как это было возможно? Мы стояли так близко, совершенно глупая сцена – Макдоналдс, гомонящие дети, свободные кассы, бесплатные улыбки и мы – так близко, что я чувствую его теплое дыхание на своих губах. Когда Лизавета выдралась из горловины свитера, мы уже целовались. Это было странно, ненормально, вовсе не эротично – не место и не время, и беременная сестра, которая вот-вот снова ударится в рев, мне ли не знать… Но мне было плевать, потому что я никогда не искала баланса, не стремилась к гармонии или к тому, чтобы дотянуться до картинного счастья из рекламного ролика. Мне не нужна пальма и кокос, чтобы ощутить прикосновение счастья. Мне достаточно поцелуя. И мороженого, пожалуй. И как хорошо, что мы Вовку не потащили с собой, а оставили его на соседку…