Татьяна Веденская - Кот, который гуляет со мной

Или вот Ванечка. Умница, светлая голова, специалист по тарелочкам. Чистый, приличный, молодой, начитанный, в очках. За такими очками могут таиться любые коварные замыслы. Я думаю, что мы с Ваней в хороших отношениях, что мы почти что дружим, но на самом деле я почти ничего не знаю о нем. Он вроде не из Москвы, вроде не женат, вроде водит мотоцикл, но только в теплое время года. У него никогда не было девушки, во всяком случае, такой, о которой мы бы знали. Если говорить положа руку на сердце, Ваня – тайна за семью печатями, и что он такое, кто он такой после того, как он покидает Муравейник, – неизвестно. Может быть, он, как луна, виден, только когда на него смотришь. Мог он стащить бабки?

Они все могли. Мы все могли. И все – не могли, я ни про одного из нас не могу подумать так плохо. Но что я понимаю в людях!

– Привет! – слышу я, и из коридора ко мне выходит благородный идальго, вид виноватый, как у своровавшей сосиску собаки. Нет, Игорь Апрель вовсе не напоминает собачку. Каков вид у своровавшего сосиску амурского тигра? М-м-м, страшно представить.

– Привет, – откликаюсь я, с трудом пряча радость. Я не ждала его, но я хотела его видеть. Как же я хотела его видеть! Почему он здесь, стоит с таким видом, будто ничего не случилось?!

– Где тебя носит, Фая, я торчу тут уже битый час. Такого наслушался, что если хотя бы половина этого правда – то тебе здесь осталось недолго работать. Ты что, правда ворвалась в кабинет кого-то из начальства?

– Начальства, пф! – возмутилась я.

– Понятно. – Игорь ухмыльнулся с таким искренним пониманием, как будто мое «пф» сказало ему все. Про мое прошлое, настоящее и будущее.

– И что тебе понятно? Ах да, я забыла, ты же профессионально читаешь в душах и все видишь. Я для тебя – раскрытая книга.

– Утверждение, максимально далекое от истины. Ты для меня – за семью печатями. И еще – обернута в полиэтилен. И упакована в заводскую коробку. И лежишь в упаковке с бомбами.

– Ничего себе… – поневоле рассмеялась я.

– Нужно быть сумасшедшим, чтобы попытаться такую книгу прочесть. Слушай, я чего пришел. Хотел спросить, если твое приглашение на турнир еще в силе, то я бы, пожалуй, его принял. В конце концов, бадминтон тут ни при чем, верно? Я же не какой-то там ревнивый дурак.

– По крайней мере, не ревнивый, – хмыкнула я, и Апрель рассмеялся.

– Да, дурак. Согласимся на этом? Так что, берешь меня с собой?

– Нет, – ответила я, и по лицу моего благородного идальго пробежала тень.

– Нет? Почему? Твой Саша будет против?

– Подожди. Во-первых, Саша не мой. А во-вторых, не беру я тебя, потому что никакого турнира не будет. То есть он будет, но я в нем участвовать не хочу.

– Почему? – опешил он.

– Потому что… глупо это все. Впрочем, если хочешь, можешь поехать со мной на тренировку. Я была бы очень рада тебя там видеть. – Я произнесла эти слова и только потом сообразила, что уважающая себя женщина так бы не сказала. Не умею я набивать себе цену. Но ведь он здесь, Игорь здесь. Да и слишком много плохого уже случилось сегодня, и я просто хотела, чтобы он остался. Разве я многого прошу? Пусть будут «нормальные отношения», со всеми вытекающими последствиями.

– Правда рада? – с облегчением выдохнул он.

– Как Аполлона, – кивнула я.

– Аналогия мне нравится, – улыбнулся Малдер. – Аполлон, красавчик?

– Ну не совсем. Помнишь это – Хьюстон, пульт управления полетом? «Аполлон 13? Рады видеть вас снова»! Ну, фильм про лунную программу. Том Хэнкс? Алло?

– Ох, Фаина. А я было обрадовался, что напоминаю тебе античного бога.

– С фиговым листочком? – хмыкнула я.

– Так, хорошо это все, конечно, но я не понял – я все еще могу пригласить тебя на свидание? Потому что я, признаться, понять не могу, какая муха тебя укусила вчера, когда я тебе позвонил. А кстати, почему все-таки ты отказалась от турнира?

– Потому что я совершенно не умею разбираться в людях! – воскликнула я.

Я сидела на диване в кабинете Малдера и грызла ногти, не осознавая, как это, должно быть, дико смотрится со стороны. Сестра давно просила меня начать делать какой-нибудь «бронебойный» антивандальный маникюр, такой, которым ногти заливают, как пломбами для зубов – и закрепляют ультрафиолетовой лампой. Такие ногти не сгрызешь. Я же всегда отвечала, что, мол, грызу я их редко и в целях повышения мыслительной продуктивности. Сейчас мыслительная продуктивность была нужна как никогда, однако грызть ногти, да еще в присутствии мужчины, который мне нравится, – это было неправильно. Но я грызла их все равно.

Апрель тактично смотрел вдаль, на роскошный вид вечеряющей Москвы, а заодно поливал свои цветочки из пластмассовой оранжевой лейки. Цветов в его кабинете было много, и они создавали какое-то совершенно нерабочее настроение. Рыбки – это еще можно было понять, рыбки были символом снятия усталости, эдакий плавающий антистресс, что-то, что психотерапевт прописывает своим чокнутым истеричным пациентам вместо антидепрессантов. Но цветы – это было чем-то чрезмерным, куда более персональным, чем-то характеризующим психотерапевта. Он любит цветы, он умеет за ними ухаживать, они у него – жирные, лоснящиеся, зеленые, ни одного засохшего, ни одной лужицы под горшками. Обстоятельный, последовательный, спокойный, методичный – не человек, маньяк. Или робот. И этот человек называл меня инопланетянкой! «Иноплатянкой».

– Ты смотришь на мой фикус так, словно пытаешься выбить из него признание, – усмехнулся Игорь, перехватив мой взгляд.

– Кто знает, чего тут только не повидал твой фикус?

Игорь отставил лейку на предназначенное ей место, опустил закатанные рукава нежно-сиреневой рубашки и подсел ко мне. Он не прикоснулся ко мне, но наши тела оказались так близко друг к другу, что я чувствовала тепло, запах геля после бритья, лимонный, острый и резкий, столь любимый мужчинами – ни единой сладкой нотки.

– Тебя не хватятся наверху? – спросил он после того, как долго задумчиво изучал меня. Его зеленые глаза зачаровывали меня, я испытывала чисто физическое удовольствие от одного взгляда на лицо моего Малдера. Его взгляд был обеспокоенным и таким… вовлеченным. Я знала, что ему не все равно, что его волнует то, что происходит со мной, – но могла ли я злоупотреблять этим? И не взбесится ли он, когда я произнесу имя Саши Гусева, снова? Но все же что-то же нужно делать?

– Можно тебя спросить кое о чем? – Я наклонилась к низкому журнальному столику перед диваном. На нем аккуратными стопками лежали журналы – «Караван историй», Рsychology, Cosmo. Также рядом имелись листы чистой бумаги, карандаши – все заточенные, ни одного сломанного.

– Смотря о чем, – ответил он, и я заметила на его губах почти улыбку. Так улыбается Мона Лиза всем своим поклонникам в Лувре. Я встала с дивана, подошла к кулеру у стены, вытащила сразу два стаканчика – никогда не получается вынуть только один, какая-то просто фантастика, как они их упаковывают, – и налила себе воды. Она была ледяной, Игорь держал охладитель включенным, и мое горло вмиг занемело. Я откашлялась и повернулась к нему.

– Скажи, а если я тебе захочу кое-что рассказать, это будет конфиденциальным? Ты ведь не сможешь никому рассказать о нашем разговоре, верно?

– Технически, моя дорогая, мы не на приеме. Если бы речь шла о приеме, то у меня весь график заполнен на две недели вперед. И персональное консультирование – это только по направлению из отдела, ты же знаешь, это довольно дорогостоящее мероприятие. Фирма предпочитает, чтобы я лечил людей группами по десять.

– Издеваешься? – фыркнула я, и Малдер осклабился.

– Кому ты хочешь, чтобы я не рассказывал о нашем конфиденциальном разговоре? Кренделеву вашему? Или кому-то еще?

– Понимаешь, – тянула я, – мне нужен твой совет, я совсем запуталась, а ты ведь умный, у тебя ведь на стенах вон сколько дипломов висит. А у меня всего один.

– МФТИ? Теперь ты издеваешься, да? – хмыкнул Игорь.

– Ну и что, что МФТИ? К людям, знаешь ли, формулы неприменимы. А жаль, да? В общем, я бы хотела узнать твое мнение кое о чем, только ты должен пообещать мне, что не станешь рассказывать об этом… моему парню.

– Что? – Я с гордостью отметила, что мое заявление произвело на него впечатление.

– То есть я не совсем уверена, что могу его так называть. У нас всего было одно нормальное свидание. И он мне не звонил три дня. Я бы не хотела что-то напортить сейчас, когда он позвал меня на свидание снова.

– Фая! – прыснул мой благородный идальго. – Ты меня имеешь в виду? Ты хочешь, чтобы я не говорил о нашем разговоре себе самому?

– Примерно так, – согласилась я с самым невинным видом.

– Ты неподражаема.

– Думаешь? Почему? Подражать – это не так уж сложно. Знаешь, сейчас гримеры до такой высоты техники дошли, могут из кого хочешь нарисовать кого хочешь. Да меня бы даже Галкин изобразил.

– Ох, что мне с тобой делать? Так о чем ты хотела со мной поговорить?

– А ты не скажешь моему…. м-м-м… ухажеру? А то я очень боюсь, что он все не так поймет.

– Ухажёру, значит? – Игорь облизнул пересохшие губы, подошел к кулеру и тоже жадно отпил воды. – Все-таки ты не представляешь, Фаина Ромашина, насколько не скучно с тобой. Ладно, можешь не волноваться, я твоему «ухажеру» ничего не скажу. Он ничего не узнает. Может говорить спокойно. Небось снова об этом твоем бадминтонисте.

– В прошлый раз ты мне так помог, помнишь, с этим подарком ему на день рождения. Ты все знаешь про людей, а для меня они – лес дремучий. Я все думаю, и думаю, и думаю об этом, и в моем сознании уже целый лес из логических цепочек и взаимосвязей одна другой нелепее. Я не знаю. Не могу отличить правды от вымысла, а теперь, после всех этих раздумий, вымысла явно больше, чем правды. Я, знаешь ли, не бритва Оккама, чтобы одним легким движением отсечь все лишнее.