Маривонн Микель - Королева Алиенора, неверная жена

Пейре хотелось задушить и голубя, и дрессировщика. Бернарт шепчет ему на ухо:

— Я знаю, это трудно, но твоя дама думает о своем виконтстве. Она военачальник, не забывай этого. Когда встретимся с Алиенорой, я попрошу ее подарить мне несколько голубей, которых мы попросим обучить. В этой стране голубятен очень много. Мы оставим Караку, он будет отсылать письма в Аквитанию, и мы найдем в Кастилии любителей голубей, более знающих, чем этот маленький пастух. Эрменгарда будет удовлетворена.

«Лишь один Папа может похвастаться, что в его окружении столько архиепископов, епископов и кардиналов, сколько у меня, — подумала Алиенора в это жаркое утро 11 июня 1170 года в седловине Сомпорта. — Если бы Эрменгарда была здесь. Лишь бы с ней ничего не случилось. Она рассмешила бы меня в этой ситуации». По правде говоря, королева думает о своем Бернарте, о Пейре Рожье, о трубадурах, представляет, как они заполнят всю седловину Сомпорта в тот момент, когда все церковники соберутся, чтобы посетить странноприимный дом приорства Санта-Кристина, один из трех самых крупных приютов наравне с Мон-Жо[158] и Иерусалимским. Что скажут прелаты, увидев эскорт Эрменгарды? Она должна была бы предвидеть эту встречу. Ничто не должно нарушать этикет, ход религиозных церемоний. Церковь организует свадьбу двух царственных детей, инфанта Кастилии Альфонса VIII, которому едва исполнилось пятнадцать лет, и маленькой, девятилетней Алиеноры… У королевы нет больше времени предаваться размышлениям. Ее увлекают за собой прелаты, волна странников и верующих, которые спешат попасть на мессу и получить благословение. Юная Алиенора не расстается с матерью, как прежде ее сестра Матильда, но она совсем не такая робкая. Принцесса делает реверансы и преклоняет колени перед церковными сановниками.

Архиепископ Бордо Бертран де Монто улыбается ей самой лучезарной улыбкой. Он не спускает глаз с аквитанской семьи, заботится об Алиеноре и ее дочери. Рядом с ним почтительно склонился Иоанн Беллесмен, уважающий епископскую иерархию; они разговаривают о Ричарде, ставшем его заботами будущим герцогом Аквитанским в Лиможском соборе Святого Марциала в присутствии Алиеноры. Ричард, который сопровождал посольство некоторую часть пути, вернулся в Пуатье, предоставив графам и виконтам[159] заботу присматривать за своей матерью и сестрой. Он был рад снова получить свободу, укрепить автономию в своем дорогом городе, где его ожидает Гийом де Танкарвиль, доверенное лицо отца. С самого отъезда Ричарда Иоанн де Беллесмен не устает его хвалить. Алиенора подходит к своему дяде и сенешалю Раулю де Фейе, барону, растратившему церковное добро, но большому защитнику своей племянницы, которую он обожает.

Прелаты его игнорируют, однако Рауль де Фейе и в ус не дует. Барон надеется победить Плантагенета, воспользовавшись непопулярностью последнего. Он желает поддержать свою племянницу против Генриха. Он ненавидит короля до такой степени, что поддерживает Томаса Беккета, который мог бы осудить барона более сурово, чем это сделал бы король. В чем Рауль упрекал Плантагенета? В том, что его власть стала совсем невыносимой. Бретонские сеньоры противятся любому сюзерену, к ним примыкают и анжевенские: Робер де Сабле, Жоффруа де Лаварден, Филипп Шартрский, Жоффруа и Рауль де Лаэ. Генрих II предал Алиенору. Раулю очень хочется отомстить за свою племянницу. Если бы он мог уничтожить Розамонду Клиффорд, то сделал бы это. Но Генрих приказал очень тщательно охранять любовницу. Она только что родила второго сына, и король любит повсюду повторять, что незаконные сыновья ему милее законных.

— Твой муж, — говорит он Алиеноре, — заставил тебя быть дуэньей в Канне при Маргарите, дочери Людовика, и запретил тебе двигаться с места, в то время как сам ускользнул в Англию, чтобы в спешке короновать вашего сына Генриха Младшего[160].

Ритуал проводил архиепископ Йорка собственной персоной, вопреки совету Папы, чтобы отстранить Томаса Беккета, Людовика VII и тебя, мою племянницу. Мало того что он сбежал как вор, так еще дал приказ Ричарду дю Омету задержать у причалов корабли, которые осуществляют переезд через Ла-Манш, чтобы помешать перевозу запрещающих писем Папы. Не слишком-то смел этот Плантагенет.

— Дядюшка, — отвечает Алиенора, — все, в чем вы, по-видимому, меня упрекаете, это то, что я раньше не сопротивлялась решениям короля, моего супруга. Дайте мне время вернуться в мое герцогство, прежде чем действовать. Я имею некоторое представление о дуэли, которая развертывается в Нормандии и других землях между Генрихом Английским и Людовиком Французским, но не могу в это вмешаться… В ответ на неодобрение, вызванное его действиями против Томаса Беккета и Папы, мой супруг обещал провести повторную коронацию нашего сына Генриха в Кентербери вместе с его супругой Маргаритой. Эту службу должен был проводить Томас Беккет. Вам изестно, что 14 июня наш сын Генрих уже принял рыцарское звание в Вестминстере и принес присягу перед могилой Эдуарда Исповедника. Представьте себе, на банкете мой супруг захотел прислуживать нашему сыну, чтобы удивить и развлечь присутствующих. Он его поддразнил: «Не принято, чтобы король прислуживал за столом», и эта шутка обернулась против него, потому что у нашего сына хватило находчивости ответить: «Это как раз естественно, когда сын графа прислуживает сыну короля!» Что вы об этом скажете, дядюшка?

Прелаты, сочтя речи Рауля неуместными на свадьбе принцев, прервали их. Не для того архиепископ Серебруссус ехал из Толедо в Бордо и из Бордо в Тарасону, чтобы слушать россказни о Генрихе Плантагенете. Епископы переглянулись с пониманием. Рака с мощами святой Кристины была приподнята и передана во главу шествия. Раздалось пение, эхо уносило его в долины, окружающие монастырь. Именно этот момент выбрала Эрменгарда, чтобы показаться во главе небольшого войска нарбоннцев, закованных в латы, несмотря на жару. Но ни одного трубадура не было видно. Ни Бернарта, ни Пейре, никого. Алиенора облегченно вздыхает, но в душе у нее пусто. Ее Бернарта здесь нет. Она не осмеливается подойти к Эрменгарде и приветствует ее жестом издалека.

Солнце нещадно мучило гостей, прибывших без соломенных шляп. Регент Кастилии, граф Нуньо Перес да Лара, назначенный следить за образованием Альфонса VIII, сироты, потерявшего отца, беспокоится за маленькую Алиенору — ведь впереди еще длинный переезд.

У графа Нуньо Переса да Лара есть два брата, Манрике и Альваро, которые должны поставить свои подписи за юного короля рядом с графской. Все трое обеспечивают регентство Альфонсу VIII. Эрменгарда подходит к графу Нуньо Пересу и напоминает, что в предыдущем веке союз Нарбоннской семьи и семьи да Лара был заключен при дворе Альфонса IV Благородного[161]. Известно ли ему уже, что Эрменгарда вышла из этой старой коалиции между Нарбонной, Кастилией, Арагоном и Аквитанией против Тулузы?

Алиенора слушает и вспоминает осаду Тулузы — стратегическая ошибка Генриха Плантагенета, единственная за его правление. Упрямство Людовика, запертого в этом городе, чтобы поддержать своего зятя Раймонда V. Отход огромной армии, собранной Генрихом, к которой присоединилась армия графа Барселоны. Бесславное возвращение… Каким все это кажется далеким. С тех пор судьба каждого шла своим курсом. Самая трагичная — судьба Беккета. Он подарил своему королю собственные золотые и серебряные марки, чтобы нанять наемников. У Алиеноры смутное чувство, что наступает новый день и что завтрашняя заря станет торжеством для ее веселой и бесстрашной дочери. Когда маленькая Алиенора шла, кастильцы аплодировали ей, бросали цветы для «гасконской малышки». Они уже знали, что в качестве приданого она приносит своему будущему мужу графство Гасконское. Затем процессия отправляется с визитом в приют. Алиенора не желает, чтобы дочь входила туда, она еще ребенок. С ней соглашаются. От этой девочки зависит целая династия. Не следует подвергать ее риску.

Вокруг графа Нуньо, Алиеноры, Эрменгарды толпятся паломники, направляющиеся в монастырь Сантьяго-да-Компостелла. Некоторые, прибывшие из Фландрии или Англии через Париж, верхом на лошадях, на ослах, пешком, одетые в соломенные шляпы, узнают королеву. Их паломничество еще не закончено: кто-то преодолевает Пиренеи через Ронсевальский проход; другие предпочитают дорогу через Сомпорт: им предоставляют возможность отдохнуть в приюте Святой Кристины. Многие из числа этих людей находятся на грани истощения. Отвечая на приветствия толпы, Алиенора не заметила, как Эр-менгарда углубилась в толпу паломников.

— Твой Бернарт, умирающий от любви и посвящающий тебе все творчество… здесь. Он вместе с Пейре и другими следует за мной, — шепчет она, — и присоединится к нам в Тарасоне, поскольку здесь, среди этих церковных крыс, это невозможно… Не беспокойся, — снова шепчет она, — жених хороший мальчик, он сделает счастливой твою малышку.

— Молодой Альфонс ждет нас в Тарасоне, — отвечает ей Алиенора. — Дорога длинная, и мы будем делать несколько остановок, я хочу пощадить маленькую дочь. Ричард вернулся в Пуатье, он боится, что отец женит его после коронации. Он не очень-то любит Плантагенетов. Ты слышала последние новости? — продолжает Алиенора. — 20 июля Людовик VII и Генрих II встретятся в Фретевале, чтобы подписать мирное соглашение. Мне только что передали записку об этом.

— Упрямство Беккета, его необычайная святость становятся невыносимыми. Королю невозможно иметь дело с таким человеком, как он. Ни один из них не уступит, — утверждает Эрменгарда.

— Я боюсь, как бы это не закончилось плохо, — говорит Алиенора с беспокойством.

Прелаты успели войти в приют, выйти из него и раздать благословения. Подруги ничего не замечали.

— Следи, чтобы тебя хорошенько защищали, — нежно сказала Эрменгарда. — Если надо, мы этим займемся. Мы будем присутствовать на свадьбе детей, которым тоже нужна защита. Твоему будущему зятю пятнадцать лет, он умен, уравновешен. Регент меня тоже не беспокоит, но ты лучше меня знаешь, к чему приводит власть… Ну ладно, мне пора убегать.