Уинстон Грэм - Корделия

– Как? – воскликнул Хью. – Это была ваша мышь?

– Правильнее сказать, ваша, – уточнил дядя Прайди. – Однажды Эстер сказала, что любит мышей, а я как раз не знал, что подарить вам на свадьбу, вот и подумал, что это будет оригинальный подарок. Они совсем ручные и обучены разным трюкам. Но вы устроили такой переполох, что бедняжки до смерти перепугались. Им не втолкуешь. Они не привыкли к шуму.

– Ну, Прайди, и дурак же ты, – молвил Брук. – Неужели не хватило ума сообразить, что не все разделяют твои вкусы?

Корделия первой обратила внимание на одну деталь.

– Дядя Прайди, там что, были и другие мыши? Где они – остались у вас в коробке?

Он открыл крышку.

– Нет. Все разбежались.

– Сколько же их было?

– Всего четыре.

Разразилась буря, по сравнению с которой недавнее волнение показалось полным штилем. Те, кто убеждали Юнис, что все уже позади, сами впали в истерику. Вокруг не осталось ни одного свободного стула: пожилые матроны вспрыгивали на них с резвостью молоденьких. При этом они оглашали обеденный зал криками и отчаянно пищали – все, кроме тех, кто еще не совсем пришел в чувство после обморока, и одной новенькой, последовавшей их примеру. Мужчины тоже забеспокоились; одни требовали открыть, другие – закрыть дверь. Кто-то просил воды, а мистер Скотт прыгал с бокалом шампанского в руке и вопил: "Почему вы не держите кошку?" Хью Скотт держал за руку новобрачную и один за другим скармливал ей кусочки свадебного пирога. Пока Брук увещевал дядю Прайди, Стивен подошел к Корделии и прошептал:

– Так не может продолжаться. Я должен тебя видеть. Где?

В это время из складок тяжелой портьеры выскочила вторая мышь и устроила бег с препятствиями, ловко увертываясь от тяжелых подошв и железных прутьев. Наконец ей удалось спрятаться между ногами управляющего. Тот, побагровев от злости, бранился с метрдотелем.

Перекрикивая весь этот шум и гам, мистер Скотт пытался объяснить, в чем дело; управляющий кивал с таким видом, словно хотел сказать: "Я так и думал!"

Прайди сунул руку в карман и вдруг просиял.

– Ага, эта малышка еще здесь, – и вытащил третью мышь; она отчаянно извивалась между его указательным и большим пальцами.

Он рассчитывал успокоить собравшихся, однако его слова возымели обратное действие: дамы принялись визжать от одного только вида мыши – коричневой, дергающей носиком и выставляющей острые коготки.

Прайди посадил мышь в коробку и щелкнул крышкой. Стивен прошептал:

– Нам необходимо встретиться. Кажется, Брук снова уезжает на следующей неделе?

– Это еще не решено.

– Решено, – мрачно возразил он. – Он сам сказал сегодня. Обещай, что ты меня не прогонишь.

– Я тебе напишу, – в отчаянии сказала Корделия.

Четвертую мышь так и не нашли. Ее искали под столами и стульями, вновь и вновь пытали Прайди и тыкали во все углы железными прутьями. В конце концов пришли к выводу, что эксцентричный старик, которого по недосмотру пригласили на свадьбу, ошибся в счете, либо потерял одну мышь по дороге в церковь. Это отчасти успокоило дам. Официант обнес всех шампанским.

– Обещаешь? – повторил Стивен, следя глазами за приближающимся Бруком.

Тот подошел к ним с вымученной улыбкой, но побагровевшее лицо выдавало душивший его гнев.

– Ну, видели вы когда-нибудь такого старого олуха? Иногда он кажется мне не от мира сего. Интересно, что сказал бы отец, если бы присутствовал при этом?

– Прайди обладает мужеством отстаивать свои убеждения, – возразил Стивен. – Чего нам всем не хватает. Я приглашаю вас обоих в "Варьете". Уверен – миссис Фергюсон найдет представление вполне пристойным.

– Спасибо, – поблагодарил Брук. – Что скажешь, Корделия?

– С удовольствием Мы дадим вам знать, мистер Кроссли.

Все снова расселись за столом. Мало-помалу возобладало желание обратить недавний инцидент в шутку. Даже на лицо управляющего вернулась добродушная улыбка. Он принес известие, что мыши улизнули на улицу.

– Тебе не по душе Стивен? – понизив голос, спросил Брук. – Ты с ним всегда какая-то скованная.

– Нет… По-моему, он очень хороший.

В это время четвертая мышь, притаившаяся под скатертью в непосредственной близости от свадебного пирога, решила, что самое время предстать перед всем миром, и прыгнула на колени к Энн, а оттуда по складкам юбки спустилась вниз и устремилась к двери, за которой уже обрели свободу две ее подруги.

– Брук, дорогой, до свидания, – проговорила Корделия, всем сердцем ощущая себя преступницей и лицемеркой, терзаясь страхом и виной и пребывая в крайнем волнении.

– Возьми меня с собой – хотя бы на одни сутки, – умоляла она мужа, но он не соглашался. И тогда в ней свершился перелом, и она решила остаться.

У Брука была тайная причина отказать жене. Он вез в Лондон рукописный сборник стихов, намереваясь издать его за свой счет.

Перед самым отъездом к нему подошел дядя Прайди и всучил "Наследственные и благоприобретенные навыки поведения у мышей".

– Посмотри там, что можно сделать. В Лондоне полно издателей. Авось кто-нибудь и согласится. Хотя бы ради престижа, если не ради денег.

Итак, Брук уехал, весь во власти нервного возбуждения. Ему было невдомек, что он оставляет и с чем вернется. После ужина мистер Фергюсон сказал:

– Корделия, завтра после обеда я еду в Олдхэм. Я возражал против вашей поездки с Бруком, потому что решил, что это будет ваше боевое крещение. Вам предстоит хотя бы по разу в день наведываться на фабрику, а за домом приглядит миссис Мередит. Вручаю вам бразды правления. Посмотрим, как-то вы справитесь.

– Я постараюсь, мистер Фергюсон.

– Я знаю. Если что-нибудь будет не так, не расстраивайтесь. Это серьезное испытание. К концу недели я вернусь и все исправлю. Поедемте туда сегодня, чтобы прямо на месте обговорить подробности.

Они поехали на фабрику и все обсудили, после чего мистер Фергюсон отбыл, а Корделия осталась побеседовать с Джоном Симнелом и мастерами. Она стояла посреди конторы, вдыхая запах химикалий, высокая и стройная в своем коричневом шерстяном платье и бархатной коричневой накидке. В последнее время она приезжала сюда так часто, что стала чуть ли не необходимой деталью пейзажа. И все-таки интересно, что они говорят между собой: "Еще одно новшество старика Фергюсона"? Или: "Можно себе представить, во что она превратит фабрику"?

Секреты красильного дела, в первый приезд показавшиеся ей весьма сложными, перестали быть таковыми. За лето Корделия одолела гору специальных книг и хотя не разбиралась досконально, как мистер Фергюсон в том, почему одна краска проявляется бледнее, а другая ярче, она быстро запомнила последовательность операций и овладела основами коммерции.

Ей никак не верилось, что вся ответственность действительно ложится на ее плечи. В глубине души Корделия надеялась, что мистер Фергюсон никуда не уехал, а крутится где-нибудь поблизости и, если ее занесет, моментально перехватит вожжи. Или вообще передумает и скажет: "Дорогая, вы всего только женщина, и ваше место – дома. Неужели вы поверили, что я говорил серьезно?"

Однако разум твердил, что все происходит всерьез и человек, к которому она испытывала антипатию, которого склонна была подозревать в неблаговидных поступках, дал ей убедительнейшее доказательство своего доверия.

А она отплатила черной неблагодарностью, обманула всякое доверие. И сейчас, когда интересы дела требовали от нее душевного покоя, предельной собранности и уверенности в себе, ее раздирал жесточайший внутренний конфликт.

После фабрики Корделия велела Томкинсу отвезти себя на Элберт-сквер. Там она попросила его подождать и, спросив у нищего дорогу, пошла по боковой улочке до Спринг-гарденс, где быстро отыскала "Варьете". В тусклом свете октябрьского дня здание показалось ей не особенно презентабельным.

"Синьор Палермо,

всемирно известный иллюзионист, имитация птичьего пения.

Игра на скрипке без струн и на пяти инструментах сразу.

Лотти Фримен,

леди-комик, только что из триумфального турне по ведущим мюзикл-

холлам страны.

Братья Раузы, фокусы, танец на проволоке и китайские фигуры.

Бостонские менестрели.

Вэл Джонсон, штатный комик…"

Должно быть, в этот самый момент за стенами окруженного афишными тумбами здания работает Стивен. Войти и спросить его? Удивится ли он? До сих пор инициатива неизменно исходила от него. Возможно, Стивен считает ее неспособной самой сделать шаг навстречу.

– Что, миссис Фергюсон, ждете открытия?

Дэн Мэссингтон! Опасность! Ни на секунду не потерять бдительность!

– Остановилась почитать афиши. Они действительно исполняют все эти вещи?

– Разумеется. Но это не совсем подходящее зрелище для жены Брука Фергюсона из Гроув-Холла. Тю-тю!

У него был нездоровый цвет лица. Денди, вышедший в тираж.

– Как поживает Брук? – спросил он, идя с ней рядом и стараясь попасть в такт.

– Спасибо, очень хорошо.

– Должно быть, благодаря вашим заботам, дорогая.

Корделия не ответила.

– В газетах пишут, что в прошлом месяце он читал свои стихи в Атенеуме. Жаль, меня там не было. Как, бишь, его величают – вторым Шекспиром?

– Мне неинтересна эта тема.

– Знаю. Но вы чертовски хорошенькая женщина. Я вам это уже говорил?

– Да, благодарю вас.

– Слишком хорошенькая для Брука. Не представляю, как вы его перевариваете. Честное слово. Неужели вы никогда не испытываете потребности в перемене?

– Чего – компании? Да. В этот самый момент. – Она немного ускорила шаг. Казалось, Мэссингтон не расслышал ее ответа.

– В таком случае вспомните обо мне. Я доставлю вам море удовольствия. Вы обиделись?

– Да, очень.

– Так я и думал. Ладно, сменим тему. Что, если нам зайти куда-нибудь выпить? Здесь за углом есть весьма приличное заведеньице.