Элизабет встала, чтобы оттащить и запрятать подальше в угол комнаты один из тюков, увязанных Мэри. Понятно, Мэри будет не в восторге, когда узнает, что не все ее наряды можно будет взять с собой в далекое путешествие.

Смена климата и отличный уход флорентийских врачей благоприятно сказались на здоровье Мэри. Французский королевский медик прописал ей так называемую сарацинскую смесь, мазь, в состав которой входила ртуть. Ртуть, как всем известно, ядовита, но лекарство, сделанное на ее основе, оказывало хороший эффект, и в результате с лица Мэри исчезли те страшные болячки, которые приводили ее просто в ужас. Правда, Элизабет очень беспокоилась по поводу приступов совершенно дикого и непредсказуемого поведения сестры, а также частых сильных желудочных болей и головокружения. Однако Мэри отчаянно сопротивлялась любым попыткам Элизабет найти средства, чтобы как-то уменьшить эти ее недомогания. Она воспринимала исчезновение болячек как полное исцеление от болезни и согласна была терпеть любые приступы желудочной или головной боли, так как считала их как бы расплатой за возврат утраченной было красоты.

– Боль – цена красоты! – не раз говорила она в ответ на попытки Элизабет вразумить ее. – Хотя, конечно, что ты можешь об этом знать!

Поскольку видимые признаки ее болезни исчезли в результате лечения, Мэри теперь стала выглядеть такой же здоровой, как и прежде.

Отчаяние, вызванное рождением дочки, а не сына, не сразу ее отпустило. Ей пришлось пережить период горестного разочарования, пока она смогла расстаться наконец со своими детскими мечтами вернуть с помощью наследника расположение короля Генриха. Однако, оглядевшись вокруг, вдохновленная новым окружением во Флоренции, где они оказались волею судьбы, Мэри решила воспользоваться благоприятной возможностью и наслаждаться жизнью.

Оттащив в угол еще одну корзину, полную модных нарядов сестры, Элизабет тяжело вздохнула. Она сама отобрала, что они возьмут с собой в поездку. Только одну корзину наиболее красивых и – после тщательного исследования, проведенного ею в гардеробе Мэри, – наиболее приличных платьев.

Элизабет погрузилась в задумчивость. Поразительно, какое безумное количество платьев скопилось у них за эти годы. Мэри приобретала их чуть ли не каждый день. Периодически Элизабет спускалась вниз из студии, и Мэри получала от нее очередную порцию внушений. На какой-то короткий период она приходила в чувство, но вскоре все возвращалось к прежней точке. Самым поразительным Элизабет считала тот факт, что мотовство сестры их все же не разорило. Чудо, да и только. Она, несмотря на сопротивление их любезных хозяев, ежемесячно платила им ренту за проживание – Элизабет настояла на этом сразу же, как только они приехали в Италию. Барди из благородных побуждений и вовсе не хотели брать с них никакой платы, но Элизабет настояла на своем. Однако она знала лучше кого-либо другого, что на самом деле их деньги не покрывали и десятой доли расходов, которые Барди тратили на их содержание.

– И как Мэри отнеслась к новости?

Элизабет на секунду застыла. Она настолько отвлеклась на свои мысли, что совсем позабыла о присутствии в комнате Эрнесты и Джеми.

– Что-то мне показалось, у вас слишком тихо, – продолжала Эрнеста, не дожидаясь ответа Элизабет. – Я-то думала, что хотя бы одну сцену она устроит, как услышит, что вы уезжаете.

Элизабет никогда не делилась с Барди подробностями тех событий, что вынудили сестер Болейн бежать из Англии и привели под их гостеприимный кров. И они, со своей стороны, никогда не поднимали этого вопроса. На прошлой неделе, после разговора с Пико, Элизабет потребовала, чтобы Мэри подробнейшим образом рассказала ей, что произошло во дворце. Расплакавшись, Мэри сообщила ей, что в тот злополучный вечер ей «посчастливилось» встретиться лицом к лицу с англичанином, принадлежавшим к свите короля Генриха. Мэри, со свойственными ей легкомысленностью и недальновидностью, начала – ей очень хотелось произвести впечатление на молодого красивого англичанина – рассказывать ему трогательную историю своей любви с Генрихом. Англичанин, как выяснилось из последующего разговора, знал и сэра Томаса Болейна и был в курсе того, что обе дочери известного дипломата исчезли, как в воду канули, четыре года назад. Он заинтересовался ее рассказом и стал выпытывать подробности. Только тут Мэри догадалась, что дала слишком большую волю своему языку.

Услышав рассказ Мэри, Элизабет про себя решила, что им надо как можно скорее покинуть Флоренцию. Все эти четыре года никто не знал и не догадывался, где они скрываются. Они как бы исчезли, затерявшись в большом мире. Никому в Англии, и даже их отцу, несмотря на его дипломатические связи, не удалось их отыскать. Никто не мог быть даже уверен в том, что они еще живы.

Четыре года сестры прожили в спокойствии и безопасности. Джозеф постоянно держал Элизабет в курсе новостей, доходящих до него через английских купцов. Элизабет и сама как-то раз оказалась невольной свидетельницей разговора двух торговцев из Англии. Насколько она поняла, ее самый злостный враг, Питер Гарнеш, сделал блестящую карьеру при дворе и пользовался в данный момент огромным влиянием. «В результате глупой болтовни Мэри узнать точно, где они скрываются, было теперь для него только дело времени», – с горечью подумала Элизабет. И чтобы обезопасить свое положение при дворе и убрать ненужных свидетелей, он незамедлительно предпримет какие-нибудь меры. Скорее всего пошлет по их следу наемных убийц.

– Что, деточка, все так плохо, что ты даже не хочешь об этом говорить? – озабоченно спросила Эрнеста.

Элизабет отрицательно покачала головой.

– Нет-нет, Мэри согласна ехать. Все в порядке.

– Да что ты? Неужели? А впрочем, что тут удивляться… Я никогда не могла ее толком понять. – Эрнеста встала и взяла за руку Джеми. – Мы пойдем вниз погуляем в саду, а ты спокойно закончишь сборы. Джозеф сказал, за дорожными сундуками придут уже завтра на рассвете. Ах, как не хочется идти на прощальную вечеринку к Кондиви сегодня вечером…. Ну да ладно, надеюсь, мы не задержимся там надолго. Видит бог, всем надо хорошенько отдохнуть перед отъездом. Ведь путь неблизкий. Целый месяц в дороге.

– Эрнеста, мне так неловко, что вы решили сопровождать нас. Путешествие такое долгое и утомительное.

– Да что ты, что ты! – взволнованно раскудахталась в ответ Эрнеста. – Бог с тобой, деточка! И не думай! Да мы бы с Джозефом ни за что и не отпустили вас одних! Ни в коем случае!

– Но у вас же дела… Вы не должны из-за нас бросать все…

– Глупости! Ты же слышала, что сказал Джозеф? Мы не забываем и о своих делах. Шотландская шерсть в последние годы все время поднимается в цене. Нам будет полезно побывать в Шотландии, чтобы все разузнать на месте. Кто знает? Возможно, на этом удастся сколотить целое состояние.

– Ну, конечно-конечно! У вас на уме только торговля. Ох, Эрни! – Элизабет вздохнула. – Лучше скажите мне, получил ли уже Джозеф ответ от посланника королевы Маргариты.

– Ты же знаешь, он и не рассчитывает на ответ. Не беспокойся. Из того, что я слыхала, миссия барона Роксбурга в Риме не имеет никакого отношения к вам, поэтому я думаю, что он будет только рад, узнав, что мы выедем раньше и не будем его обременять. Мы в любом случае были бы для него только обузой. Ты же знаешь этих дворян – им бы поболтать, да попировать, или бог их знает, что там еще – а тут мы сбоку припеку. Так что не волнуйся попусту – все складывается отлично. Скорее всего мы окажемся в Шотландии, когда он еще будет в Риме!

ГЛАВА 14

Дробный стук конских копыт гулко отдавался в тиши сгущающихся сумерек.

Эмрис Макферсон, барон Роксбург, уже видел впереди, несмотря на подступавшую со всех сторон темноту, свет вечерних огней приближающейся Флоренции. Он оглянулся на своего друга, сэра Гэвина Кэрра. Судя по мрачному выражению, не сходившему с лица шотландца, скакавшего бок о бок с ним, Гэвин все еще злился на то, что Эмрис сорвал его с места раньше назначенного времени и заставил сломя голову скакать во Флоренцию. Гэвин прибыл в Рим совсем недавно из Венеции и хотел насладиться пусть кратким, но весьма приятным времяпрепровождением в Риме. Однако вчера, едва только закончились переговоры с папой римским, как Эмрису вручили письмо от художника.

В результате, даже не успев понять, чем вызвана такая спешка, Гэвин оказался в седле и галопом несся вслед за своим другом по дороге во Флоренцию.

Вообще-то Эмрис был не вправе делиться с Гэвином секретными сведениями, полученными им во время пребывания во Франции, Риме и Флоренции, однако ему надо было что-то предпринять, и спешно. Эмрис знал, что если они не успеют остановить ничего не подозревавшего художника, который, судя по письму, собирался совершить путешествие на север через французскую границу, то он попадет прямехонько в объятие воинов императора Священной Римской империи, двигающихся сейчас на юг. Эмрису совсем не улыбалось, не имея в своем распоряжении достаточных сил, вытаскивать живописца из лап воинов Карла. Черт бы побрал эти импульсивные артистические натуры!

– Ты, жалкий сын козопаса, спорим, тебе не обогнать меня. Я первым доскочу до церкви! – Эмрис мотнул головой вперед. – Ставлю шиллинг!

– Что?! – прорычал Гэвин. – Да твоя рожа будет вся в песке из-под копыт моего коня, когда ты туда доберешься.

Эмрис расхохотался и пришпорил свою лошадь.

В письме Филиппа из Анжу сообщалось, что он не может больше ждать и отправляется в Шотландию самостоятельно. «Что за дурацкая спешка?» – с раздражением в который раз подумал Эмрис. Самое неприятное было то, что эта творческая натура собиралась ехать на север вдоль Рейна до Антверпена и там дальше в Шотландию. А где-то точно посредине как раз этого маршрута намечалась грандиозная битва между войском Франциска I и армией Священной Римской империи. Проклятие! Художник собирался в путешествие в сопровождении какого-то купца Барди – очевидно, такого же безголового и легкомысленного, как он сам, решил Эмрис. Черт побери! Если они действительно поедут тем путем, какой указан в письме, то их ждет неминуемая смерть.