Раздразнить Воробьева-старшего получилось быстро: он тут же метнулся к тебе, схватил за плечи, легонько сжал в своих железных объятиях.

- Вот значит как? И где же ты его прячешь? - губы практически касались твоего уха, и от этого прерывистого шепота у тебя все внутри задрожало.

Провокация. Опять.

- Можешь меня обыскать…

Громкая трель телефонного звонка разрушила скопившееся напряжение. Ты вздохнула – то ли от разочарования, то ли от облегчения, когда Сашка снял трубку.

- Да? А, привет. Ну все нормально, он спит. Что – я? Сплю? Нет, конечно, - тихо засмеялся он и поглядел на тебя таким многообещающим взглядом, что тебя снова затрясло. – Давай, Рыжик, до завтра!

А ты все еще не могла понять, чего ты хочешь. Ведь все в твоих руках: уйдешь – он не станет удерживать, найдет кого-нибудь еще или же спокойно проведет ночь в одиночестве. Ты это знала, потому что Саша не принадлежал к той категории мужчин, которые не мыслят себя без женщин. Как и его брат, он оставался самодостаточным и цельным, и ему не нужно было отражаться в другом, чтобы обрести себя.

А…если остаться? Пополнить ряды «группиз», неизменно сопровождающих Zipp…

Нет…

Нет!

Все это не так…

Сашка снова уселся на стол, и ты даже пожалела, что расстояние между вами сократилось:

- На Ромку не обращай внимания. Он двинутый, конечно, в определенном смысле, но зато музыкант гениальный! Когда его плохо знаешь, может показаться, что он грубый. А сегодня еще хватил лишнего.

- Он очень обаятельный, - ты улыбнулась, вспоминая, как младший Воробьев отжигал на сцене. Весь вечер он чуть ли не на голове стоял, прыгая и бегая, заводя толпу, шутил с фанатами и прыгал прямо в кучу народа перед сценой. И все это он проделывал с неуемной энергией и удовольствием – видно было, что ему действительно все нравится, что он упивается каждой минутой. – Не беспокойся, Саш, я не буду никому ничего рассказывать… Это было бы унизительно для меня.

- Знаю, - он кивнул. – Ты не подведешь. Глупое ощущение, но…мы раньше не встречались, а? Я словно бы знаю тебя…

Вряд ли разгадка близко. Ты смотрела в его странные прозрачные глаза с теми же вопросами, на которые не было ответа. И ничего не говорила.

Все решилось за тебя, иногда нужно расслабиться и довериться судьбе. Как там говорится?.. Лучше остаться на месте и не предпринимать ничего, чем торопиться и делать ошибки.

Саша допил виски, поставил стакан на стеклянную столешницу. Гулкий звук эхом прокатился по комнате…

- Пойдем, - так уверенно, так властно, словно бы он и не сомневался вовсе…





Рома.

И почему именно утром приходит осознание, что напиваться – это плохо? А так напиваться – и того противней…

В который раз зарекаешься, что не будешь смешивать.

После той вечеринки, которую вы с Саньком устраивали дома, и на которой упились так, что друг друга не узнавали, прошла хренова туча времени – помнится, тогда ты бил себя кулаком в грудь и клятвенно обещал много не пить и не мешать алкоголь – но нет, подростковый оптимизм еще буйствует…

А может, это годы берут свое.

Главный вопрос на повестке дня: как же встать с постели, чтобы не раскололась голова и не стошнило прямо на белье?

Только-только собираешься с духом, как резко открывается дверь, и старший Воробьев омерзительно-оживленным голосом кричит:

- Амиго, подъем!

Просто как в старые-добрые времена…

Fuck!!!

Проходит в комнату, нагло заваливается на кровать прямо в джинсах:

- Ты чего такой зеленый?

Ох, ну да, мать твою… «Наверное, отравился печенькой»…

Ты и рта не открываешь, но по глазам можно прочитать, что тебя лучше не доставать. Правда, братцу, кажется, не до этого: обычно он с утра ходит по дому, как сомнабула, не реагируя ни на что и не воспринимая информацию, а тут вдруг заливается соловьем и еще и ухмыляется! Витает в облаках, не иначе…

Рождаются страшные подозрения: а с чего это он и правда такой оживленный? И выглядит, будто кот, налакавшийся жирных сливок… Глаза, для разнообразия не накрашенные, сладко жмурятся, губы то и дело разъезжаются в улыбке… Ты видел его таким всего пару-тройку раз в жизни, когда вы…эм-м, ну, проводили с девчонками особо горячие ночи.

Черт!

Тебя подкидывает на постели от осознания страшной правды. Да нет же, не может быть…

Черт! Черт! Черт!!!

Та брюнетка на его коленях… Как ее зовут, ты не припомнил бы даже под расстрелом. Но она…она же поехала вместе с вами домой, и ты помнишь ее мерзкие духи. Тебя еще тошнило всю дорогу…

И ты чувствовал такую злость, такое унижение за то, что она видела тебя слабым, что почти не сопротивлялся настойчивости брата, когда он увел тебя в твою спальню, раздел, словно ребенка, уложил в постель. В любом другом случае ты бы брыкался, орал и бесился, что он до сих пор считает тебя мальчишкой.

Одного этого уже достаточно, чтобы возненавидеть ее.

Вот вопрос: почему ты так волнуешься, с кем провел ночь Сашка? Зачем, к чему эти метания… У тебя есть на это право?

Кусаешь губы и невидящим взглядом смотришь перед собой – прямо на брата, не отдавая с этом отчет, а тот удивленно приподнимает брови. Удивленно?.. Пожалуй, что нет… Он тебя слишком хорошо знает. Да и ты ведешь себя предсказуемо.

Он тоже хочет поговорить: наверное, поэтому и пришел к тебе с утра.

- Ром… Как ты? – опускает свою тяжелую ладонь на твою руку, и ты усмехаешься, когда видишь, насколько твоя кожа бледная и тонкая по сравнению с его… Он вообще сильнее тебя по жизни.

- А как бы ты себя чувствовал после того, как выпил целую…

- Да я не об этом, глупый.

Сглатываешь противный жирный ком в горле, стараясь не закашляться, хрипишь:

- А о чем?

Он не отвечает.

Опускается на кровать рядом с тобой, ложится сверху, расставляя локти по обеим сторонам от твоего лица – и становится невозможно убежать от его пронзительного взгляда.

Шепчет, касаясь губами твоих губ:

- Малыш, я люблю тебя… Ты мой единственный родной человечек, и я без тебя не смогу. Но мне очень тяжело, я в постоянном напряжении, когда ты так себя ведешь. Я никуда не денусь, доверяй мне. Разве я хоть раз тебя подвел? Почему же не хочешь дать мне чуть-чуть свободы? Тем более что к прошлому возврата все равно не будет. Мы говорили об этом тысячу раз, и я думал, что вопрос решен окончательно. Но ты снова и снова стараешься вернуть нас в то время. Зачем? Будет только больнее.

Задыхаешься. Колет в груди, и каждый новый вдох обжигает изнутри. Не замечаешь, но руки судорожно комкают одеяло, как будто ты хочешь убежать…

- Ром, - теперь он касается губами твоей шеи, спускается поцелуями еще ниже, к чувствительной коже за ухом, - я не железный… Но я не хочу, чтобы ты потом страдал. Щиплет глаза. Еще немного – и прольются слезы.

- Я предложу Юле остаться. Хочу, чтобы она была рядом. У меня такое чувство, что я давно ее знаю. Она на тебя похожа, у нее твои глаза, Ром, твои – в пору детства. Сейчас у тебя другой взгляд. И я очень скучаю… Ты сейчас такой закрытый со мной, можешь говорить со своим Рыжиком или остальными, но только не со мной… Я всегда буду рядом, слышишь? Я тебя люблю…

Плачешь. Не сдерживаясь, вцепляешься в его плечо, крепко обнимаешь, не желая прерывать контакт, хочешь быть еще ближе, но он сам удерживает тебя на расстоянии.

- Шшш… Все наладится, я знаю…

«Все наладится» - эхом раздается у тебя в голове.

Все наладится…

Наладится…

Наладится…





Юля.

Если ты думала, что эта ночь расставит все по своим местам, то глубоко ошибалась. Игра слишком затянулась, чтобы можно было и дальше закрывать глаза на очевидное. Ты стояла посреди развороченной постели на коленях, вся в лучах холодного зимнего солнца, судорожно сглатывала и оглядывалась на обломки Колизея у своих ног.

Наваждение исчезло?

Нет…

Почему же ты все еще здесь?..

Утро наступило так быстро, неожиданно… Наверное, это нормально после почти бессонной ночи. Тебя будто будильник разбудил – проснулась резко, открывая глаза и в шоке глядя на незнакомую обстановку. Три секунды – и память быстро восстановила белые пробелы.

Концерт…

Наташа…

Дурацкий клуб и шампанское в бокале…

Льдисто-голубые глаза напротив – злые-злые, до дрожи…

А потом – горячие руки вокруг талии…

Сашка…

Было бы лучше, если бы ты ничего не помнила?

Но на теле до сих пор оставались следы проведенной ночи – маленькие синяки, алеющие поцелуи крепких ласк.

Ты хотела бы оставить все так, как есть?

Вчера ты стояла перед ним на коленях, ласкала солоноватую кожу, сжимая стройные бедра ладонями… Гладила каждую складку на теле, стонала, умоляла…

Не унизительно, нет. Перед ним – не унизительно.

Все в удивительно четких подробностях стояло перед глазами, ты словно подсматривала в замочную скважину: раскинутые в стороны худые запястья и сильные смуглые ладони сверху, выгнутая спина с капельками пота, жадно приоткрытые губы, выстанывающие имя… Это чувство небывалой цельности и целостности, эйфория, боль, сумасшедшее наслаждение…

А потом были поцелуи – сладкие и неторопливые, как будто у вас была не ночь, а как минимум, жизнь впереди.

И еще – слезы на глазах: скрытые, почти невесомые. Они не успевали скатиться по щекам, потому что их тут же жадно слизывали горячим языком, а потом тебя укачивали, словно маленькую.

Шепот… На ухо, губами по коже, по нервам, по крови…

Вдох – чтобы навсегда запомнить запах…

Имя – «Саш-ш-ша»… Как шелест волн в море, как проскальзывающий меж пальцев желтый песок на пляже…

И спокойствие, и гармония, потому что все было так, как надо – как будто ты всю жизнь ждала его, и твое тело узнало его, и принимало, и подчинялось…