— Ги, помните, я остановила вас после лекции о лавинах? — спросила она. — Сказала, что мне очень надо поговорить с вами. А вы удивились и дали мне свою визитную карточку.

— Конечно, помню, — быстро ответил Ги. — И даже знаю, о чем вы хотите поговорить со мной. Я готов.

Почувствовав, что можно без преамбул, она сразу спросила:

— Как вы думаете, гибель моего отца — несчастный случай или что-то другое?

— Если я скрою от вас свое мнение, вы все равно будете думать, что это — не несчастный случай. Ведь так?

— Да, — честно ответила Элен. — Несмотря на заключение следствия и… — она немного запнулась, — …и уверения Лоране.

Ги понимающе покачал головой и остановил проходившего мимо официанта.

— Закажем по сто граммов коньячка? — предложил он Элен. — Разговор непростой.

— Я не возражаю, — поддержала Элен. — Давайте я заплачу за все. Прошу вас. У меня куча денег, — быстро проговорила она, чувствуя, как в Ги протестует французский мужчина. — В конце концов, — добавила Элен, — выпьем за память моего отца.

Теперь на столе перед ними стояли рюмки с золотистым напитком, красиво светящимся на солнце, и две тарелки с кусками дымящегося мяса, украшенного разноцветными овощами.

Внезапно посерьезнев, Ги медленно заговорил, повторив то, что Элен уже слышала от Лоране, но со своими комментариями.

Элен стало ясно: у него нет сомнений в виновности Робера. Но она попыталась уточнить:

— Что же, по-вашему, сделал Робер?

Ги хмыкнул. Похоже, он уже давно смоделировал эту трагическую ситуацию и считал ее реальной.

— Сразу за скалой надо спуститься на лыжах лесенкой, чтобы обойти другую скалу и выйти на начало открытой трассы. Вот слушай… — Ги Боннэ для пущей убедительности рубил по столу ребром ладони. — Когда они спускались лесенкой, Ален мог находиться ниже Робера. И Роберу ничего не стоило толкнуть Алена. А поскольку склон был ледяной, Ален мог упасть и покатиться вниз головой. А внизу, метрах в пятнадцати скала, в которую он и ударился головой.

— Но ведь он мог просто поскользнуться…

Ги странно посмотрел на Элен и покачал головой.

— И это говорит дочь Алена. Поскользнуться… — В голосе горца сквозило непонимание. — Твой отец не мог поскользнуться. Во-первых, у него были очень хорошие лыжи. А во-вторых… И в-третьих, и в-десятых!.. — Ги почти кричал. — Он был ас горных лыж! Не мог Ален сам поскользнуться!

Элен поняла, что надо заканчивать. И она поспешила задобрить старого спасателя.

— Я все поняла, — заключила она. — Спасибо, милый Ги.

Они допили коньяк и доели жареную оленину, беседуя о строительстве отеля «Небо и снег» по проекту Робера. Ги знал, что Робер ходатайствовал перед комиссией о присуждении первого места проекту Алена Майтингера. Но продолжал убеждать Элен, что он делал это, пытаясь реабилитировать себя в глазах своих коллег, которые были уверены в его виновности.

Элен не спорила с ним, кивая головой в знак согласия с его версией. Но для себя она уже решила, что права Лоране. Что бы ни произошло двенадцать лет назад, виновен Робер или нет, тот факт, что он стал хорошим мужем для Лоране и заменил отца ребенку Алена, ее кровному брату, искупает все. Решив это, Элен испытала глубокое душевное спокойствие. Она подумала, что Ален поддержал бы ее и, кто знает, может быть, и сейчас его душа улыбается где-то рядом.

— Ладно, Элен. — Ги похлопал ее по плечу. — Давай спускаться вниз. Тем более что для тебя это — заключительный спуск во Французских Альпах.

Они надели лыжи. Ги Боннэ поехал первым, Элен, не отставая, спускалась вслед за ним. В какой-то момент она почувствовала, что может обогнать его, но не стала этого делать, чуть притормаживая на поворотах.

Наконец они спустились к подъемнику, который должен быть вознести их на хребет. С него начнется спуск в долину, предстоящую Валь Торансу. Пока они поднимались в кабинке канатной дороги, Ги рассказывал веселые или трагические истории из своей жизни, связанные с горами. Элен слушала его с горящими глазами, настолько яркими и захватывающими были эти рассказы.

Солнце уже начало золотить верхушки гор. Значит, через полчаса наступят сумерки.

Когда они спустились в долину Валь Торанс, уже почти стемнело. Элен тепло попрощалась с Ги, поцеловав его в смуглую щеку, дубленную горным солнцем и ветрами.

Надев в третий раз свою любимую розовую кофточку из ангорской шерсти, теперь уже резко контрастирующую своей нежностью с ее сильно загорелым лицом, Элен спустилась в ресторан и в гордом одиночестве поужинала с бокалом хорошего бордо. Она ловила на себе восхищенные взгляды новых обитателей гостиницы — бледнолицых мужчин и женщин. Вновь заехавшие отдыхающие всегда с завистью смотрят на загорелых людей, которым повезло с погодой и солнцем. Однако во взглядах мужчин она чувствовала и нечто большее, чем просто восхищение ее загаром. Но сейчас эти взгляды были ей безразличны.


На следующее утро, сразу после завтрака Элен самостоятельно погрузила все свои вещи в «ситроен» и, бросив прощальный взгляд на гостеприимный отель «Небо и снег», с которым столько было связано, медленно выехала из гаража.

Проезжая по крутому серпантину горной дороги, она внимательно вела машину, не пытаясь даже в мыслях отвлечься от сложной дорожной ситуации. После ночного морозца дорога еще была покрыта ледяной коркой, и поскольку опыта вождения на крутых дорогах у нее было маловато, Элен призвала всю свою собранность и волю, чтобы четко вписываться в скользкие повороты и благополучно разъезжаться со встречными автомобилями, везущими на багажнике футляры с лыжами. Новая смена горнолыжников торопилась пораньше добраться до вожделенных склонов.

Небо было затянуто облаками, и хорошей погоды опять не предвиделось. Хотя после сильнейшего снегопада первых дней, все знатоки здешних мест постоянно предвещали ухудшение погоды. И облака действительно все время накатывали, становились грозными тучами и грозили новыми вьюгами и ветрами. Но после полудня весь мрак чудесным образом рассеивался и солнце победно воцарялось на небесах.

Вообще-то мне повезло, думала Элен. И с погодой…

Внезапно она вспомнила о Билле, и у нее неприятно заныло в груди. Но она отогнала мысли о своем будущем, не желая пока выходить из мира гор с их красотой и высотой, счастьем и горем.

Элен не заметила, как доехала до той самой бензоколонки, с которой все началось. Она зашла в магазинчик, намереваясь оплатить заправку, и перед ее взором вновь возникла сцена их первой встречи. Прошло всего десять дней, а сколько всего произошло…


В «боинге» рейса Лион — Лос-Анджелес пассажиров было меньше, чем в прошлый раз, когда она летела во Францию.

Наверное, Франция для людей более привлекательна, чем Соединенные Штаты, решила Элен.

Как и все люди, родившиеся в Америке, она была патриоткой своей страны, прекрасно зная ее слабости. Ее могла раздражать американская заносчивость, желание навязать всему миру собственное понимание демократии. Особенно странам, которые еще не доросли до такого понимания. Однако ей нравилась американская толерантность, терпимость к людям другой национальности, веры, взглядов. Только истинно свободный народ может воспринимать свободу как уважение к правам другого человека.

А любовь Элен к Франции, ее второй родине, теперь обрела вполне конкретные черты. Теперь Франция для нее — это Жозеф, в котором соединились все прекрасные мужские качества — высокий профессионализм и интеллект, физическая привлекательность и душевная тонкость… Франция для нее — это Лоране, в которой соединились все качества истинной француженки — остроумие и простота, смелость и шарм, неувядающая женственность. Франция для Элен — это и ее кровный брат Ален, которого она еще не видела, но уже любила. Лоране говорит, что он похож на отца… Маленький Ален еще больше объединил своим появлением две дорогие для Элен страны — Америку и Францию.

— Какой сок мадам предпочитает? Мелодичный голос стюардессы прервал мысли Элен.

— Апельсиновый, пожалуйста, — чуть помедлив, ответила она.

Она внезапно заметила, что на нее посматривает мужчина лет сорока, сидящий в том же ряду через проход. Элен спокойно относилась к взглядам мужчин. Она привыкла к ним с пятнадцатилетнего возраста, когда из угловатого подростка внезапно превратилась в очаровательную девушку с прекрасной фигурой, высокой грудью и чуть раскосыми желто-зелеными глазами — влекущими, как омут в заброшенном парке.

Но взгляд этого мужчины был иного свойства. Казалось, он вспоминал, где они могли видеться.

Элен повернулась в его сторону и вопросительно посмотрела прямо ему в глаза.

— Извините, — улыбнулся он, — вы не Элен Сарк?

— Да, это я, — просто ответила девушка, ожидая продолжения.

— Очень приятно, я Дэвид Ленгдон, журналист из «Нью-Йорк тайме», — напомнил он. — Мы виделись с вами в отеле Ла-Паса, в Боливии. Я работал там специальным корреспондентом, а вы, кажется, приехали в фольклорную экспедицию…

— Да-да, — живо отреагировала Элен.

Ей была приятна эта встреча, связанная с интересным периодом ее жизни, пребыванием в Андах, у индейцев кечуа.

— Только вы тогда, кажется, были с бородой, — заметила она.

— Да, вы правы, — улыбнулся Дэвид. — Я сбрил бороду, возвратившись оттуда.

— Я была там примерно три года назад… — Элен было приятно вспоминать это время. — Сразу после окончания университета. Дала оттуда серию репортажей в «Лос-Анджелес тайме». И собрала материал для книги «Мистические обряды племени кечуа».

— Вы уже написали эту книгу? — с интересом спросил Дэвид.

— Увы, — вздохнула Элен. — Всего две главы. А надо бы еще три.

— Так в чем же дело? — воскликнул Дэвид. — Это же очень интересно и почти не исследовано.

Все не хватает времени, — призналась Элен. — Заела газетная текучка. Да надо бы еще набрать материала. Но в экспедицию меня больше газета не отправит… Издателя, пожалуй, тоже непросто найти.