Интересно, это паранойя?

Когда счастливые и довольные фанаты выходят за дверь, оглядываешься: полупустое помещение похоже на беззубый рот старухи. Внутренняя дрожь не проходит, и снова возвращается острая боль в желудке.

Где же Сашка…

Неужели он не видит, как тебе тяжело сейчас…

Почему не подойдет…

Пропускаешь остальных парней вперед: вы все устали, поэтому на сегодня никаких клубов и вечеринок; поджидаешь брата.

Он тоже утомлен концертами, бесконечными встречами и решением организаторских вопросов.

- Саш, - тихонько трясешь его за руку. Он устремляет на тебя ничего не выражающий взгляд. – Поехали домой. Я устал.

Прямо как в детстве, когда ты упрашивал его вернуться домой, а не гонять с утра до ночи с ватагой таких же оборванцев.

Улыбается. Обнимает тебя за плечи и шепчет куда-то в волосы:

- Малыш, ты молодец… Я думал, вечер никогда не закончится. Нормально?

Киваешь головой – не хочется заставлять его беспокоиться еще сильнее. Подумаешь, болит желудок! Да и высокая температура – не смертельно. Твое единственное лекарство на сегодня – почувствовать себя дома, в родной обстановке, среди самых близких людей.

Неуверенно оглядываешься, боясь сформулировать давно мучающий тебя вопрос:

- А…Юля с нами?

Сашка кивает:

- Конечно.

Ты это знал, но все же не мог не надеяться.

- Она сегодня помогла тебе, да? Кристина была по горло занята решением организационных вопросов с Назаровым… Не представляешь, он потребовал пересмотра договора, мол, «продешевил» и все такое. Пока мы с ребятами гонялись за сценой, пытаясь наладить этот чертов звук, концерт был на грани срыва!

- Почему мне не сказал? – мучительная попытка изобразить интерес.

Отворачивается, бормочет куда-то в сторону:

- Тебе и без того несладко было.

И в эту минуту до тебя доходит:

- Так ты сам Юльку попросил, что ли?

- Ну да. А что такого? Она, вроде как помощница Кристины…

Ты и сам понимаешь, что возмущаться – глупо и бессмысленно, но почему-то чувствуешь себя до предела униженным.

- Ром, - брат останавливается, поворачивается к тебе. – Не надо так с ней… Она волнуется и переживает. Она же неопытная в этом мире....

- Насколько я знаю, ты всегда предпочитал сильных и уверенных в себе женщин…

Тебя останавливает его улыбка – ласковая, нежная. Ты готов выть волком и проклинать судьбу, которая сделала вас двоих братьями.

- Если бы ты, Ромиру, не задирал свой нос до небес, да не изображал из себя неприступную знаменитость, то понял бы давно, насколько Юля сильная.

Когда-то тебя больно резануло, что он сравнил ее с тобой. Да как вообще можно сравнивать?!

Тем более что эта «мисс посредственность» уж точно не годилась в спутницы твоему яркому и необыкновенному брату.

Бредешь по коридору, тяжело поднимая и опуская ноги. Каждый шаг приближает тебя к неминуемому финалу – вы поедите домой втроем, будете подниматься на лифте втроем, зайдете в квартиру втроем… Последнее время тебя преследует ощущение, что ты – третий лишний. Именно ты – не Юля, потому что она-то безумно счастлива с Саньком. По крайней мере, так казалось абсолютно всем, кто видел эту пару вместе. И ты был молчаливым свидетелем такого вот счастья.

Хотелось уйти и хлопнуть дверью за спиной – поселиться отдельно, чтобы не мешать брату жить нормальной, полноценной жизнью, а не натыкаться на твою страдающую физиономию каждый день.

Но это только мысли… На самом деле ты давно решил, что останешься, не смотря ни на что. И не только из-за того, что это и твоя квартира тоже.

Ты знаешь, что Сашка никуда не отпустит тебя – приведет целый вагон различных доводов, а твое хваленое красноречие на этот раз даст сбой, потому что перед ним ты всегда теряешься…

К лучшему?

К лучшему.

Сладкой болью мазохиста…





Юля.

Страх.

Разъедал… Выворачивал наизнанку, оставляя тебя голой и беспомощной.

Ты дрожала на ветру, сама не понимая, откуда среди зимы взялся этот проклятый туман. Тяжелые капли ложились на грудь и плечи, и ты в испуге поняла, что на самом деле это никакой не дождь, а растопленные людские беды.

«Воровка, воровка, воровка» - шептали вокруг, а ты уже устала объяснять и доказывать всем, что имеешь право на счастье. Никто не верил. И тебе не удавалось скрыться – повсюду были жадные руки, дрожащие голоса и обвиняющие слова. Ты спиной чувствовала чей-то недобрый взгляд, все хотела повернуться, но никак не получалось. И от этой неопределенности, безумного страха ты плакала, размазывая слезы по щекам как маленькая девочка. Искала выход – и не находила. Запутывалась все больше и больше, пыталась сделать хоть шаг, а ноги вязли, не слушались, не поднимались.

Всего лишь шаг…

А сейчас ты на своем месте?

На своем??

…с диким криком на губах проснулась. Сердце колотилось как бешеное, и ты далеко не сразу поняла, кто тебя обнимает в темноте. Шарахнулась, было в сторону, но тут услышала такой знакомый шепот:

-Тихо, тихо… Это же я…

Сильные, теплые руки вырвали тебя из ночного кошмара. Не помня себя от ужаса, ты вцепилась в его крепкие плечи скрюченными пальцами, замерла на несколько секунд. А потом он обнял тебя, притянул к себе ближе.

- Шшш… Я рядом, ничего плохого не случится.

- Он не любит меня, Саш, - прошептала, прижимаясь мокрой от слез щекой к его груди. Всхлипнула, порывисто вздохнула. Посмотрела ему в глаза. – Что бы я ни сделала, он так на меня смотрит… Я боюсь.

- О ком ты? Я не понимаю.

- Ты все понимаешь! – выкрикнула зло, отрывисто.

Саша поджал губы:

- Чего ты боишься?

Ты долго молчала, прежде чем ответить:

- Что он сделает что-то такое, что нас разлучит.

Саша закатил глаза:

- Да брось! Ромка… Просто он такой человек…

- Ты всегда его защищаешь! Потому что он твой брат! Но тебе наплевать на то, что чувствую я!

- Да! Да, ты права: он мой брат, и я всегда буду его защищать от любой угрозы! Но ты же не хочешь взглянуть на проблему с другой стороны, просто понять, что Ромка – не такой, как мы с тобой, он все воспринимает острее, ярче, он жуткий собственник, и, конечно, ревнует меня, так как тебя еще плохо знает.

- Нет, - ты отвернулась. – Мне кажется, проблема не в этом… Он всегда злится, всегда чем-то недоволен.

- Простужается часто в последнее время. Как тут радоваться-то?

Эта последняя фраза вывела тебя из себя:

- Сашка, блин, да ты как мамочка, в самом деле! Оставь его в покое, он не ребенок! Почему ты всегда сопровождаешь его, везде, где бы он ни появился? Зачем такая опека взрослому парню?

В зеленых глазах отражались все признаки надвигающейся бури – они резко потемнели, и прежнего мягкого выражения не было и следа.

- Он мой брат! Не ясно, разве? Он мой родной брат! Я что, оправдываться еще перед кем-то должен?!

От громового крика едва не заложило уши. Захотелось встать и уйти отсюда, чтобы не видеть злости на лице и больших ладоней, сжатых в кулаки.

Боже, к чему вы пришли…

- Не смей поднимать больше эту тему. Понятно? Я не собираюсь оправдываться. Моя жизнь, черт возьми!

Да нет, не это тебя интересовало.

Совсем.

Ни капельки.

Просто хотелось приоткрыть завесу тайны с Воробьева-младшего. Он не сделался для тебя более доступным с тех пор, как ты начала путешествовать с ними, наоборот, стал еще более сдержан и молчалив. Язвителен, колок, иногда откровенно груб, но чаще всего – замыкался в себе. Ему было нужно личное пространство, и ни один человек из их команды не смел его беспокоить. Он продолжал творить, писать песни, генерировал тысячу идей из придуманных только что, ошарашивал друзей выходками, но держал все под контролем. И странно было наблюдать как он, беседуя с кем-то на стоянке или выясняя суть проблемы с организаторами, не переставал обводить окружающее пространство фирменным цепким взглядом.

Точно, не от мира сего…

И именно этот человек продолжал восхищать тебя, волновать. Эмоции не угасли, но только все покрылось пеленой неузнавания, подмены.

- Прости.

Сашка.

Имя отражают суть характера: «Саш-ш-а» - песок сквозь пальцы, шелест листьев.

«Р-р-рома» - как раскат грома в ясный летний день.

- Я зря накричал. Ты ни в чем не виновата.

- Ничего…

Он заставил тебя повернуться. Обнял, прижался поцелуем.

До сих пор немного странно. Ты не привыкла. Страшно было даже поверить в реальность.

- Поцелуй меня, - требовательно шепнули его губы.

Жадные, чувственные пальцы ласкали и словно бы утверждали: все это мое, мое. Не подчиниться было невозможно – он хорошо тебя знал, читал, как раскрытую книгу. Шептал что-то своим хрипловатым голосом, от которого мурашки по коже.

Порыв был резок, внезапен: не успела опомниться, как уже лежала с бесстыдно разведенными ногами и умоляла овладеть. Какие там обиды, какой Ромка? Ты отдавалась другому со страстью, с желанием и пьянящей откровенностью.

В эти минуты тело диктовало свою волю, ты и сердилась на него за это, и получала удовольствие.

Воздух был душным, влажным, его совершенно не хватало, когда ты пыталась вдохнуть. На коже проступила испарина – ты чувствовала ее на своем теле, на его плечах, когда зацеловывала чуть солоноватую кожу. Быстрые движения, стоны – от невозможности сдержать эмоции, темнота, в которую были погружены ваши тела – все скрутилось, смешалось в безумный ураган.

- Не останавливайся…

- Еще…

Еще-еще-еще… Ты будто падала в пропасть и вновь возвращалась, и комната кружилась, а перед глазами то и дело вспыхивали разноцветные всполохи. Когда он сильно сжал тебя и застонал, ты, наконец, почувствовала желанное освобождение – и нега разлилась по суставам, и ты снова, наконец, смогла вздохнуть.