Отстранилась от скованной ужасом меня, убиваемой неверием и остекленело глядящей в стол, пока она направлялась к стулу Яна, все так же глядящего в телефон. Чтобы в следующий момент обнять его со спины. В этом не было ни намека на отношения, на подоплеку связи мужчины и женщины, нет. Я так же обнимала своего брата.

— Проводи меня, — попросила она и Ян вздохнул, на мгновение прикрывая глаза и затемняя экран.

Секунду спустя пристально посмотрев на меня, сошедшую с лица и безотчетно обнявшую себя руками, обозначил:

— В доме охрана, по периметру тоже. Сделаешь шаг за пределы этой комнаты — пристрелят.

В голове тысячи вариантов, тысячи способов сказать, сделать, но все они перебиваются одним — иллюзорном чувством тепла ладони Сары на животе и эхом ее слов, запутавших в мыслях. Запутавших мысли. В себя пришла не сразу, поняла, что уже не за плечи обхватываю, за живот. Вгляделась в темный провал, туда, в холл. Где была приоткрыта дверь, где стояли они. Где в неверном уличном освящении Сара, что-то неслышно прошептав на его ухо, привстала на цыпочки и прикоснулась губами лба Яна, приобнявшего ее за талию, опустив голову.

Ее едва слышные сквозь грохот сердца в ушах слова на нерусском языке, улыбка по очерченным губам, когда касалась ладонью его лица, чтобы приподнять и, глядя в его глаза едва различимо с такого расстояния произнести:

— Если твой бог не примет тебя, я попросила своего.

— Богов нет. — Хрипло рассмеялся Ян.

— Знаю. — Кивнула, убирая ладонь от его лица. — И все же, иншала, Ян.

Он улыбнулся, сглотнул и отвел взгляд, отстраняя от нее руку. Она отступила спиной назад, за порог. Долгий миг глаза в глаза и отвернулась, а он затворил за ней дверь. Секунда возле нее и направился назад, ко мне. Поставившей локти на столешницу, стиснув ладонями глаза до боли, но во внутренний хаос это успокоения не приносило.

Скрип стула, отодвигаемого напротив. Шелест его одежды, когда усаживался. Плеск алкоголя в стекло. Шумные глотки и стук бокала о столешницу. Щелчок зажигалки. С трудом сглотнув, отняла ладонь от глаз, чтобы мрачно усмехнуться, глядя на него, отложившего так и не подкуренную сигарету на край стола, рядом с пистолетом, на который он смотрел. Чуть погодя, почти до шепота пониженным голосом, произнес:

— Наш тайный орден начал формироваться задолго до Советов. Слабый такой, несмелый, свой дух романтизма находящий лишь в отдельных персонажах. Знаешь же, это сейчас расцветает эра интеллекта, а до того она узконаправленно и с трудом прорывалась сквозь дух коммунизма в этой капсистеме ленивых и безынициативных людей. Я думаю, что совок вообще был тупиковой ветвью человеческой эволюции. Вышли из него с техническими достижениями, по при этом задавленные проблемой иждивенчества из-за коллективных хозяйств, когда один пашет, а двое в стоге сена чешутся, но по итогу получают все одинаково. Вышли с огромной численностью, неумением пользоваться и регулировать системы рыночных отношений, занимающих приоритетное место в динамике жизни современного мира. Да и древнего. Любого. — Глоток виски, прицокнул языком и взглядом за мое плечо, в прохладу ночи, запускающей сквозняк по полу. — Система рынка такова, что заправляет ею не один человек. Это совокупность людей, это социум, это один большой и сложный механизм. Не все детали этого механизма умеют и, что самое печальное, хотят совершать действия для того чтобы происходило движение экономического колеса. Не нужно великих теорий и прочего, чтобы понять, что когда не функционирует какая-либо составляющая часть, механизм не может работать с коэффициентом абсолютной прибыли. А вообще все циклично в этом мире. До этой системы и вовсе рабское мышление, мол, есть бояре, есть крепостные, поколениями для боярина пшеницу выращивающие. И батя, и дед, и дед деда пшеницу выращивали. Для крепостного все вроде предопределено было. Просто и понятно — служить цели, держаться коллектива, в перерывах заботиться о своем закрытом мирке в эпоху великого пастернализма, когда решать ничего не надо, думать тоже. Внезапно происходит отмена крепостного права, никакого коллектива нет, цель придумай себе сам, а самое страшное — ты сам в ответе за свою жизнь и поступки. Только единицы, сообразительные и самостоятельные, понимали, что из рабства вышли и были рады приспосабливаться к новым условиям. Только таких мало. Всегда было мало и сейчас тоже. С древних времен и по сей день биомасса рада рабству. Потому наш маленький скромный орден не процветал до недавнего времени, когда люди с прогрессивным мышлением были возмущены навязыванию идеалов крупного капиталиста. Время всегда берет свое и технический прогресс тоже вещь неотвратимая, как бы от нее не открещивались. Можно, конечно и в бункере отсидеться, забавную немецкую песню слышал с таким текстом, мол, ура, мир наверху разбомбили, возрадуемся же. Таких тоже много, кстати. Кто ждет революции, находясь в бункерах под землей. Как крысы. Образно говоря, конечно. Про бункеры образно… — Фыркнул, склоняя голову, задумчиво глядя на мое лицо, отведшее взгляд, — я, как и ты, рад жить в эру интеллекта, пусть в диссонансе, когда один не понимает с какой стороны телефон держать, а другой за полтора часа может взломать Пентагон. Время взяло свое. Отсеяны от прогресса неспособные к нему и на передовой думающие и миллиарды из пустоты создающие. Как ни странно на странах третьего мира такой прогресс особенно заметен. В разнослойности. В стремлении к группированию по интересам. Так складываются системы. Ни одна структура не может существовать без свода правил и стратификации по привилегиям. Человек — существо чрезвычайно непостоянное, одних привилегированных считающее даром вселенной, а через пару мгновений поверившее в дьявола, ибо перед глазами явно посланники ада, которым только с утра молились, а через мгновение уже уверенные, что надо съебывать от них. Таких большинство, стада биомассы и не в них смысл. Смысл в тех, кто по натуре солдаты — самый ценный товар. Именно товар. Драгоценное пушечное мясо с шашками наголо против лазерного оружия, но с именем генерала на губах. Которые разрезает лазер. За таких верных идиотов генералы торгуются яростно. К таким солдатам относимся я, ты, Рика твой. Когда эти солдатики видят, как режут генерала, они сами готовы вскрыться. А худшее — когда семью. Вот тогда солдаты теряют разум. Рика говорил тебе, чего он боится?

— Лишиться разума. — Закрыла глаза ладонью, снова. И снова сдавливая, пытаясь подавить кадр перед глазами, когда он держал мертвого Кира. У человека эйдетическая память, он отшлифовал шрам, который был триггером, а вот это никогда не стереть…

— Верно. — Согласился Ян, спокойно встречая мой ненавидящий взгляд и повел подбородком в сторону бутылки минералки недалеко от меня. Взяла трясущимися пальцами. — Он знает на что он способен, знает, что от него многое зависит, поэтому он очень этого боится. — Гнездилов улыбнулся, — Рика. Приток Тисы. Очень грозный союз. Очень по человечески важный. Их боялись, а в этом зверинце это равно тому, что их уважали. Его названный отец — достойнейший мужик и человек. Позволивший родному сыночку убить себя, лишь бы он, этот сыночек, сильно тупой и сильно сдавший под наркотой, выжил в том замесе, куда по дурости и переоценив свои силы, сунулся. Тиса запретил своему названному сыну, которого он со дна тащил всеми правдами и неправдами, трогать своего родного сына. Недостойного. Омывающего его имя позором. Омывающего смрадом само понятие любви сына к отцу. Ты знаешь, Костя очень любил Тису, как сын отца. Как истинный сын своего истинного отца. Так же как Тиса любил его как родного и очень гордился им и его успехами, воспитывал его, объяснял… толк от этого был. А кровный сынок, чьи интересы на примитив заточены были, все серчал и тупел от этих интересов, и им так легко было манипулировать. Сынок Тисы совсем в маразм впал, когда я, даже не особо серьезно, просто в полушутку за бокалом виски у меня и тремя дорожками кокса у него, подкинул идею. А ему понравилось и даже зная, что на территории РФ наркомонополия, Виталя впустил китайцев с дешевым убивающим клиентуру товаром. Потеря клиентов равняется потери денег. Миллиардов. Сбой системы, непредвиденный сбой. В принципе, меня это устраивало и я даже продолжил думать в этом направлении, однако, Рика при помощи своей ватаги обрубил распространение в транзиты и Тиса начал активно чистить каналы, уже понимая, что Виталька в этом пиздеце ведущую роль сыграл, и папка начал заслоны ставить, чтобы Виталькино участие нигде не всплыло. Кто знает, может Тиса и сдюжил бы, да вот незадача — ближайший дружок Рики попал под замес и Косте срочно было надо его косяки на себя брать, чтобы парнишке голову с плеч не сняли. И Рика взял на себя его проебы. Тисa едва его не убил, ладно, вовремя понял, что названный сын не предатель, а просто идиот, который жопу отдаст, но не сдаст. Тиса начал отступные пути создавать уже для своего названного сына, а родной, тем временем, пользуясь суматохой и при моей тонкой наводке подцепил продажных шестерок из соседних отделов и распустил сетевыми осадками тонны китайской дури, медленно, но верно идущими в реализацию. И снова начались обвалы денег у кругов, красота же, ну. — Хмыкнул, пожав плечом, все так же глядя за меня. — Жалко, Виталик быстро допрыгался. Предупреждал его, что убивать отца это плохая мысль. Что Рика, разумеется, свято блюдет все его предписания, но здесь на Анохинское послушание его бате особо рассчитывать не стоит, Рика сто процентов вывернется и шею Виталику вывернет, даже при условии что на тот момент будет на слабейшей позиции. Не по Виталькиным зубам такие игроки, не дорос еще. Но Виталик не послушал, итог закономерен. Благо у меня всегда запасные варианты есть. У нас.

— Зачем тебе все это?.. — сглотнув, глядя в его глаза.

— У меня была жена. Красивая, как ты. Умная очень. Знаешь же… умных женщин любят умные мужчины, если они не слабые и не ищут самоутверждения, они падут перед такими женщинами. Вот и я пал, во всех смыслах. Единственное но — моя супруга, не успевшая стать мне официально супругой была против того, чем я занимался. — Усмехнулся, прикусив губу и поднял на меня отрешенный взгляд. — У меня был коллега, Кононов Дмитрий Иванович. Занимались приблизительно одним и тем же, оба на повышение стремились, из-за этого произошел конфликт. Конь конченная тварь, не гнушающаяся никакими способами ради достижения желаемого. Он меня предупредил, что либо я отказываюсь от претензий на повышение, либо у меня отпадет желание, потому что думать я стану об ином. Интересная такая формулировка. — Ян отпил виски, с легким прищуром глядя в стол. — Поэтому я собирался отослать жену из страны и повременить с узакониваем наших отношений, пока я не поднимусь выше и не сделаю так, чтобы Конь подавился своими угрозами. Буквально. Моя жена была беременна. Моему не рожденному сыну было четыре месяца и две недели. Она с охраной ехала в аэропорт, когда внезапно заклинило руль в машине и отказали тормоза. А в это время с обочины разворачивался нефтевоз. Я ползал по асфальту и плакал, собирая ошмётки тела жены и сына. Я вегетарианец потому что не переношу запах жаренного мяса, ассоциации с женой и сыном. У Леши тоже, он брат моей жены, раньше был майором в отделе К. Теперь мы с ним мрази и вегетарианцы. — Холодно рассмеялся и поднял взгляд на меня, опустившую голову, сжавшуюся на стуле. — Поэтому сегодня, глядя на Мазура… Я действительно сожалею. — Махом осушил бокал, и его голос зазвучал ровнее, когда я с трудом подавила приступ тошноты, — после убийства моей семьи, я обратился к своему начальству. Вересовскому Егору Захаровичу. Он наполнил мне о субординации, ведь пока я месяц не мог в себя прийти, Конь уже был повышен. Егор Захарович за неимением у меня доказательной базы, запретил мне убивать Коня и сказал, что если с ним что-то случится, он знает на кого он подумает, раз не гнушаюсь такими обвинениями чтобы убрать конкурента. Первым порывом было убить всех. Но это система. Сегодня ты выкосишь одного, так на его место придут еще трое таких же. Я начал работать лучше, чтобы через некоторое время, когда эти твари более-менее были стабильны, я попросил Державина переход к ним. Из-за наших терок с Конем, его явном удовольствием от моего деланного подчинения, он доводил меня довольно часто, зная, что Вересовский запретил мне его трогать, но тот тоже не дурак, он все видел и понимал, чем может кончится, а Конь ценный сотрудник. Поэтому переход одобрили. И пошел для всех обратный отчет. Для Коня у меня было уготовано очень интересное приключение, разработанное мной совместно со Рвом, которому он весьма подорвал авторитет и навсегда отрубил возможности выйти в управляющие, ибо госэлита не возьмет на поводок пса с таким бэкграундом. Жаль, что Ярый Коня грохнул. Мы со Рвом действительно слегка расстроились. У Эмиля был старший брат, Рауль. Сам по себе Рауль как человек был полным дерьмом, но игрок хороший. Только когда он проиграл и навлек беду еще и на свое начальство, Рауля похоронили, сказав его брату и отцу, что он сбежал, а когда отец выяснил, что Рауль мертв и это произошло, так сказать, без согласования с хозяевами, то у Эмиля не стало и отца. Внезапно инфаркт. Но это структура такая, ничего не поделаешь, у хозяев отношение ко всем нам однозначное, ибо сколько таких Коней, Рвов, Мстиславских, всех изначально считают товаром низшего сорта. Рабами. Между собой драться можно, их ничего не волнует, пока система работает… Вообще ничего. Сара гречанка, работала финансистом в одной корпорации на Кипре, там и познакомилась со своим будущим супругом, Гарой. Хороший человек, мусульманин, придерживался шариата насколько это возможно в этом аду. Он старался жить по человечески, это его и сгубило. Гару начали шантажировать благополучием беременной супруги, заставляли взять на себя чужие грехи, грозящие летальным исходом. За него вступился Амир Асаев. Обоих убили, Сара потеряла ребенка, а когда попросила разобраться, ей посоветовали помолчать, чтобы крови больше не полилось. Матери, потерявшей ребенка и мужа, посоветовали молчать. И она молчала. Молча поднималась с колен и по карьерной лестнице. Женщина, да в таком кругу, где исключительно патриархат, но для матери нет ничего невозможного, особенно, когда ей нужно подняться, чтобы сделать то, в чем ей отказали. Мы теряем своих любимых, своих детей, их убивают, а нам советуют молчать. Понимаешь? — улыбнулся мне, снова потянувшейся к бутылке минералки. — Рика не виноват, он просто себя переоценивает думая, что сможет удержать все это в контроле. Люди все равно будут гибнуть, а фокус гибели человека в том, что умирает один физически и еще десяток морально. Поэтому от системы нужно избавляться, а не точечно вырубать таких, что вроде Коня. Не в звеньях дело, а в самой цепи, она породит новые звенья. Система рухнет, понимаешь? Больше никто не скажет, что нельзя трогать человека убившего твоего сына и жену. Так ли важно, что подохнут полторы единицы когда вся эта ебанная система ада сляжет? — Снова посмотрел на меня, помолчал длительно и внезапно мрачно улыбнулся, — началось сегодня и Рика не остановится.