Сказать, что я кого-либо напугала, в дрожь вогнала, — было бы преувеличением. На меня смотрели скорее с удивленной обидой, чем со страхом.

Когда шла с гордо задранной головой в свой кабинет, они даже не посчитали нужным приглушить голоса.

— Диагноз меняется, — сказал Игорек. — Это критические дни.

— Прическа неудачная, — выдвинул кто-то из девушек свою версию. — Плохая стрижка делает из женщины фурию.

Я не показала виду, что услышала.

Прическа действительно кошмарная. А дни не просто критические — абсолютно трагические.


В половине девятого замученных сотрудников пришлось отпустить. Их дома ждут родные и близкие. А меня — тетя Даша с троллейбусными билетами.

Позвонила Майке:

— Приеду к тебе?

— Извини, — зашептала она в трубку, — мы сейчас у Сашиной мамы, знакомимся.

— И как его мама?

— Чэдная. А завтра Саша представит меня своему сыну. Как ты думаешь, что мне надеть?

— Сразишь пацана, если напялишь, например, хоккейную форму.

— Лидочка, ты злишься?

Естественно, меня разбирала досада из-за невозможности скоротать вечер с подругой, заночевать у нее.

— Не выдумывай, — ответила я. — И не дрейфь. Для нормальных людей ты — подарок, каких поискать. А не нормальные у нас уже были. Майка, ты в последнее время не видела Макса, не общалась?

— Нет, — после заминки ответили подруга. — Извини, чай зовут пить.


Тете Даше я с ходу заявила:

— На проездных билетах, которые водители продают в транспорте, должна быть указана соответствующая сумма.

— Да? Хорошо, спасибо!

Похоже, тетушку уже не заботила оплата проезда в московском транспорте. Но что-то другое явно беспокоило: лихорадочный румянец на щеках, запах валерьянки. Нервно перебирает бигуди на голове, теребит кружева ночной рубашки, выглядывающей в разрез халата.

— Что-то случилось? — спросила я, усаживаясь против нее за столик на кухне.

— Ты пришла с улицы и даже не помыла руки, — напомнила тетя Даша, хотя ее распирало желание поделиться со мной какой-то информацией.

Переодеваясь, принимая душ, втирая лосьон для тела, постукивая на висках гелем для век, массируя лицо ночным кремом, я тянула время. Что еще подкинет тетя Даша? Какие могут быть проблемы у женщины, которая спит на металлических трубочках? Надеюсь, ей не пришло в голову навести порядок в громадной, неповоротливой, косной организации под названием «Почта России». Хотя в этом случае тетя Даша сослужила бы обществу большую службу.

Когда я пришла на кухню, уселась напротив тетушки, она, исчерпав, очевидно, терпение, выпалила:

— Виктор Петрович сделал мне предложение!

У нее был такой вид, будто она сообщила, что у ее приятеля выросло третье ухо.

Мне следовало, наверное, всплеснуть руками, изобразить крайнее удивление или иные острые эмоции. Нет их у меня.

Только пожала плечами:

— Это был лишь вопрос времени.

— Как-как?

— И кучка. Простите. Тетя Даша, вы проявили столько участия в делах Виктора Петровича, что он, как честный человек…

— Ты что же думаешь? Будто я с корыстной целью? Да ему, как отставному военному, положена дополнительная площадь, а он за излишки платит пятьсот рублей в месяц в течение семи лет!

Московские коммунальщики, держитесь, на вас идет тетя Даша.

— Бросьте оправдываться, — махнула я рукой. — Маскировка может быть любой: дружеское участие, товарищеская помощь, — а суть неизменна. Если отношения мужчины и женщины нерабочие, внеслужебные, то рано или поздно они подкатят к амурным.

Почему сию здравую мысль не сказала самой себе на заре свиданий с Назаром?

Тетя Даша выглядела оскорбленной в лучших чувствах.


Старики, вспомнила я рассуждения Максима, как дети: у них есть только черное и белое.

Муж где-то вычитал теорию, призывающую воспитывать ребенка на черно-белом, остальные цвета вводить постепенно. В Америке приверженцы этой теории выпускают соответствующие детские игрушки, белье и одежду. Спит у вас ребенок на черной наволочке, на белой простыне и под черным пододеяльником, а потом вы ему — зеленую плюшевую жабу преподносите утром. Замечательно! Ребенок зеленое освоил. На завтра или через неделю — красного попугая вводите в оборот.

Мне эта теория черно-белого кино казалось очень подходящей для дебилов. А Гошку хотелось окружать буйством красок.

Когда ползающий сынишка, оставив без внимания ворох ярких игрушек, упорно, на четвереньках, двигал к белой стене и пытался выдернуть из розетки черную вилку, Макс торжествовал: «Что и требовалось доказать!»

Аналогично с детским восприятием людей: есть хорошие и плохие, красные и белые, наши и фашисты.

Перевалив за шестьдесят, по мнению Макса, человек возвращается в детство, утрачивая способность воспринимать сложность характеров. Старики безоппеляционно записывают одних людей в хороших, других — в плохие. Спорить бесполезно, потому что старики полагают, будто имеют патент на абсолютную истину. Патент называется «мой жизненный опыт».


— Я о тебе, Лида, была лучшего мнения, — сказала тетя Даша и тут же поправилась, — то есть что ты была обо мне лучшего мнения.

— Извините, плохо выразилась. Давайте останемся при наших хороших мнениях.

Далее я принялась убеждать тетушку в том, как прекрасно и замечательно все обстоит. Виктор Петрович тихий, благородный и достойный. Без тети Даши он пропадет, а ей предоставляется возможность не только продлить годы жизни милейшему Виктору Петровичу, но и сделать эти годы счастливыми.

Хотела прибавить, что и у самой тети Даши заманчивые перспективы активной деятельности, благотворно, как известно, влияющей на сердечно-сосудистую систему. Но вовремя заткнулась: подозрение в эгоистических интересах могли только отпугнуть тетушку.

Слушая меня, она хорошела и молодела на глазах. Почти как Майка. Вот подлость: все замуж выходят, одна я на пороге развода.

Успех моих речей был абсолютным.

— Мне нечего надеть на бракосочетание, — промямлила тетя Даша.

Как и Майку перед встречей с возможным пасынком, тетушку волновали глупости. Хотя сама я костюму придаю громадное значение. Стильное платье — половина успеха.

— Если женщине нечего надеть, значит, у нее нет ничего нового. Если мужчине нечего надеть, значит — нет ничего чистого.

Это я слышала по телевизору, эстрадная клоунесса говорила. Но мысль настолько точная, что, скорее всего, принадлежит кому-то более умному, чем авторы реприз.

От волнения тетушка перепутала свой пол и сказала, что ее гардероб всегда чистый. Я заверила ее: купим такой костюмчик, что все остальные невесты от зависти проглотят фаты.

— На один выход покупать обновку не разумно.

— Это будет вещь — и в пир, и мир, и в добрые люди.

— Есть еще один момент… ситуация, — мямлила тетя Даша.

Смущение, в котором она пребыла последние полчаса, было столь не свойственно тете Даше, что бедняга выглядела почти больной.

— Смелее, — подбодрила я.

— Виктору Петровичу семьдесят два года.

— Возраст мужского расцвета.

— Да, но некоторые, ты знаешь, и до восьмидесяти сохраняют… могут… хотят… Даже детей рожают!

— Тетя Даша, вы боитесь забеременеть? — поразилась я.

— Глупости! У меня и климакс-то давно закончился. Но вдруг он, Виктор Петрович… возжелает? Сегодня подсчитала: с мужчиной последний раз в этом смысле я вступала в отношения в тысяча девятьсот семьдесят шестом году. Тридцать один год назад!

Изо всех сил я старалась не расхохотаться, кусала губы, хмурила брови.

Тетя Даша поняла по-своему мимические корчи на моем лице:

— Согласна, что проблема?

— Еще какая. А вам хочется… ну, вступить в отношения?

— Совершенно не хочется, — призналась тетушка. — Если только… целоваться слегка, но дальше…

— Проблема, — заключила я с умным видом. — А Виктор Петрович, он пытался? Домогался?

— Как тебе не стыдно спрашивать? — возмутилась тетушка.

— Вы сами завели разговор, — напомнила я. — Так что Виктор Петрович? Бьет из него потенция?

— Из него бьет гипертония, а врачи толком лекарство не могут подобрать.

— Чего тогда переживать? Есть такой анекдот, — вспомнила я. — Поженились старички. Легли спать, он протягивает руку, она своей рукой ее пожимает. Уснули. Следующую ночь он протягивает руку, она пожимает. Заснули. На третью он протянул руку, а жена говорит: «Извини, дорогой, но у меня сегодня очень болит голова!»

Смеялась в одиночестве. Тетя Даша юмора не оценила. Я постаралась настроиться на серьезный лад.

— Тетя Дашенька, мне кажется, вам нужно просто поговорить с Виктором Петровичем, обсудить этот аспект. Возможно, его также мучают сомнения: вдруг вы захотите пылких ночей и жарких совокуплений. А он… — развела я руки в стороны.

— Обсуждать такое? — ужаснулась тетя Даша.

Прелесть наши старички! Хотят пожениться, а про такое боятся говорить. Что это? Целомудрие? Ханжество? Или просто другое поколение?

— А если Виктору, — (уже без отчества!), — твой анекдот расскажу? — вслух рассуждала тетя Даша.

— Отличный ход, — одобрила я. — Лучший способ донести собственные проблемы — вложить их в уста других людей.

— Как там было? Немолодые люди заключили брак, и в первую брачную ночь жена сказала мужу…

— Ничего не сказала, он протянул руку…

Повторила я раз пять, пока тетя Даша не запомнила текст. Тупой пересказ одного и того же навеял на меня дремоту.

Казалось — доберусь до подушки, усну богатырским сном. День-то выдался изматывающий.

Но легла в постель — сна как не бывало.

Демоны сомнений, горечи и отчаяния тут же захватили меня и принялись терзать. Предыдущая бессонная ночь была легкой разминкой по сравнению с метаниями по лабиринтам беспросветного ужаса.