— Не таким образом. Не сейчас. Я просто не могу. Я хочу сделать аборт. Вот почему я здесь.

— И вы думаете, что сможете забыть об этом? Позднее, как вы знаете, ничего нельзя будет вернуть. Это такая ситуация, при которой неминуемо возникают угрызения совести, чувство вины, сожаление. И вы будете испытывать это в течение очень долгого времени.

— В моем теле?

— В вашем сердце… в мыслях. Вам так хочется избавиться от этого, с тем чтобы почувствовать облегчение, когда вы это сделаете. А что, если во Франции они допустили ошибку в отношении срока и есть надежда, что это ребенок от другого мужчины? Вы по-прежнему пожелаете сделать аборт?

— У меня нет выбора. Если ребенок Марка, я должна избавиться от него. И нет никаких оснований предполагать, что они ошиблись.

— Люди ошибаются. Я сам иногда тоже. — Он благосклонно улыбнулся ей, затем, нахмурившись, задумался над чем-то другим.

— А если из-за того, что случилось с Пилар, вы будете не в состоянии справиться с тем, что вам предстоит?

— Я должна буду. Вы сделаете это?

— Если вы на этом настаиваете. Но сначала я должен осмотреть вас и убедиться сам, прежде чем решиться. Черт возьми, может быть, вы даже и не в положении.

Но она была беременна. И он согласился на аборт: вероятно, уже два месяца, хотя в таких случаях трудно точно определить из-за слишком малого срока беременности. Но чем раньше он сделает операцию, тем будет лучше для нее. Дина казалась весьма решительно настроенной на нее.

— Завтра? — спросил он. — Приходите в семь утра, а к пяти сможете уйти домой. Вы сообщите Марку?

Она покачала головой.

— Я скажу ему, что произошел выкидыш.

— И что дальше?

— Я не знаю. Я должна все обдумать.

— А что, если, решив остаться с Марком и снова заиметь ребенка, вы обнаружите, что после всего случившегося уже не сможете никогда забеременеть? Что тогда, Дина? Совесть замучает вас окончательно.

— Нет. Я не могу представить себе, что подобное может произойти. Но если так случится, тогда мне придется жить с этим чувством. И я готова к этому.

— Вы так уверены?

— Абсолютно. — Она встала. Доктор кивнул ей, записав адрес больницы, куда она должна была прийти.

— Это опасно? — Этот вопрос возник у нее только сейчас. На самом деле ей это было безразлично. Сейчас она готова была скорее умереть, чем вынашивать ребенка Марка.

Но доктор Джонс покачал головой и погладил ее по руке.

— Нет, совсем нет.


— Куда ты собралась в такой час? — Марк приподнял голову и взглянул на нее, пока она выбиралась из кровати. Она выругала себя за то, что разбудила его.

— К себе в студию. Я не могу спать.

— Тебе нужно полежать. — Но он произнес эти слова, уже закрыв глаза.

— Сегодня я еще належусь предостаточно. — По крайней мере, это соответствовало истине.

— Хорошо. — Но к тому времени, когда она оделась, он уже снова заснул, так и не увидев, как она ушла. Дина оставила ему записку. Она ушла и вернется во второй половине дня. Он может рассердиться, но никогда не узнает всей правды, а когда она вернется домой, будет слишком поздно. Забравшись в машину и заведя мотор, она взглянула на свои сандалии и джинсы. В последний раз она надевала их во время поездки в Кармел с Беном. Пока разогревался двигатель, она, глядя на бледное утреннее небо, поняла, что вновь возвращается к нему в мыслях. Последний раз она видела такое же небо вместе с ним. И затем без особой на то причины вспомнила, как доктор спросил ее: а что, если этот ребенок от другого мужчины? Но этого не могло быть, не так ли? Два месяца назад она была в постели с Марком. Но она также познакомилась с Беном в конце июня, ребенок мог быть и от него тоже. Отчего она не может знать наверняка? Почему она вместо двух месяцев не может быть беременна всего лишь месяц?

— Черт подери. — Она произнесла это вслух, одновременно нажав на педаль газа и вырулив на улицу. Что, если это его ребенок? Согласна ли она будет по-прежнему на аборт? Ей вдруг захотелось поговорить с ним, рассказать ему, спросить его совета, но это было безумием. Она поехала по указанному адресу, в голове у нее все перемешалось.

С перекошенным от волнения лицом и очень бледная, она добралась до места. Доктор Джонс уже поджидал ее. Он был спокоен и внимателен, как всегда. Дотронувшись до ее плеча, он спросил:

— Вы не передумали? — Она покачала головой, но ему не понравилось выражение ее глаз. — Пойдемте поговорим.

— Нет. Давайте приступим.

— Хорошо. — Он проинструктировал медсестру, и та отвела Дину в небольшую комнату, где ее попросили переодеться в больничную одежду.

— Куда меня отведут?

— Дальше по коридору. Вас там оставят на целый день. Сюда вы не вернетесь. — Впервые она вдруг почувствовала себя напуганной. Что, если будет больно? Если она умрет? Если по пути домой начнется кровотечение? Если… Медсестра начала объяснять ей, как будет проходить процедура высасывания плода, и Дина почувствовала, как бледнеет.

— Вы понимаете?

— Да. — Это было единственное, что ей пришло на ум. Она вдруг безумно захотела увидеть Бена.

— Вы боитесь? — Медсестра пыталась выглядеть участливой, но ей это не удавалось.

— Немного.

— Не бойтесь. Это пустяк. У меня было три аборта. — Иисус, подумала Дина. Как прекрасно. По сниженной расценке?

Дина сидела в ожидании в небольшой комнате. Наконец ее провели по коридору в другую комнату, где уложили на сверкающий чистотой стол, закрепив ноги в надлежащем положении. Обстановка походила на ту, в которой ей пришлось трижды рожать — сначала двух мальчиков, а потом и Пилар. Но то была комната не для абортов, а для родов. Она вдруг ощутила, как покрывается потом. Они оставили ее одну почти на полчаса. И она лежала там с поднятыми вверх ногами, стараясь побороть желание заплакать и напоминая себе, что скоро все будет кончено. Кончено. Навсегда. Они вытащат его при помощи этой машины. Дина оглянулась вокруг, пытаясь догадаться, который из всех зловеще смотрящих аппаратов был именно Тем Единственным, но они все были одинаково ужасны. Она почувствовала дрожание в ногах. Ей показалось, что прошли часы, пока наконец появился доктор Джонс. Она вся напряглась.

— Дина, мы сделаем вам укол, чтобы вы чуть расслабились и не были так напряжены.

— Я не хочу этого. — Она попыталась выпрямиться, но ей мешали закрепленные вверху ноги.

— Укола? Но вам станет намного легче при этом. Поверьте мне. Без него все будет гораздо труднее. — Он выглядел невероятно участливым, но она покачала головой.

— Я не хочу этого. Не укола, а аборта. Я не могу. Вдруг это ребенок Бена? — Эта мысль мучила ее весь последний час, или это было всего лишь оправдание, чтобы оставить ребенка? Она не была уверена.

— Вы решили окончательно, Дина? Или просто боитесь?

— И то и другое… Все… Я не знаю. — Ее глаза затуманились от слез.

— А что, если этот ребенок просто ваш и ничей другой? Как бы без участия мужчины. Как если бы вы посчитали, что он принадлежит только вам. Вы захотите его тогда?

Она подняла на него глаза и согласно кивнула.

Он освободил ей ноги.

— Тогда отправляйтесь домой, дружок, и все обдумайте. Ребенок будет только ваш, если это то, что вам нужно. Никто не сможет отнять его у вас. Он будет целиком ваш.

При мысли об этом она не смогла сдержать улыбку.

Марк принимал душ, когда она вернулась домой. Она бесшумно пробралась к себе в студию и заперла дверь. Что она сделала? Она решила сохранить ребенка; все, что сказал доктор, было правдой. Она могла одна воспитать ребенка и считать, что он принадлежит только ей. Она могла, не так ли? Или бэби будет всегда ребенком Марка? Как это было в случае с Пилар. Вдруг она поняла, что ей никуда от этого не деться. Этот ребенок был от Марка. Ей не хватит смелости воспитать его одной. Но разве это имеет значение? Она уже навсегда потеряла Бена.

Глава 26

— Доброе утро, Дина. — Марк взглянул на нее, усаживаясь в кресло. На привычном месте лежала кипа отобранных газет, кофе был горячий, и Дина расправлялась с яйцом. — Проголодалась с утра? — Он давно уже не видел, как она ела.

— Не очень. Ты можешь съесть мои гренки. — Она пододвинула к нему голубую в узорах тарелку из лиможского фарфора. Скатерть была в это утро тоже нежного светло-голубого цвета, что вполне соответствовало ее настроению.

Марк посмотрел на нее внимательно, пока она заканчивала яйцо.

— Ты все еще чувствуешь себя плохо?

Она пожала плечами, через мгновение подняв на него глаза.

— Нет.

— Я думаю, может быть, стоит вызвать доктора.

— Я увижу его на следующей неделе в любом случае.

Прошло уже три недели с тех пор, как она была у него. Три недели с того утра, когда она сбежала из дома, чтобы сделать аборт. Три недели с тех пор, как она виделась с Беном. И с того момента никаких известий от него. Она знала, что их теперь не будет. Когда-либо где-нибудь она повстречает его, и они немного поболтают как старые друзья. И это все. Все было кончено. И неважно, как они раньше относились друг к другу. При этой мысли она почувствовала, как все у нее сжимается внутри. Единственное, что ей захотелось, — это снова лечь в постель.

— Чем ты займешься сегодня? — спросил Марк участливо, но с отвлеченным видом.

— Ничем. Возможно, поработаю немного в студии.

Но она не работала там. Она просто сидела, уставившись на горы своих картин, которые галерея вернула ей, несмотря на изначальные протесты Бена. Но она не смогла пойти ему навстречу. Она не могла разрешить ему заняться продажей ее работ и одновременно не видеться с ним. К тому же ей не хотелось, чтобы он увидел ее в положении в эту зиму. У нее не было выбора. Она настояла в беседе с Салли, чтобы картины вернули обратно. Теперь они уныло стояли лицом к стенам студии, тупо уставившись обратной стороной холстов, вымазанных краской, на хозяйку. Лишь одна картина, ее портрет с Пилар, была обращена к ней лицом, и Дина всматривалась в нее часами.