— Музыкальный вечер, — пробормотал Ройс.

— Его высочество — музыкант? — спросила Кассандра через плечо. Она пыталась выяснить, насколько плохо все может быть.

— Он неплохо играет на фортепьяно и виолончели, — ответил Ройс. — У него также хороший голос. К сожалению, он сегодня не в лучшей форме, однако это должно быть вполне терпимо.

По сигналу принца-регента мажордом стукнул своим черным посохом о пол. Наступила тишина.

Аполлон прославленный нас с небес окликнул, Пожелал он храм себе создать…

Голоса окрепли, став громче. Кассандра никогда ранее не слыхала ничего подобного, однако нашла песню весьма приятной.

Где объединятся души наши в песне,

Аполлона чтобы восхвалять…

Да продлится вечно счастье и единство,

Наше счастье и единство…

Наше счастье и единство…

— Забавный выбор репертуара для сегодняшнего вечера, — пробормотала Кассандра, присоединяясь к аплодисментам. — Здесь не видно счастья, не говоря уж о единстве.

Она обернулась к Ройсу, и тот кивнул в ответ.

— Возможно, Аполлон услышит их и сжалится над ними.

— У нас на Акоре тоже есть бог-посланник, однако ему не сильно доверяют, как и другим того же рода.

— Но у вас же есть религия…

— Очень древняя, в чем-то отличная от вашей, в чем-то с ней схожая.

— Я хотел бы побольше об этом узнать.

Она колебалась, глядя в зелено-золотые глубины его глаз и почему-то вспоминая башни на фоне сверкающего моря.

— Может быть, однажды вы узнаете. Прозвучало еще несколько песен.

К тому времени, когда музыканты покинули свои места под шумные аплодисменты, выяснилось, что гости не прочь угоститься стаканчиком, а то и несколькими вина. Лакеи в ливреях спешили всем угодить. В этой суматохе Алекс подал руку Джоанне, чтобы помочь ей подняться.

— Нам пора, — сказал он.

Кассандра тоже встала, радуясь возможности покинуть раут. Она получала удовольствие от вечера, но до определенного момента и поэтому не хотела портить впечатление, оставаясь дольше. Они попрощались с принцем-регентом, который любезно отнесся к их уходу. Он действительно отличался хорошими манерами (по мнению Кассандры). Жаль, что то внимание, которое он уделял своим приближенным, не распространялось на весь его народ.

В экипаже по дороге домой Ройс спросил:

— Что ты обо всем этом думаешь?

Кассандра не спешила с ответом. Не стоило забывать, что она всего лишь гость в Англии, и хотя ее поездка носила неофициальный характер, она все же являлась сестрой правителя Акоры.

— Карлтон-Хаус совершенно особенный, — сказала она. Ройс рассмеялся и бросил на нее взгляд, который она ощутила каждой клеточкой своего тела.

— Это напоминает мне разговор о Байроне, разве нет?

— Какой разговор о Байроне? — спросил Алекс.

— Я пытался разговорить вашу сестру и выяснить ее отношение к Байрону, но эта задача оказалась невероятно трудной. Она чрезмерно сдержанна.

Алекс посмотрел на них обоих.

— Мне даже в голову не могло прийти, что вы обсуждали поэзию.

Джоанна слегка толкнула его локтем.

— Не дразни их.

Было заметно, что он обиделся на это замечание.

— Да я и не дразню. Я не думал, что они так подружились, чтобы вообще что-либо подробно обсуждать.

— Если бы я могла… — успокаивающим голосом начала Кассандра. — Сегодняшний вечер показался мне удивительным. Мне безумно хотелось путешествовать, увидеть новые страны, узнать, как мыслят различные люди. С этой точки зрения мое путешествие уже можно считать огромной удачей.

— А принц-регент? — поспешно спросил Ройс. — Какое впечатление он произвел на вас?

— Признаюсь, он меня во многом удивил, но вы должны понять, что единственные правители, которые были мне известны, — это мой дед и его преемник, мой брат Атрей. Все дело в том, что ванакс отличается от вашего принца.

— То есть он не может просто встать и спеть?

— Алекс, а Атрей поет? — спросила Кассандра.

— Иногда, в компании хороших знакомых. Я бы сказал, что в их число входят очень немногие. Ты не должна забывать, — обратился он к своей сестре, — что принц-регент наследует престол.

— А разве ванакс не наследует? — поинтересовался Ройс.

Алекс покачал головой.

— Атрей стал ванаксом не потому, что он был старшим мужчиной в нашей семье после смерти дедушки. Для того чтобы стать ванаксом, тебя должны выбрать.

— А кто выбирает?

— Не кто, а что, — мягко поправила Кассандра. — Атрей прошел испытание отбором. Это древние традиции Акоры. Надеюсь, вы не обидитесь, если мы не будем разглашать наши семейные тайны.

— Ну разумеется, нет, — заверил ее Ройс.

Они подъезжали к двойным железным воротам особняка на Мейфэре, в котором остановились Алекс и Джоанна… Двое мужчин, вооруженные дубинками и заткнутыми за широкие пояса пистолетами, стояли на страже. Когда экипаж проехал через ворота, Кассандра заметила еще несколько охранников.

— Советую вам не отпускать экипаж, — обратился Алекс к Ройсу, помогая женщинам спуститься.

— Для того чтобы не проехать и четверти мили? — спросил Ройс.

— Я все еще не могу забыть последствий неосмотрительной прогулки по «цивилизованной» Англии.

Не дожидаясь возражений Ройса, Алекс закрыл перед ним дверь экипажа.

Экипаж уже тронулся, когда Джоанна крикнула:

— Ах да, Ройс, Кассандре нужны уроки танцев. Пожалуйста, приходи к нам завтра и научи ее вальсировать.

— Вальсировать? — спросил Алекс. — Не вижу никакого смысла в том, что Кассандра должна уметь…

Скрежет металла по мостовой дал Ройсу прекрасный повод для того, чтобы «не расслышать» слов своего зятя. Он устало откинул голову на кожаное сиденье, пытаясь понять, почему последние несколько часов у него на сердце так легко.

Кассандра, несомненно, красива, никто не стал бы этого отрицать, но в то же время собеседник неожиданно для себя открывал в ней жизненную мудрость. Нет, не совсем точно. Присущая ей естественность и непредсказуемость была так не похожа на считавшуюся в свете хорошим тоном манерность, к которой он привык. И в то же время в ней была решимость, нехарактерная для ее юного возраста.

Он ведь ничего не знал о ее воспитании, не говоря уже об Акоре, в которой она родилась. Тюремная камера угнетающе действовала на воображение, а голод вообще убивал всякий интерес к жизни.

Ему все еще приходилось временами напоминать себе, что все это уже позади.

Возможно, сегодня ему удастся заснуть в замкнутом пространстве своей спальни… А завтра…

Мысль о том, что он будет учить ее танцевать вальс, была удивительно притягательной.

И так, склонив друг к другу головы, Заставив в унисон стучать сердца…

Ройс заметил, что надевает себе под нос, и сразу же замолчал, но музыка еще долго продолжала звучать у него в голове и после того, как он приехал домой.

Глава 3

Так случилось, что Ройс не приехал в назначенный час к сестре и зятю. Его задержал срочный вызов принца-регента ранним утром. Ройс был из тех людей, которые предпочитают проспать весь день напролет, до этого прободрствовав всю ночь. Больше всего удивляло то, что принцу изменила присущая ему тактичность. На Ройсе все еще были вчерашние брюки и рубашка, теперь уже изрядно помятые, волосы выглядели так, как будто он теребил их всю ночь. Этот и без того несчастный вид дополняло отекшее лицо и нервное подергивание нижней губы. Тем не менее Ройс заговорил спокойно:

— Вы хотели меня видеть, ваше высочество? Принц-регент с минуту смотрел на него безучастно, будто припоминая, вызывал он его или нет. Он поморгал глазами, взял стакан бренди со стола и быстро проглотил содержимое с гримасой, которую обычно делают, выпивая горькое лекарство.

— Да-да, конечно.

Резким движением руки он приказал слугам удалиться.

— Давайте же останемся наедине. Эти люди постоянно снуют вокруг, а пользы от них никакой.

Он продолжал что-то сбивчиво и торопливо говорить, в то время как Ройс терпеливо ждал, внимательно наблюдая за человеком, на плечи которого легла вся тяжесть управления Англией. После повреждения правой щиколотки прошлой осенью во время танцев состояние здоровья принца-регента заметно ухудшилось.

Он пролежал в кровати в течение нескольких месяцев, наотрез отказываясь двигаться, жаловался на дикую боль и ругал своих докторов за то, что те не в состоянии ему помочь. От природы склонный к полноте, он прибавил в весе, чему способствовало чрезмерное пристрастие к алкоголю.

К тому же он начал принимать настойку опия, доза которой увеличивалась с каждым разом. Первым пострадало умение держать себя в руках, а следом и рассудок.

— Проклятые луддиты! — сказал принц-регент. — Я не спал всю ночь, пытаясь принять решение. Я не могу позволить, чтобы здесь повторилось то, что было во Франции.

Он вздрогнул и потянулся за бренди. Эти страшные времена были уже позади, и Ройс знал, что ответит по этому поводу.

— Ваше высочество, господство страха закончилось двадцать лет назад. Несомненно, если бы это должно было начаться в Великобритании, то началось бы уже давно.

— В период правления моего отца? Он бы не выдержал этого. Он много чего не выдерживал, не говоря уже об этом. Но теперь все лежит на мне.

Он попытался подняться, потом передумал и резко упал в кресло.

— Я полагал, что новый закон Персивала остановит их. Какому здравомыслящему человеку придет в голову умирать за запрет ломать ткацкие станки? Но они опять принялись за свое!

— Они в отчаянии, — тихо заметил Ройс.

— В таком случае им следовало бы больше трудиться, чтобы улучшить свое положение, разве не так? А крушить все вокруг — это не выход… Что?