"Розы идут дороже…" Корделия опустила взгляд на одинокий алый цветок в своей руке, затянутой в перчатку.

– Знай я раньше, ни за что бы не взяла.

– Это от чистого сердца. Образованные люди не верят в приметы, А он верит.

– Вы давно даете ему деньги?

– Несколько лет.

После посещения фабрики мистер Фергюсон ничего не сказал, но Корделия видела, что он доволен, и сама была рада. Хоть в чем-то оправдала его доверие!

Вечером он уехал в Лондон.


* * *

В среду было непривычно тепло для этого времени года. Над городом навис тяжелый смог.

Впервые за все время Корделия очутилась перед необходимостью принять решение. Едва она приехала на фабрику, пришел Симнел и сказал: "От мастера парильного цеха поступило сообщение, что нанесенная вчера краска оказалась непрочной. После обработки – в целях закрепления – паром она продолжает пачкать". Обычно перед тем, как скатывать в рулоны, ткань просушивают на свежем воздухе, но в последние годы мистер Фергюсон отказался от этой процедуры, как требующей непомерных затрат труда, и наполовину снизил мощности по выработке пара.

Корделия попросила привести мастера парильного цеха и главного специалиста по красильным машинам. Она еще не пришла к определенному мнению, действительно ли Симнел не способен самостоятельно справиться с этой проблемой или устроил ей проверку.

Она выслушала мастера парильного цеха и спросила:

– Может быть, пар чересчур насыщен? Ткань долго остается сырой.

– Да, мэм. Тут уж ничего не поделаешь, если работаешь с кармином и ализарином. Приходится поддерживать высокий уровень влажности и подвергать ткань длительной обработке при низком давлении.

– Насколько длительной?

– Самое меньшее два часа.

Корделия повернулась к другому мастеру.

– Мистер Фергюсон вместе с вами разрабатывал эту расцветку. Он не предвидел осложнений?

– Нет, мэм. В прошлом месяце мы делали точно то же самое.

По выражению лица Симнела Корделия убедилась, что он и не думает ее испытывать. Но где же решение? Как бы поступил мистер Фергюсон? Может быть, сделать более глубокую печать? Ей врезалось в память вычитанное в одной книге, что в таких случаях можно применять при тех же красителях более сухой пар…

С минуту все ждали ее решения. Корделия встала и подошла к окну, ощущая на себе взгляды мужчин. Каждый из них обладал куда большим, чем у нее, опытом, но их познания не простирались дальше сферы собственной деятельности. Если бы мистер Фергюсон оставил на них фабрику, они бы не знали, что делать, – даже Симнел. Насыщенный пар, кислота, щавелевая кислота…

– Окрашенная ткань сразу поступает в парильню или через некоторый промежуток времени?

– Почти что сразу, мэм.

– Сегодня хорошая погода. Попробуйте подержать ее пару часов на улице, чтобы подсохла. Может, это позволит нам снизить процент воды в паре, посмотрим, что это даст. Как вы думаете, мистер Трант?

– Да, мэм. Можно попробовать.

Она бросила взгляд на Симнела – тот кривил губы.

– Это не решит всех проблем, но… попытка не пытка. Я вот думаю, мистер Фрай, – продолжала Корделия, – это тот же краситель, что и в прошлом месяце?

– Да, мэм. Правда, кармин – из новых поступлений. Но та же самая пропорция.

– Вы не могли бы приостановить печать и проверить карминную краску? Вдруг в ней обнаружится повышенное содержание кислоты или солей?

– Хорошо, – угрюмо процедил мистер Фрай. – Я сам этим займусь.

– Вместе с мистером Форрестом, – уточнила Корделия.

Они ушли – не то чтобы довольные, но готовые выполнить поручение. Теперь они уважали ее гораздо больше.

Утро тянулось медленно. Корделия отлично представляла себе, с какими бесстрастными лицами они сообщат о ее ошибке, как постараются не показать малейшее злорадство…

Спустя час явился мистер Форрест – без мистера Фрая, и это показалось ей хорошим признаком.

– В кармине оказалось большое содержание масел, мэм. Слишком большое. Не знаю, как это случилось. Должно быть, по чьей-то небрежности. Или из-за некачественных примесей.

У Корделии подпрыгнуло сердце.

– Это может объяснить?…

– Без сомнения, мэм.

– Большое спасибо. Будьте добры передать мистеру Фраю, чтобы приготовил свежий краситель, а старый не выбрасывал – пусть мистер Фергюсон решит, как с ним поступить.

– Хорошо, мэм.

Внутренне ликуя, Корделия занялась какими-то счетами. Вернулся Симнел с куском материи.

– Прошу прощения, миссис Фергюсон, сушка не сработала. Ткань пачкает меньше, но все-таки…

Корделия поделилась с ним новостью мистера Форреста. Он слушал, не меняя выражения лица. Потом сказал:

– Ну, вот и хорошо. Необходимо выяснить, чья это халатность. Теперь нам придется изменить ритм и порядок работ.

Корделия устремила на него пристальный взгляд, всеми силами стараясь не показать своего торжества.

– Вы правы. И я надеюсь, что вы мне в этом поможете.


* * *

После обеда она встретилась со Стивеном недалеко от Гроув, и они поехали в Бернедж. Деревья из желтых стали золотыми и цвета меди. Толстый ковер из опавших листьев приятно шуршал под колесами. Сквозь кроны деревьев проникали неяркие солнечные лучи. Коттеджи казались свежеиспеченными булками с коричневатой корочкой. Они доехали до Нортендена и напились чаю в маленькой гостинице у реки. В воде отражались деревья. Корделия со Стивеном мало разговаривали: им было и так хорошо вместе. Сегодняшнее утро с производственными хлопотами отодвинулось на задний план, осталось приятным воспоминанием об одержанной победе. Сейчас для Корделии имели значение лишь ее отношения со Стивеном. Она хотела – и стеснялась сказать ему об этом.

Его мучила мысль: "Она все еще не знает правды. Обязательно нужно сказать – и как можно скорей! Но как решиться нарушить гладкое течение этого дня? Поставить любимую женщину перед фактом: "Делия, я женат. Это была ошибка, но жена не дает мне развода"? Но какая разница? Мы все равно не можем пожениться, пока Брук… Одним препятствием больше…"

– Сегодня совсем не чувствуется осени, – вымолвила она. – Точь-в-точь весна. Тепло и пахнет сливочным маслом. Это напомнило мне поездки всей семьей на пикник – когда мне было пять лет.

– Хочешь, возьмем лодку?

– Нет, спасибо. Но, может быть, ты сам…

Он покачал головой. Они еще немного помолчали. Корделия начала тихонько напевать:


Напрасно стараюсь смотреть веселей -

Душа веселиться не хочет.

Любовь изменила – отныне милей

Ей стал путевой обходчик.


– Тебе хорошо, Корделия, – прямо сейчас? По крайней мере, мне удалось хоть это.

Она просияла.

– Сейчас мне море по колено. А вот вчера… я проснулась среди ночи и подумала: неужели все это происходит со мной? И до утра стонала и металась от ужаса. Зато сейчас… Ты, должно быть, колдун. Умеешь подчинять своей воле.

– Здесь нет никакой загадки. Просто все мои усилия направлены на то, чтобы помочь тебе познать себя, превратиться из скованной, сухой – в нежную и любящую. И еще я помог тебе забыть, что ты замужем за Бруком. Ведь правда?

– Да, – согласилась Корделия. – Во всяком случае…

– Единственное, о чем я жалею, – продолжал Стивен, – это то, что мои чары бессильны защитить тебя от ночных тревог. Каждое утро я просыпаюсь счастливый оттого, что снова увижу тебя. Тебя все еще мучают угрызения совести?

– Время от времени.

– Стоит ли терзаться из-за Брука? Ты никогда его не любила. Ему и так хорошо в Лондоне. С глаз долой – из сердца вон.

Эти слова помимо его воли слетели с губ. Корделия мигом отреагировала;

– Скажи, Стивен, почему в тебе словно уживаются два человека?

– Правда? Не знаю, – он отхлебнул из чашки. – Может быть, ты и права. Но разве мы не все такие? В тебе так не менее шести человек – ты каждый день другая.

– И все симпатичные?

– Просто обворожительные! Но ты еще что-то хотела сказать обо мне?

– Не помню.

– И что, один из двоих нравится тебе меньше другого?

Она метнула в него лукавый взгляд из-под ресниц.

– Вопрос так не стоит – "нравится – не нравится". Но иногда мне кажется, что я тебя понимаю и у нас все хорошо, а иногда ты вдруг говоришь такие вещи… словно чужой. И я чувствую себя одинокой.

Он накрыл ее руки своими.

– Какие именно вещи?

– А, пустяки. Говорят, красота – во взгляде влюбленного. Может, все дело в моих собственных противоречиях?

– Ты – само совершенство, – серьезно сказал Стивен. – Вот в этот самый момент ты похожа на серафима знаешь, которые поют у Небесных Врат. Молоденький серафим, этак лет семнадцати. В то же время в твоей головке постоянно крутятся мысли – как белка в колесе. В чем же все-таки дело?

– Стивен, когда мы уедем отсюда?

Он удивленно взглянул на нее.

– Вот, значит, что тебя мучает!

– Да. Если уж суждено грешить, то хотя бы открыто. Иначе все опошляется.

– Думаешь, мне приятно делить тебя с другим мужчиной – даже с Бруком?

– Но в таком случае…

Стивен перевернул ее руку ладошкой вверх и погладил; на его лице отразилось мучительное напряжение.

– Я не могу в один день уладить дела в Манчестере. Их нужно кому-то передать. Обсудить с отцом. Приглашу-ка я его на выходные. Да. Завтра же и сделаю. На все это уйдет около двух недель. Потерпишь?

– Конечно. – Она была и удовлетворена, и не очень; и верила в его искренность, и в то же время нуждалась в чем-то таком, чего он еще не дал ей. – Ты уверен?

Лицо Стивена озарила улыбка.

– Да, любимая. Уверен, уверен, уверен!

Корделию захлестнула теплая волна.

– Не пожалеешь?

– Нет, никогда. А ты?

– Я тоже.

Коляска тронулась в обратный путь. Солнце село. Стивен высадил Корделию в том же месте, откуда они начали прогулку.

В четверг, за обедом в клубе, он столкнулся лицом к лицу с Дэном Мэссингтоном. Хотел поздороваться и пройти мимо, но тот преградил ему дорогу.