У Эдварда гулко стучало сердце, во рту пересохло. Его не пугала смерть или ранение, но он ужасно боялся чем-нибудь запятнать свое имя. Это было его первое настоящее сражение, и он вдруг забеспокоился, что может не выдержать.

Он занял свое место в первых рядах полка. Уланы развернулись в разомкнутый строй с интервалом в шесть-семь ярдов. За ними на расстоянии двадцати ярдов следовал таким же порядком Двенадцатый уланский полк. Прозвучал приказ: вынуть сабли из ножен, а копья опустить. Эдвард придержал своего коня, ожидая сигнала. Вперед! И они сорвались с места, ветер засвистел в ушах, копыта застучали по твердой земле — и внушающая ужас машина смерти покатилась по долине неудержимым потоком возбуждения и решимости. Никогда еще Эдвард не испытывал такого восхитительного ощущения, никогда не чувствовал себя единым целым со своими товарищами, которые сейчас вместе с ним неслись в густом облаке пыли среди разрывов снарядов и пуль, пролетавших над их головами.

Эдвард скакал с самого левого края, ближе к склону хребта, потом он решил, что пришло время продлить свой фланг. Он взял еще больше влево, и ему стали видны буры, бегущие из долины, чтобы скрыться на холме. Он увидел одного, пытающегося отползти в сторону, и без колебаний направил к нему своего коня. Жертва почувствовала его приближение и обернулась; выражение ужаса застыло на лице человека, когда он увидел Эдварда. Он начал поднимать винтовку, но было поздно. Огромный конь Эдварда в доли секунды преодолел расстояние между ними, а смертоносное копье уже было готово к удару. Эдвард поразил бура прямо в грудь; силой удара того отбросило на землю. Эдвард приподнялся в стременах, осадил коня и высвободил копье. Когда кровь хлынула из открытой раны, он нанес еще один удар, потом еще, чтобы по крайней мере этот бур уже никогда не мог представлять опасность. Потом он, опустив копье, устремился вслед за своими товарищами, волна уланов прокатилась по позициям буров и вырвалась на открытую местность.

Пока они отдыхали и перестраивались, Эдварда не покидало восторженное настроение и чувство облегчения. Он выдержал свое первое испытание и участвовал в операции, которая превзошла все его ожидания. Теперь остался только один слабый кордон буров, отделяющий их от Кимберли.


Утром в этот день Лора почувствовала, что не может больше выносить гнетущую атмосферу шахты. Они с Мирандой должны увидеть солнечный свет и вдохнуть свежего воздуха, чтобы окончательно не лишиться здоровья и рассудка. До обеда она надеялась, что Мэтью скоро придет, но когда он не появился, решила рискнуть навлечь на себя его гнев. Наведя справки, Лора выяснила, что утренний обстрел прекратился, а одно упоминание имени сэра Мэтью помогло ей добиться, чтобы Миранду спустили в туннель и им обеим дали возможность подняться на поверхность. К особому отношению, подумала она, очень легко привыкнуть.

Как чудесно было чувствовать тепло солнечных лучей на лице, но ее глаза не сразу привыкли к яркому свету дня после мрака подземелья. От отсутствия достаточного движения Лора ослабела и часто спотыкалась, пока вела Миранду по улице.

По дороге ей встретилась только одна женщина, зато мужчины довольно бодро спешили на расчистку развалин, оставленных артиллерией буров. Мужчина, проходивший мимо, широко улыбнулся и крикнул:

— Слышали новость? Наши войска подходят!

Лора недоверчиво посмотрела на него. Сколько раз она уже слышала эти слова!

Еще один прохожий крикнул ей те же слова, и Лора рассердилась. Неужели они думают, что она настолько наивна? Она больше не верила слухам. Она шла дальше, наслаждаясь свежим воздухом и небом над головой и надеясь встретить Мэтью. Они с Мирандой миновали квартал сильно пострадавших домов, и страх сжал сердце Лоры, заставив ее забыть обо всем. Вдруг Мэтью ранен или убит, а ей никто не сказал об этом.

Взволнованные группы людей стояли на улице, обсуждая слухи. Кто-то сказал Лоре, что к городу приближается крупное кавалерийское соединение.

— Я поверю этому, когда увижу все собственными глазами, — твердо заявила она.

Но разговоры становились более настойчивыми и уверенными по мере того, как она продвигалась к центру города. Люди забирались повыше и смотрели на юг. «Я вижу их! Вижу!» — услышала Лора чей-то крик. Она подняла глаза на башню надшахтного копра, где несколько мужчин махали платками и громко кричали, указывая на юг. Впервые ее сомнения сменились надеждой.

— Они идут, Миранда, мы должны увидеть их. Ты сможешь взобраться на эту гору породы? Пойдем, я помогу тебе.

Крепко держа Миранду за руку, Лора побежала к отвалу и присоединилась к толпе людей, взбирающихся по склону. И тут она увидела все своими глазами: огромное облако пыли, быстро приближавшееся к ним через вельд. Она не смогла сдержать слез, побежавших по щекам, и дала волю так долго сдерживаемым чувствам. А когда слезы высохли, Лору охватила ликующая радость. Колонна все приближалась. Уже были видны фигуры всадников. Толпа вокруг нее начала кричать, и сама Лора обнимала и хлопала по плечу совершенно чужих людей, у которых тоже были подозрительно влажные глаза. Со всех сторон доносились крики приветствия и радости. Люди стали спускаться на улицы, чтобы первыми приветствовать своих освободителей, но Лора подольше задержалась там, где была. Ей хотелось навсегда запечатлеть в памяти этот момент — великолепное зрелище армады английских кавалеристов, мчавшихся к городу.

Когда Лора с Мирандой вновь оказались на улице, главной мыслью Лоры было найти Мэтью. Однако она обнаружила, что не может идти в нужном направлении. Масса людей неудержимо несла ее к дороге, по которой кавалерия вступала в город. Усталый, запыленный авангард уже окружила восторженная толпа; все старались пожать им руки, похлопать по плечу или просто дотронуться до своих освободителей. Новость дошла до шахты, и подъемник работал без остановки, доставляя на поверхность женщин и детей. Лора упорно пробиралась сквозь смеющуюся, поющую, танцующую толпу к Кимберли-клубу. У входа она заметила Родса в его неизменном светлом костюме, и наконец со вздохом облегчения увидела Мэтью. Он был все в той же грязной рубашке, мятых брюках и пыльных сапогах, и с нежностью глядя на него, Лора вспомнила, каким безупречным был его вид, когда она впервые увидела его, спускающимся по ступеням дома на Парк-Лейн всего год назад.

— Вон там твой папа! — сказала она Миранде. — Все кончилось, дорогая. Осада снята. Теперь мы сможем вернуться домой.

Собрав все свои силы, она стала пробираться сквозь толпу. Она добралась до Мэтью как раз в тот момент, когда он обнимал молодого кавалерийского офицера, и остановилась поодаль, не желая мешать им.

— Вот они! — воскликнул Мэтью.

Эдвард обернулся и посмотрел на них. Он был измучен и опустошен. Много часов подряд он скакал под палящим африканским солнцем и участвовал в самой крупной кавалерийской операции в английской военной истории. Он убил своего первого бура. И всего минуту назад узнал, что его дядя Николас погиб. Но сейчас он почувствовал какое-то умиротворение, своими глазами увидев причину, по которой он и его товарищи оказались здесь.

Их платья были изорванными, грязными и почти висели на их исхудавших телах. Лица были бледны и измучены, а волосы растрепаны. И все же они держались прямо и гордо: темноволосая девушка с ясными глазами на спокойном лице и его маленькая кузина, и у Эдварда заныло сердце, когда он представил себе, что им пришлось вынести.

А над ними, как и все дни осады, гордо развевался английский флаг, и Эдвард подумал, что все жертвы на их долгом пути в Кимберли были не напрасны.

Глава седьмая

— Проклятье!

Мэтью раздраженно бросил газету на стол и направился к двери.

— Осада кончилась, — с горечью пробормотал он, — но наши проблемы вернулись, чтобы преследовать нас.

Лора украдкой взглянула на ту страницу, которую он читал. Мэтью набросился на кейптаунские газеты после стольких месяцев их отсутствия с такой жадностью, что там должно было быть что-то по-настоящему серьезное, если он так расстроился. Ее взгляд упал на короткую заметку о том, что губернатор Капской провинции принимал в Кейптауне княгиню Раминскую. Княгиня не сдается, подумала Лора, и может быть, Мэтью теперь иначе отнесется к ней. За месяцы, проведенные в Кимберли, он, несомненно, истосковался по красивому лицу и соблазнительному телу.

У нее испортилось настроение. Теперь, когда английская армия покинула Кимберли, чтобы продолжать кампанию, и восторг освобождения прошел, она почувствовала, что ей гораздо труднее возвращаться к нормальной жизни, чем она предполагала. Она машинально продолжала складывать корзинку для пикника. Французский белый хлеб! Лора бережно взяла его в руки и дала себе слово никогда безразлично не относиться к нему. Она взглянула на свои часы, которые теперь ходили как прежде, и увидела, что пора выходить.

— Ну вот! Мы готовы.

Она улыбнулась Миранде, которая наблюдала за приготовлениями, широко открыв глаза от удивления.

— Мы действительно едем на пикник, Лора? Только ты, я и папа?

— Это специально для тебя, потому что ты была такой хорошей девочкой. Папе удалось достать повозку и пони, чтобы вывезти нас за город.

Мэтью вернулся, надев один из своих лондонских сюртуков. Он надел его неохотно, потому что в последний раз он был на нем во время бурной сцены с Катариной, когда он обвинил ее в подделке чеков, и ему казалось, что от сюртука еще пахнет ее духами. Но небо хмурилось, а из того ограниченного гардероба, который у него остался, этот сюртук лучше всего мог защитить от непогоды.

— Похоже, что будет дождь. Вы уверены, что хотите поехать на пикник именно сегодня?

— О да! Миранда очень расстроится, если мы не поедем, а прохладная погода лучше для пони.