Ирина Давыдова - Королева ночи, или Твоя по контракту

– Ч-что, бабушка? Где Степашка? – прокричала я и почувствовала, как мне перестало хватать воздуха в легких.

– Прости, но…

– Что? Где он?

Она смотрела на меня вроде и виновато, и в то же время в ее взгляде читалась злоба.

– Что, черт возьми, произошло у вас? Где мой брат?

– Мы вчера поскандалили…

Внутри все застыло… я боялась услышать, что он мог сбежать из-за ссоры, но то, что произнесла бабушка, просто повергло меня в шок:

– Я позвонила в соцопеку.

– Что ты сделала?

Я не узнала свой голос. Кажется, я просто была в каком-то дурацком, ужасном сне. Снова и снова.

– Что ты сейчас сказала? Ты, родная бабушка, отдала его чужим людям? Отдала его в детдом?

– Знаешь, что?! Я тоже устала, мне же не двадцать лет, а шестьдесят. И я хочу покоя.

Я стояла, смотрела на нее и не верила. Не верила, что у меня оказалась семья из одних предателей. Людей, которые так просто отказались от нас.

– Теперь понятно, в кого мама такая, – прошептала я, ощущая, как слезы обжигают щеки. – Если бы только папина мама была жива, она бы себе такого не позволила. Какие же вы все подлые.

– Я, между прочим, дочь потеряла! – закричала она, тут же хватаясь за сердце.

Но я даже не шевельнулась… мне стало плевать. Пусть сама ищет свои таблетки.

– А мы со Степашкой потеряли родителей. Они меня предали, как ты только что предала внука.

– Ничего не случится, если он там месяц-другой поживет, – произнесла она и прошла к комоду за таблетками.

– Даже страшно словом сказать, кем является моя семья. Всего доброго!

Я выскочила из квартиры и бежала, не разбирая дороги.

Степашка – моя самая большая боль.

Кажется, у меня не оставалось больше ни на что сил. И я даже не знала, что мне теперь делать. Я просто брела по городу, практически не разбирая дороги. Все было мутное от слез, которые лились из глаз ручьем. Я уже даже не пыталась их вытереть. Моя боль была сильнее меня.

Дойдя до лавочки, я буквально рухнула на нее и замерла.

Ощущение, что моя жизнь остановилась. Я просто не знала, что делать дальше. Кажется, у меня больше не осталось сил. Чтобы забрать Степашку из детдома мне понадобится приложить массу усилий. И в первую очередь снова попытаться найти работу. Вряд ли меня возьмут в тот же магазин. А чтобы я могла обеспечить себя и ребенка, в справке о доходах должна быть не пятитысячное число, потому что с этого мне хватит только на коммуналку.

Мир снова перевернулся.

И если кто и мог мне помочь, то только Алан. Как бы сильно я не хотела его тревожить, но сейчас у меня не было другого выбора. Ради Степашки.

Сидя на лавочке, я очень долго настраивала себя на звонок Давыдову, но каково же было мое огорчение, когда в динамике прозвучало механическое «вне зоны действия сети». Клянусь, я едва не разбила этот чертов телефон.

Внутри меня, в моей душе, с каждой минутой все меньше и меньше оставалась живого. Кажется, я просто превращалась в куклу.

Либо Алан просто отключил телефон, либо сменил номер, чтобы я не смогла дозвониться. Второй вариант кажется более правдивым.

Не знаю, как я нашла в себе силы, но скорее только потому, что у меня не было выбора, я вытерла слезы и набрала номер подруги. Катя еще не знала всей правды, но мне очень нужна была ее помощь.

– Алло, Машуль. Привет.

– Привет, Кать. Мне снова нужна твоя помощь. Я знаю, что я надоела тебе, но это в последний раз, правда.

– Что случилось? У тебя вообще безжизненный голос, – встревожилась Катя, а я глубоко вздохнула, едва решая произнести.

– Бабушка отдала Степашку органам опеки.

– Что? Зачем? Почему? Они приезжали?

– Нет, Кать, – я засмеялась сквозь слезы и, кажется, готова была вот-вот скатиться в истерику. – Она его просто сдала! Понимаешь? Как ненужного котенка!

– Бля… я чего-то в этой жизни вообще ничего не понимаю!

– У меня язык не поворачивается сказать гадость на свою семью. Наверное, потому что даже слово, которое бы их охарактеризовало, я не могу подобрать.

– Малышка моя, и что же теперь делать?

– Ты не поверишь, подружка, но я даже… Даже Алану звонила, но у него отключено.

– Хм, надо у Бекетова спросить, как там его дружок поживает.

– Катюш, мне сейчас очень нужно узнать, куда именно забрали Степашку. Я умоляю тебя, попроси Бекетова разузнать? Или… или давай я сама. Пусть что угодно просит, мне главное, найти его. Он же думает, что я тоже его предала.

– Я все узнаю, я сейчас сразу же попрошу его найти Степашку. Не переживай только, Маш. Ты и так слишком много плачешь, девочка моя.

– Он там один, понимаешь? С совершенно чужими людьми. Его предала родная бабушка, а я… он же и на меня думает.

– У меня нет слов, ты права, даже нужного определения нет… Так, ладно, жди сообщение от меня, сейчас буду ненаглядному звонить.

Катя отключилась, и я убрала телефон от уха.

Одна надежда на Бекетова. Но если и он не сможет помочь…

Не хотелось мне думать о худшем. Кажется, оно и так не отпускает меня в последнее время.

Я оглянулась и только сейчас осознала, что уже наступила глубокая осень. А ведь уже почти конец октября, а я даже не задумывалась об этом. Когда я была с Аланом, на улице стояла жара, а теперь…

Алан. Забыл ли он обо мне или помнит так же, как и я о нем. Мне очень его не хватает, как бы глупо это ни звучало. А со всеми свалившимися на меня проблемами, даже и думать о нем некогда было. Разве только по ночам, с мокрым от слез лицом в подушку.

Интересно, когда-нибудь мои беды закончатся?

Телефон пиликнул, оповещая о входящем сообщении. Я посмотрела на время и поняла, что Эльмиру понадобилось всего лишь сорок минут на поиски моего брата.

В сообщении был адрес детдома, в котором сегодня снова придется ночевать моему братику. Быстро же они его определили. Даже не поговорив с родной сестрой.

Набравшись сил, я решила действовать. По крайней мере я просто обязана сегодня увидеть Степана.

Поймав такси, поехала по нужному адресу, надеясь на то, что меня там хотя бы выслушают. А не пошлют из-за такой бабушки, как у нас.

Мыслями я то и дело постоянно возвращалась к Алану, прокручивая в голове последние дни жизни вместе. Однажды ночью, когда я в очередной раз предавалась воспоминаниям, у меня проскочила мысль, что, возможно, я бы смогла его простить. Нет, даже не так. Дело ведь не в прощении, а в принятии. Я давно простила Алана, но вот смогла бы я принять его в своей душе после той ситуации? Теперь не могу сказать, что «нет». Наверное, та боль притупилась, и теперь причина моего ухода казалась смешной, по сравнению с тем, что происходило в моей жизни сейчас.

Через час я стояла около кабинет директора детдома, который должен был подойти с минуты на минуту. Я очень нервничала, потому что понятия не имела, какие здесь правила и позволят ли мне увидеться с моим братом. Здесь одно здание наводило на неприятные ощущения. Настолько мрачно, некомфортно и жутко, что мне снова хотелось заплакать. При родной сестре, мой брат должен ночевать в этом ужасно неприятном месте. Боюсь представить, когда последний раз здесь делали ремонт.

– Добрый вечер. Вы меня спрашивали? – поинтересовалась приятная женщина лет пятидесяти пяти.

– Здравствуйте. Да, моего братика к вам вчера привезли. Я бы очень хотела с ним увидеться.

Женщина кивнула и, открыв кабинет, жестом пригласила войти.

– Спасибо.

– Меня зовут Татьяна Сергеевна. Присаживайтесь, пожалуйста, – она показала на стул, на который я сразу же и присела, не имея сил стоять.

– Меня Мария зовут. Татьяна Сергеевна, понимаете, моя… кхм, моя бабушка, она вчера повздорила с моим братом, а так как… его некуда было деть, она позвонила в опеку.

По лицу тут же покатились слезы, и я старалась делать глубокие вдохи, чтобы не задохнуться. Слезы просто душили меня.

– Так, подождите, я все понимаю, но для начала дайте мне Ваш паспорт.

Я быстро закивала и, достав документы из сумочки, протянула директору детдома. Она сразу же проверила паспорт и отметила, что я состою в браке.

– И так, слушаю Вас.

– Наши родители погибли в автокатастрофе. А я, я оставила братика у бабушки, потому что самой мне нужно было работать, чтобы я могла прокормить ребенка.

– Где работать?

– В продуктовый магазин я устроилась. Неделю назад мне стало плохо, и меня положили в больницу. А сегодня узнала, что бабушка позвонила в соцопеку.

– Скажите, я так понимаю, Вы хотели взять опекунство над братом, верно?

– Да, – кивнула резко, словно от моего ответа зависело будущее моего брата.

– Вы замужем. Нет, я понимаю, разное бывает, но все же, почему ребенка бабушке отдали?

– Так получилось, я… Прошу Вас, пожалуйста, позвольте мне увидеться со Степашкой. Я должна ему объяснить, что я его не предавала. Я Вас очень прошу.

– Я, конечно же, попрошу его позвать, но, Маша, и я Вас прошу, не давайте ему пустых надежд. Если у Вас что-то не получится, ему потом будет слишком больно.

В ответ я лишь кивнула. Не стала говорить, что добьюсь своего. Не знаю еще как, но обязательно заберу брата домой. Именно домой, в его квартиру!

Татьяна Сергеевна взяла трубку стационарного телефона, набрала номер и принялась ждать ответа.

– Увы, – прошептала она, глядя на меня, – здесь все еще из совдепии.

Это было видно невооруженным глазом, и не понимала, почему ребенок при живой сестре, должен находиться здесь. Я могла простить предательство родных, измену Алана, но только не бабушку, которая собственными руками сдала ребенка в детдом. Она предала Степашку, и пусть живет с этим грузом. Мне плевать.

– Анна, приведите, пожалуйста, ко мне в кабинет Степана Левицкого. Мальчика, которого вчера привезли. Жду.

– Спасибо вам.

– Настрадалась ты, милая, – произнесла директриса, положив трубку. – По глазам вижу.