— Да, конечно, но мне трудно судить, так как у меня месячные бывают нерегулярно, что создает путаницу. Я должна полагаться на их выводы, а не на свои. А они утверждают, что я могла забеременеть с середины до «конца июня. Ребенок может все же быть от Бена… хотя это маловероятно.

Ким сидела молча некоторое время, наблюдая за подругой, прежде чем задать ей вопрос, который был для нее очень важным. Все остальное было менее значительным.

— Дина, ты хочешь этого ребенка? Допустим, если бы ничего этого не было, если бы оба они исчезли с лица земли, а осталась бы только ты, хотела бы ты этого ребенка? Подумай немного, прежде чем ответить.

Но ей не нужно было думать. Доктор Джонс спросил ее о том же самом. Она взглянула на Ким, и в глазах у нее зажегся теплый свет.

— Мой ответ — да. Да, я хочу его. Я хочу, чтобы этот ребенок был моим. Моим. — Она отвернулась вся в слезах. — И я могла бы сказать себе, что это ребенок Бена.

Ким вздохнула и поставила на стол свою чашку.

— Тогда, ради Бога, роди его. Люби его и наслаждайся им. Будь с ним. Расцветай вместе с ним… но делай это одна. Уйди от Марка, чтобы, по крайней мере, радоваться своему ребенку.

— Я не могу. Я боюсь.

— Чего?

Дина стыдливо опустила голову.

— Вся беда в том, что я сама не знаю.

Глава 27

— Я не знаю, Ким. Мне не нравятся образцы, да и общий вид требует шлифовки. — Бен провел рукой по волосам и стал рассматривать безразличным взглядом противоположную стену. С ним было невозможно работать все утро, и Ким, наблюдая за Беном, поняла, что мучило его.

— Может быть, если бы ты хоть немного поспал вчера вечером после прилета из Лондона, они понравились бы тебе чуть больше. — Она пыталась раздразнить его, но все было бесполезно. Он выглядел хуже, чем Дина, и с ним было нелегко.

— Не валяй дурака. Ты знаешь, какой вид мне нужен.

— Хорошо. Мы попробуем снова. Ты будешь здесь хотя бы в течение двух недель, чтобы снова проверить мою работу? Или снова сбежишь куда-либо? — В последнее время он очень много отсутствовал.

— В следующий вторник я еду в Париж, но вернусь недели через две. Мне нужно заняться своим домом.

— Ты перестраиваешь его?

— Я переезжаю.

— Почему? Я думала, он тебе нравится. — Ким подружилась с Беном за то время, что они занимались улаживанием контракта. Особенно тесные связи установились между ними благодаря его взаимоотношениям с Диной.

— Я больше не могу выносить это место. — Вдруг она почувствовала, как его глаза пытливо смотрят на нее. — Ты ее видела? — Ким молча кивнула. — Как она?

— Нормально. — Разбитая полностью, уничтоженная, как и ты.

— Хорошо. Как бы мне хотелось сказать то же самое о себе. Ким, я… я не знаю, как сказать. Я схожу с ума. Я не могу вынести все это. Я никогда не испытывал ничего подобного. Даже тогда, когда моя жена ушла от меня. Но это все просто бессмысленно. У нас все было так хорошо. И я обещал ей… Я обещал, что мы будем вместе только этим летом, что я не буду подталкивать ее к решению. Но, Иисус, она похоронит себя, живя с этим человеком. Я не уверен даже, что он любит ее.

— Если это тебя утешит, я также не уверена в этом.

— Ничуть. Она все же решила остаться с ним независимо от твоего или моего мнения. Она счастлива? Продолжает рисовать?

Ким хотела солгать ему, но не смогла.

— Нет, ни то, ни другое.

— А отчего? Из-за Пилар? Я не вижу в этом смысла. Она могла бы попросить меня подождать, и я бы стал ждать. Она могла бы остаться с ним па некоторое время. Я не оказывал бы на нее давление. Чем он ее так держит?

— Взаимоотношения в этом смысле бывают забавными. Для посторонних это трудно понять. Я знала людей, которые, ненавидя друг друга, продолжали жить вместе в течение пятидесяти лет.

— Это звучит восхитительно. — Но взгляд его оставался мрачным даже во время беседы с ней. — Я бы позвонил ей, но не уверен, что стоит.

— А как ты, Бен? Как поживаешь? — Ее голос звучал до боли участливо.

— Я постоянно чем-то занимаюсь. У меня нет другого выхода. Она не оставила мне никакого выбора.

Ким захотелось сказать ему, что он переживет все это, но ей подумалось, что это было бы очень жестоко с ее стороны.

— Могу ли я чем-либо помочь?

— Да. Помоги мне похитить ее. — Он отвел глаза в сторону. — Ты знаешь, я даже не могу больше смотреть на своего Уайета, его картина слишком напоминает мне ее. — Он вздохнул и встал, как бы стараясь уйти от своих собственных мыслей. — Я не знаю, что делать, Ким. Я не знаю, что же мне, черт подери, делать.

— Ты бессилен в этом. Я сама хотела бы тебе помочь.

— И я тоже. Но ты не сможешь. Пошли, я угощу тебя завтраком.

Ким убрала образцы реклам к себе в «дипломат» и поставила его па пол. Ей было мучительно больно видеть его в таком состоянии.

— Ты знаешь, я мечтаю о том, что однажды наткнусь на нее. Куда бы я ни шел — в ресторан, магазин, даже на почту, — везде я не перестаю отыскивать ее взглядом… как если бы, чем больше я искал ее, тем скорее увидел бы ее лицо.

— Она редко выходит теперь из дома.

— С ней все в порядке? Она здорова, не так ли?

Ким тупо покачала головой, и он продолжал:

— Я надеюсь, что единственный выход для меня — постоянно двигаться, ездить, бегать.

— Ты не сможешь делать это всегда. — Она поднялась и последовала за ним к двери. Он печально посмотрел на нее глазами человека, отгороженного от всего мира стенами своего собственного дома.

— Я могу попытаться.

Глава 28

— Что сказал доктор сегодня? — Дина была уже в кровати, когда Марк вернулся домой. — Все в порядке?

— Он сказал, что для четырех месяцев я выгляжу удивительно нерасполневшей, но он полагает, что это связано с общей потерей веса и нервным стрессом. Он ждет меня снова на прием через две недели, чтобы убедиться в том, что он уже слышит биение сердца ребенка. Сейчас это еще трудно определить, но доктор Джонс считает, что он должен был бы услышать его сегодня. Возможно, теперь через две недели… — Но по взгляду Марка было видно, что он совсем не опечален этим.

— Как прошел день?

— Невероятно устал. У нас новое дело. — Он выглядел довольным.

— Где?

— В Амстердаме. Мы занимаемся им вместе с Джимом Салливаном. — Он посмотрел на нее с улыбкой. — Я сказал тебе, что не буду постоянно отсутствовать. Разве я не верен своему слову?

— Да, это так. — На этот раз она тоже улыбнулась. Он был дома уже два месяца и никуда не убегал. За исключением поездки в Париж на выходные дни. Не то чтобы это сейчас имело особое значение. В некотором роде она даже была рада этому, но он сообщил ей, что его связь с той девушкой была навсегда закончена.

— В таком случае у тебя нет причин не взяться за новое дело. Когда оно должно быть представлено в суд?

— Не раньше июня скорее всего. После того, как появится ребенок.

Ребенок. Он все еще был не очень реальным. Для нее, но только не для Марка.

— Не хочешь ли что-нибудь поесть? Я спущусь вниз за едой. — Он взглянул на нее через плечо, стоя у двери, нежно улыбнувшись. Все, о чем он думал, было связано с их ребенком и ее самочувствием, поскольку это касалось их сына. Иногда это трогало ее, но чаще — раздражало. Она знала, что он проявлял заботу не о ней, а только о бэби, о его Наследнике.

— Что ты будешь есть, соленья и мороженое?

— А что хочется тебе, Дина? Икру и шампанское? Это легко устроить.

— С меня, достаточно нескольких крекеров.

— Весьма обыденно. Надеюсь, у ребенка вкус будет лучше.

— Уверена в этом. Он вернулся через несколько минут с крекерами для нее и сандвичем для себя.

— Ни клубники, ни пиццы, ни мексиканских блюд?

В первый раз за многие месяцы он заметил в ней чувстве юмора. Сегодня она приятно провела свой день. После визита к доктору сходила с Ким пообедать. В эти странные дни, полные тоски и одиночества, Ким помогала ей сохранить душевное равновесие. И Дина могла рассказать только ей о том, как скучала без Бена. Она все еще надеялась на то, что боль пройдет. Хотя до сих пор никаких признаков ее затухания не было и в помине.

Марк собрался было предложить ей разделить с ним сандвич, когда рядом с ней зазвонил телефон.

— Хочешь, чтобы я ответила? Видимо, это тебя.

— В этот час? — Он взглянул на свои часы, затем кивнул. В Европе было восемь утра. Скорее всего звонили ему. Он сел на кровать рядом с женой. Он давно не замечал ее столь дружелюбный тон. Улыбнувшись ей снова, он взял трубку. — Алло? — Раздался обычный шум междугородных линий связи, и он подождал, пока не отзовется кто-либо из его клиентов, столь срочно нуждавшихся в нем.

— Марк Эдуард? — Услышав голос, полный безумного отчаяния, он почувствовал, как внезапно бледнеет. Шантал. Дина увидела по его спине, как он весь слегка съежился, а потом, нахмурившись, отвернулся от нее.

— Да? В чем дело? — Он разговаривал с ней только этим утром. Почему она звонила ему домой? Он уже пообещал ей, что вернется в Европу в течение ближайших недель. Он был уверен, что ему удастся сбежать от Дины сразу после Дня Благодарения. К тому времени он уже выполнит свой долг. Два с половиной месяца находиться рядом с ней, в Штатах. — Что-нибудь случилось?

— Да. — Он услышал ее длинное приглушенное всхлипыванье и почувствовал, как страх пронизывает все его тело. — Я… я снова в больнице.

— Ох, черт возьми. — Он закрыл глаза, и Дина увидела, как он сдвинул брови. — Почему сейчас именно? Все то же самое?

— Нет. Я перепутала дозы инсулина.

— Вы никогда не ошибались. — Кроме как нарочно, подумал он, вспомнив о ночи в больнице и чувстве паники, охватившем тогда его. — После всех этих лет вы должны это знать точно… — Дьявол. Он ощущал всю неловкость своего сидения и беседы с ней здесь в присутствии Дины, наблюдающей за ним. — Но у вас все в порядке?