Парни тянутся к выходу, а ты окликаешь брата:

- Саш! Подожди… Позови Кристину сюда и Андрея с Артемом – они точно стоят где-нибудь под дверью. Надо подготовиться.

- Тебя фанаты уже ждут, - улыбается он. – Хорошо, без проблем.

Боль становится сильнее – прикладываешь руку к животу, стараясь сдержать гримасу, но Сашка все равно замечает:

- Что? Так плохо, да? Давай я принесу таблетки.

- Не надо. Я и так на четверть состою из одной химии от этих лекарств.

Тебе кажется, что Сашка хочет сказать что-то еще, но не осмеливается. Он обеспокоенно смотрит, а затем неожиданно притягивает тебя к себе.

Теряешься… Он давно не позволял себе ничего подобного, как, собственно, и ты. Только ленивый не заметил возникшую холодность между вами. А теперь вдруг…

И сразу же начинаешь задыхаться – не хватает кислорода, от рези в желудке ужасно кружится голова, и становится страшно – почему такая реакция на знакомые с детства жесты?

- Ты только не молчи, ладно? – шепчет он, зарываясь губами в волосы. – Если что… Не молчи.

Он мог бы сказать, что беспокоится за тебя.

Он мог бы в который раз возмутиться твоим наплевательским отношением к себе.

Он мог бы… Но это было бы лишним. Ты и так все это знаешь.

А вот объятия и тихий шепот – то, по чему ты так истосковался. Для тебя никого не будет ближе – проживи ты хоть тысячу лет на свете. И сейчас ты прекрасно отдаешь себе отчет, что в вашем молчаливом противостоянии виноват прежде всего ты сам. Капризничаешь, упрямишься, злишься, а он… Он не забывает, что он – твой брат. Старший. И так же, как и в детстве, он несет за тебя ответственность.

Мимолетное счастье такое же краткое, как падение капли с влажных небес на землю. Скорость огромная, так что дух захватывает, но не успеваешь оглянуться – и асфальт весь мокрый.

Сашка расцепляет руки, осторожно проводит рукой по твоей щеке – и ту же скрывается за дверью, не говоря ни слова больше.

А ты падаешь на диван, опустошенный, лишенный всех сил.

Плохо, очень плохо.

Перед выступлением нужна собранность, а в последнее время ты напоминаешь разломанного на части робота. Кто бы починил тебя…

Рези в желудке становятся все сильнее. Кажется, что вдох приносит тебе новую боль – сильнее предыдущей. На лбу – испарина, в горле пожар. Сгибаешься, прижимая дрожащую руку к животу, не можешь удержать рвущийся из горла стон.

Короткая передышка – и новый спазм. Пытаешься отдышаться, и в промежутках судорожно копаешься в сумке.

Черт, где же таблетки?!

Даже не слышишь, как тихонько открывается дверь. Кто-то заходит в комнату, но ты не смотришь – какая разница-то? Наверняка Кристина… Или сопроводители…

- Ром… Э-э-э, Кристи улаживает кое-какие моменты, она не подойдет. Может, я помогу, ммм?

Резко вскидываешь голову и встречаешь взгляд зеленых глаз. Таких странных… Никак не удается разгадать.

Жаль, что мы редко видим себя в зеркале такими, каковы мы есть на самом деле.





Юля.

Рука дрожала, когда ты открывала дверь. Раздался скрип. Сразу вспомнила презрительное выражение его лица, когда он увидел скудность обстановки гримерки. Интересно, в каком настроении он сейчас, когда выступление на носу, а организаторы забили на технический райдер, и проблем со звуком хоть пруд пруди…

- Ром…

В его присутствии всегда холодно и неуютно. Ты часто теряешься от безразличного тона и стеклянного взгляда голубых глаз, мямлишь, не знаешь, что сказать, а он только приподнимает брови и молча отворачивается.

А тебе остается злиться за то, что в очередной раз не сумела справиться со своими эмоциями.

Вот Саша – совсем другой. Гораздо более мягкий, терпеливый. Он не уступает младшему в яркости и эпатажности, любит так же беситься и зажигать на сцене, но с улыбкой отходит в сторону, если понимает, что не прав. Рома же будет стоять до последнего.

И что его тюкает сверху – непонятно: ведь он всегда выигрывает.

Вот это вызывает наибольшее удивление и восхищение.

Как он умудряется оставаться сильным и слабым, несгибаемым, жестоким и чувствительным к малейшим изменениям в окружающих?

- …может, я помогу, ммм?

Когда ты прошла в гримерку, то сначала не увидела его. Удивленно огляделась. А потом приметила тонкую, хрупкую фигуру на диване – парень свернулся калачиком, поджимая под себя ноги, держался за живот. Белое как мел лицо, сжатые губы, морщины на переносице…

- Рома?

Он медленно повернулся, и тебе показалось, что каждое движение он совершает через силу.

Какие-то молчаливые барьеры рухнули, когда ты встретилась с ним взглядом – порывисто вздохнула. Закололо в груди.

Не задумываясь, быстро шагнула навстречу. Потом остановилась, в испуге ожидая резкого окрика. Но он молчал, снова опустив голову и время от времени морщась от спазмов.

Не услышав порицания, снова пошла вперед, мимолетно отметив, что никакие слова тебя бы не остановили.

- Что такое? – тихо, полушепотом у самых губ. Опустила прохладную ладонь на лоб и поразилась, до чего его кожа горячая.

Он упрямо дернулся, но ты без труда справилась с его худым телом – развернула к себе за плечи, заставила поднять голову.

- Ты болен. Тебе нужна помощь…

Так близко вы не были еще никогда. И ты бы солгала, если бы сказала, что это тебя ни чуточки не взволновало.

- Тогда помогай… - едва слышно шепнули его губы.

Холодность против мягкости.

Безумие, уводящее в небеса…

Подхватила его за руки, помогла улечься поудобнее, накрыла пледом. Затем начала рыться среди рассыпавшихся по полу лекарств – не то, не то… Где же таблетки? Через уйму времени нашла заветный пузырек, дрожащими руками высыпала на ладонь горсть белых шариков. С сомнением посмотрела на парня.

- Две. И воды, чтобы запить.

Ты удерживала стакан у его губ, пока он пил – сам бы он точно расплескал содержимое. После этого он побледнел еще сильнее, зажал рот рукой.

- Тошнит?

Он кивнул.

- Потерпи, пожалуйста. Сейчас все пройдет. Я найду врача. Ты только потерпи.

Он глубоко задышал, пытаясь удержать таблетки внутри организма. Пока ты вставала, он едва слышно произнес:

- Мне на сцену уже надо. Все хорошо, помоги встать.

Ты до сих пор не можешь понять, откуда у тебя взялись силы так уверенно разговаривать с ним:

- Я сказала – лежи! Хоть таблеткам дай подействовать! Парни все равно еще не готовы, я договорюсь сейчас о том, чтобы meet-and-greet перенесли, и еще врача найду. Не волнуйся, Ром, тут есть люди, которые так же волнуются и переживают, как и ты, за каждое выступление. Я все сделаю, чтобы никто не заподозрил ни о чем, и тебе не придется чувствовать себя виноватым.

Он удивленно смотрел на тебя, когда ты подходила к дверям. Конечно, ты прекрасно понимала, что Ромку нельзя удержать на месте одними словами, что едва дверь закроется за тобой, он тут же вскочит с места и примется с лихорадочной поспешностью переодеваться, гримироваться, распеваться перед шоу.

Было только одно средство, чтобы хоть немного утихомирить его буйную натуру.

Занося ногу за порог, обернулась:

- Не обмани… А то Сашке расскажу!

И впервые за вечер он тебе улыбнулся.

Он тебе улыбнулся!!! Криво, ехидно, но это была настоящая улыбка!

- Сучка… Знаешь, на какие кнопки надавить…

Теперь можно было быть уверенной, что он останется в комнате.



Рома.

Ты совсем не помнишь, как прошел тот концерт. Память выхватывала жалкие обрывки каких-то невнятных воспоминаний о криках, долбящей по мозгам музыки и постоянно пропадающем звуке. Сначала ты честно пытался вытянуть концерт на одних своих связках, потом понял, что переорать фанатов не получится, забил на все и просто вытягивал руку с микрофоном в зал. Народ бесновался – им только этого и надо было. Тоже, блять, мать твою, караоке…

Но ты хотя бы чувствовал себя прилично – после двух инъекций и таблеток ты даже смог вполне сносно попрыгать на сцене, пробежаться по проходу мимо возбужденных, взбудораженных людей. Лезть в толпу ты в этот раз не рискнул – не тот настрой, да и самочувствие подкачало. Чаще всего, в горячке концерта даже самые миролюбивые фанаты ведут себя неадекватно, а тебя все раздражало – яркий свет, звук, эхо, головная боль и накатывающая временами слабость во всем теле. Единственное, что хотелось – это просто выспаться, хоть немного отдохнуть.

Как назло, время сегодня тянется медленно-медленно – концерт заканчивается традиционной «Прощай», и тебе кажется, что прошла тысяча лет, пока ты добрался до этой песни. Акустический сет прошел как во сне – ты с трудом различал лица людей в зале, и тебе казалось, что зыбкая, неустойчивая поверхность раскачивается из стороны в сторону. Хотя, наверное, раскачиваешься ты сам… А потом - гром и молния, и яркий свет слепит глаза, и возникает странное чувство клаустрофобии, хотя, ты вроде бы, не ограничен в пространстве. Но воздуха все равно не хватает. И паника нарывает с головой. И только невероятными усилиями воли ты принуждаешь себя держаться.

Держаться-держаться-держаться, твою мать…

А дальше - meet-and-greet: и лица фанатов, и их выкрики и просьбы, и твои дрожащие руки, удерживающие маркер. Подпись, похожая на закорючку, в этот раз выходит коряво – ты пропускаешь мимо ушей восторженный отзыв какого-то парня, разворачиваешься – и видишь в толпе слишком хорошо знакомые глаза: растерянные, смущенные. Непроизвольно дергаешься, и несколько пар услужливых рук тут же подхватывают тебя. По раскаленным нервам бежит шепоток: «солисту Zipp плохо»… «Воробей нездоров…»

Черноволосая девушка проходит мимо, с любопытством глядя на тебя, направляется в сторону Артема. А ты переводишь дух – показалось. Господи, тебе просто показалось.