Но позволит ли он мне это сделать? Гордыня была тем самым грехом, который постоянно преследовал род Плантагенетов. Посчитает ли Ланкастер нужным соблюдать свою клятву, данную им Неду в столь драматической ситуации, у смертного одра брата? Это было несущественно для меня. Я приучу его, истерзанного и отчаянно нуждающегося в помощи. И он станет моим.

– И поэтому ты пришел сюда, ко мне, – мягко заметила я, когда он закончил свой рассказ и стал наливать себе еще вина, что-то недовольно ворча насчет своих порванных обтягивающих панталон.

– А куда мне было идти? На тебя они не нападут. Тебя почитают так, будто ты сама Дева Мария. Как изменчива твоя судьба. – Он шумно втянул воздух. – Мне необходима твоя помощь, Джоанна.

Я по-прежнему сидела неподвижно, хотя и видела, как страдает его гордость из-за того, что ему приходится просить меня.

– Тебе необходимо чудо. И ты сам в этом виноват.

– А что мне было делать? Встать на колени перед этим отребьем? Они уже все считают себя королями и принцами. Они что, забыли, кто я такой? И какой властью обладаю?

– Они бы ничего не забыли. А ты мог бы пойти на компромисс.

– Пока они распускают слухи о том, что меня подменили?

Я знала, что из всех обвинений больше всего его задевали ходившие по Лондону оскорбительные слухи о том, что на самом деле он сын какого-то мясника из Гента, которым в свое время подменили умершего королевского ребенка. Это ущемляло его гордость, как ничто другое. Но я не позволила себе какого-то сочувствия по этому поводу.

– Ты угрожал епископу Лондонскому?

– Да. Но сейчас меня вообще объявили врагом Англии. И жаждут крови всех, кто поддерживает Ланкастера. – Джон наконец перестал ходить и опустился на скамью возле меня. – Я боюсь за Савой. Боюсь за своих людей. И не знаю другого способа уберечь их, кроме как разогнать толпу черни с помощью отряда стражников, который позволил бы моим людям уйти. – Он хмуро взглянул на меня. – Подозреваю, что ты опять скажешь, что выводить на улицы моих вооруженных солдат – это плохой политический ход. Может, ты и права.

Ну наконец-то. Хоть какое-то раскаяние.

– Чего же ты хочешь от меня?

На миг он застыл в этой позе, положив ладони на колени; энергия вокруг него буквально бурлила.

– Посредничества.

– Думаю, мне следует отказать тебе.

– Отказать? Но почему?

– Ты позволил Алисе Перрерс вернуться ко двору. И я очень недовольна тобой из-за этого.

– Мне не понравилось, что парламент использовал свою власть, чтобы устранить ее, и это не понравилось мне больше, чем не нравится сама эта женщина. Им принадлежит только та власть, которая жалована им короной. То есть мною.

Не думаю, что я могла бы когда-то простить ему это: вся моя напряженная работа, все мои тщательно продуманные планы пошли прахом из-за продолжающегося конфликта между Ланкастером и парламентом. Обуздав свое раздражение и на время забыв об Алисе Перрерс, которой я займусь немного позже, я слегка пожала плечами и заявила:

– Свою войну ты должен вести сам, Ланкастер. У меня хватает собственных забот.

– Так ты что, выдашь меня толпе?

Он был обескуражен тем, что я сразу же не пришла ему на подмогу. Но во мне проснулось сочувствие к нему. Все-таки это был человек, взявший на себя хлопоты об организации похорон моего маленького сына в Бордо. Любимый брат Неда, который сражался с ним плечом к плечу, когда болезнь уже истощала силы принца. Это был самый могущественный – после короля – человек в Англии. И было бы неблагоразумно пускать на ветер такой замечательный шанс.

– Я помогу тебе, – сказала я и встала так, что он впервые за сегодняшний вечер был вынужден посмотреть на меня снизу вверх. – Но ты должен примириться с теми, кто нападает на тебя.

– Боже правый!

– Другого выхода нет. И ты должен согласиться на то, что я предлагаю.

– А у меня вообще есть такая возможность? Да они по очереди оторвут мне руки и ноги, стоит мне только ступить за твой порог!

Я мягко улыбнулась и положила руку ему на плечо:

– Подожди меня здесь.

Выйдя, я отдала приказ послать трех моих рыцарей к очагу беспорядков на улицах Лондона.

Вернувшись, я застала его там же, где оставила. Черты лица его заострились от напряжения. Для Джона это был совершенно новый жизненный опыт: за ним еще никогда не охотилась толпа недовольных. Тем не менее это должно было сыграть мне на руку.

– Иди и поспи, – посоветовала ему я. – Сейчас ты больше ничего сделать не можешь. Только навредить.

Он пошел спать, тогда как я осталась дожидаться возвращения своих посланников.

На следующее утро мы оба с ним встали рано, однако я отказалась делиться с ним какой-либо информацией, пока мы не сходим к ранней мессе. Ланкастер выглядел невыспавшимся, но в остальном был все таким же высокомерным, как обычно.

– Ну что там? Какие новости?

Приведший себя в порядок, внушительный, переодетый в кое-что из нарядов Неда, оказавшихся ему впору, он задал мне эти вопросы, едва мы успели выйти из часовни. Внутри него по-прежнему бурлила ярость.

– Только без посторонних, – сказала я.

Я отвела Ланкастера в уединенную прихожую и продолжила:

– Вот что я сделала в твое отсутствие. Жители Лондона, собиравшиеся самоуправно сровнять Савой с землей, разошлись по домам из любви ко мне. Я устроила так, что делегация лондонцев явилась к твоему отцу, королю, в его резиденции в Шине, чтобы ответить за свое мятежное поведение, угрожавшее миру в этой стране. Когда от моего имени им предъявили обвинения в этих прегрешениях, они существенно раскаялись. Ты должен отправиться в Шин к отцу. Ты поговоришь с ними спокойно и мягко. И снова сделаешь их своими друзьями. Более того, я поеду с тобой, чтобы придерживать от неподобающих ситуации поступков, если ты вдруг начнешь рычать на них и бросаться, как молодой и необученный охотничий пес.

Это его не убедило.

– Господи, Джоанна! Ты требуешь от меня невозможного!

– Это единственный выход. Да, ты принц, но, если ты сделаешь целый Лондон своим врагом, ничего хорошего из этого не выйдет.

Он задумался над моими словами. Потом окинул меня скептическим взглядом и кивнул:

– Я сделаю это. Но, признаться, я никак не пойму, зачем тебе понадобилось до такой степени утруждать себя, разрешая эту ситуацию. Ты ведь никогда не была склонна к альтруистическим жестам, Джоанна.

Я сладко улыбнулась ему:

– Времена меняются, Джон. Как я могла бросить тебя? Принцу не годится бегать по улицам в рваных панталонах. Кстати, эта туника до бедра тебе идет.

Он очень напоминал мне Неда. Осанка, постановка головы, волна темных волос на богатой, из меха соболя, оторочке воротника туники с чужого плеча.

Он коснулся моей руки, как будто прочел мои мысли:

– Я тоже тоскую по нему. Иногда это становится невыносимо. Я знаю, что ты в конце концов тоже полюбила его.

Сердце мое смягчилось и откликнулось болью от накопившихся непролитых слез.

– И даже больше, чем ты можешь себе представить. Он стал для меня великой любовью, которой я никогда не ожидала, – только и смогла ответить я.

Встреча во дворце в Шине была непростой и тревожной. Несмотря на мое поощрение, туда явились очень немногие из вызванных граждан, безусловно опасаясь мести Ланкастера. Я надеялась, что Ланкастер обуздает свой крутой нрав, но оказалось, что я заблуждалась. Если он продолжал яростно бушевать по поводу их атак на него самого и его королевский статус, то я улыбалась и обещала горожанам охрану, когда они будут возвращаться домой. Пока Ланкастер гневно распространялся об оскорблениях в адрес короля и его сыновей, за которые Лондон должен быть наказан, я предлагала им эль, чтобы промочить пересохшее горло. Когда мэр и олдермены пали на колени, моля о прощении, я выдвинула условия, на которых они могут быть прощены. Возвести колонну в Чипсайде и поставить свечу в соборе Святого Павла – этого, с моей точки зрения, было достаточно, хотя все боялись смертной казни для тех, кто непосредственно участвовал в переворачивании вверх ногами герцогского герба. Во время всех этих обсуждений король пребывал в безучастном молчании, плохо понимая, что происходит вокруг.

О, мне пришлось усердно поработать, пока все это не закончилось чем-то вроде извинений со стороны мэра, которые неохотно и с кислой миной на лице были приняты Ланкастером; в общем конфликт был кое-как залатан, хотя моих личных стежков в этом процессе оказалось до обидного мало.

– Я благодарен тебе. – Это признание Джона сопровождалось нисколько не смягчившимся угрюмым выражением лица и судорожно сжатыми челюстями.

– Вы у меня в долгу, милорд Ланкастер, – очень серьезно ответила я. – И однажды я потребую рассчитаться за эту услугу.

– Надеюсь, мадам, цена за это не окажется для меня слишком высокой.

– Могу заверить тебя в этом. С другой стороны, как бы ты смог отказаться? – Улыбка моя стала еще более сладкой. – Вполне может быть, что я спасла тебе жизнь, не говоря уже о твоем достоинстве.

– Я не забуду этого.


И наконец я послала за ним. Джон Ланкастер. Человек, который мог быть угрозой для меня и для Ричарда, поскольку, несмотря на принижавшие его голоса, после смерти Неда он стал самой влиятельной фигурой в стране и главным советником Эдуарда, фактическим правителем королевства. Опасный прецедент, порождавший страхи о его возможных зловещих замыслах захватить корону для себя и своего сына. Если отбросить возможность наследования трона дочерью Лайонела как перехода власти по женской линии, а следовательно, не имеющего под собой оснований, то Ланкастер предположительно становился наследником сразу после Ричарда. А что, если ему в голову придет идея устранить Ричарда или же управлять страной самому, используя моего сына как марионетку в своих руках?

В этом случае вся моя предполагаемая власть будет мгновенно сведена на нет.

Глубокое уважение и доверие, имевшие место между Недом и его братом, были очевидны всегда, и особенно ярко это проявилось в наши последние дни в Аквитании, но Неда могли ослеплять родственные чувства и его любовь к своей семье. Для меня же в Джоне всегда присутствовало какое-то зерно неопределенности. Полностью ли я доверяла Ланкастеру, учитывая ту клятву, которую он дал у постели умирающего брата? Он был человеком с далеко идущими амбициями, и это было мне по душе. Заручиться его преданностью действительно было бы хорошим стратегическим шагом. И я должна была сделать этот шаг спешно, потому что больше ждать было нельзя.