– О! Элизабет! – Мэри закрыла лицо руками и вновь расплакалась. Ее рыдания, казалось, могли разжалобить и камень. – Элизабет! Я не могу ехать в Кент! Я не могу ехать с отцом! Я думала, что могу положиться на тебя. А ты мне отказываешь! Я совсем одна! Меня никто не любит! Мне надо просто покончить с жизнью, наложив на себя руки.

Элизабет с болью посмотрела на рыдающую сестру.

– Перестань болтать ерунду! – Она пыталась собраться с мыслями и найти какое-либо приемлемое и верное решение в данной ситуации. Конечно, это ее собственная ошибка. Она слишком долго играла для своих сестер роль заботливой и любящей матери, и естественно, что Мэри привыкла во всем полагаться на нее. Если бы с самого начала Элизабет так сильно не опекала ее, сестра имела бы шанс научиться полагаться в жизни и на себя саму также. И тогда Элизабет не пришлось бы решать сейчас за Мэри ее проблемы.

Мэри успела хорошо изучить сестру и по выражению ее лица догадалась, что Элизабет вот-вот придет к какому-то решению. Надо срочно сказать ей все, пока она еще ничего не решила для себя окончательно. Спорить с ней потом совершенно бесполезно, поэтому Элизабет должна узнать всю правду сейчас.

– Французский медик сказал нечто новое, когда осматривал меня последний раз.

Элизабет с удивлением взглянула на сестру. Мэри в один миг превратилась из рыдающего и беспомощного создания в жизнерадостную и беззаботную девушку. Все же эти перепады настроения никогда до конца не были понятны Элизабет.

Мэри села поудобнее, поджав под себя ноги. Глаза ее возбужденно загорелись, и всем своим видом она сейчас напоминала ребенка, нетерпеливо жаждущего поделиться важной новостью.

– Разве тебе не интересно узнать, что он мне сказал? – возбужденно спросила она.

– Конечно, интересно! Только не сейчас.

У Элизабет оставалось всего полчаса на решение всех проблем. Надо было придумать какой-то план, который удовлетворял бы и ее, и сестру. Но она не может как следует сосредоточиться, когда Мэри болтает.

– Твоя новость не может подождать?

– Нет! – Мэри заерзала от нетерпения. – Кому еще я могу поведать свою тайну? Ты сама привела ко мне этого врача, значит, ты имеешь право знать мой секрет!

– Какой секрет?

– Недомогания по утрам, тошнота, головокружение… – Мэри с загадочным видом посмотрела на сестру. – Ну мы с тобой думали, что это новая стадия болезни, но это не так! Просто я… я..

– Что – ты? – испуганно спросила Элизабет.

– Я – беременна! – торжественно закончила сестра.

– Ты – что?!

– Беременна. У меня будет ребенок.

– Будет ребенок, – тупо повторила за ней Элизабет. Она чувствовала, что у нее начинает кружиться голова. Ей надо было переварить эту новость.

– Элизабет! Когда мужчина ложится с женщиной в постель, то потом часто бывает ребенок, – доходчиво пояснила Мэри, видя ошеломленное выражение лица старшей сестры. – У тебя теперь тоже может быть ребенок.

– У меня?

– Ну, да! Ты же спала с шотландцем, – с видом знатока подтвердила Мэри.

Элизабет потрясла головой, пытаясь уразуметь все услышанное.

– Он правда так хорош в постели, как о нем говорят?

– Прекрати! – резко оборвала ее Элизабет. – Хватит болтать глупости! Поговорим лучше о тебе! Ты сказала, что ты беременна?

– Да, верно. У меня будет ребенок от короля Генриха! – У Мэри на глазах вдруг вновь появились слезы, а голос задрожал: – Я ношу королевского сына, но я не могу заявить об этом открыто, чтобы не подвергать опасности свою жизнь.

– Королевский сын? Опомнись, Мэри! – Элизабет фыркнула. – Прежде всего, сестричка, ты пока не можешь знать наверняка, кто появится – сын или дочь. Но это сейчас и не столь важно. Верно?

– Нет, неверно! Если у меня будет сын… – Мэри мечтательно прикрыла глаза. – Ты только подумай, Элизабет! Долгожданный наследник!

– Не будь смешной! Судя по тому, как Генрих с тобой обошелся, лучшее, на что ты можешь рассчитывать, – на признание младенца незаконнорожденным сыном. И даже в таком случае он не является претендентом на трон. Ни кардинал Уолси, ни церковь, ни знать не допустят ничего подобного. Так что оставь эти бесполезные мечты. Выкинь их из головы.

– Ну почему ты всегда такая осмотрительная! – Мэри капризно надула губки. – А я-то думала, что ты обрадуешься.

Элизабет отвернулась от сестры, пытаясь хоть на минутку сосредоточиться. Сваливавшиеся на нее проблемы росли как снежный ком. Что теперь делать с Мэри? Ясно, что оставлять ее здесь нельзя. Мэри абсолютно невдомек, до чего может довести ее болтовня. Если бы она хоть могла держать язык за зубами…. А так – немыслимо их здесь оставить. Значит, Мэри надо куда-то увезти. Мэри и ее будущего ребенка.

– Я уже все придумала, Элизабет! – восторженно делилась с ней Мэри своими планами. – Мы можем поехать куда-нибудь в тихое место, пока я не рожу. С тобой вместе, потому что врач сказал, что за мной необходим уход. Он уверяет, что при хорошем уходе должен родиться вполне здоровый и крепкий ребенок. Ну вот, мы с тобой на время куда-нибудь скрываемся, здесь, во Франции, а потом, когда родится сын, я вызываю сюда Генриха и требую, чтобы он разрешил тебе заниматься живописью. Так что ты сможешь рисовать портрет королевского наследника – моего сына у меня на руках!

Элизабет ошеломленно смотрела на Мэри. Она выяснила все, что было возможно о последствиях болезни, которую та подхватила, и знала, что на конечной стадии заболевания возможны приступы безумия. Но сейчас для подобных приступов было еще рановато.

– Мэри, если твой план именно таков, то почему ты не поделилась им с отцом? – Элизабет почувствовала, что непроизвольно говорит с сестрой резче, чем обычно. – Насколько мне известно, он мечтает именно об этом.

На секунду Мэри просветлела, но потом какая-то промелькнувшая в ее головке мысль опять заставила ее нахмуриться.

– Э-э… видишь ли… Там есть еще проблемы…

– Еще?! – недоверчиво переспросила Элизабет.

– Я сегодня уже ходила к отцу. Утром. Но он мне не поверил. Он сказал, что не верит в то, что мой ребенок – от короля. Это проклятая тетя! Ну ты же знаешь мадам! Она чего только не наговорила на меня. Она убедила отца, что король не вылечился от болезни, потому что я не была «чистой». И что ребенок может быть от кого-то другого.

Мэри не стала пересказывать Элизабет свой утренний разговор с отцом более подробно. На самом деле отец вообще не поверил ни одному ее слову, грязно обругал ее и добавил, что если он выяснит, что она действительно беременна, то немедленно сошлет ее в отдаленный монастырь, где она не сможет видеться ни с кем из тех, кого она знала. Мэри вышла от отца униженная, сконфуженная и очень злая, и тут как раз ее и обнаружил отец Мэттью, который привел ее в укрытие Элизабет.

– Не сомневаюсь, что короля Генриха я смогу убедить. Он знает, что я была девственной. И я подарю ему сына, о котором он так мечтает.

Элизабет мрачно дождалась окончания исповеди Мэри и решительным шагом направилась к ступенькам.

– Отец Мэттью! – закричала она вниз.

– Куда ты? – испуганно спросила Мэри. В глазах ее явственно читалась паника. – Ты уезжаешь?

– Мы уезжаем в Италию.

– В Италию? Почему в Италию? – Мэри растерянно посмотрела на Элизабет. – А вдруг мне там не понравится? Элизабет! Послушай, Элизабет! Я совсем не хочу туда ехать!

Элизабет вновь подошла к сестре. Она должна помочь ей, хотя бы и в ущерб себе.

– Ты поедешь в Италию! – решительно сказала она. – Для тебя сейчас – это единственный выход. Мы поедем вместе. Не волнуйся! Тебе там будет хорошо!

ГЛАВА 11

Италия. Флоренция. Капелла Аннунцьято.

Четыре года спустя – апрель 1524 года

Жизнь коротка, искусство – вечно. Мужчине дарована возможность пройти по ней размашистым, широким шагом, самому выбрать дорогу, в то время как женщине…

Звук шагов внизу прервал философские размышления. Художник располагался почти у самого потолка капеллы, лежа на самой верхней площадке хитроумной деревянной конструкции, напоминавшей леса.

– Филипп! Поторопись! Они скоро уже будут здесь!

Пико, молодой красивый подмастерье, в один момент взобрался наверх. Он озабоченно взглянул на Филиппа и оглядел потолок с росписью. В следующее мгновение Пико опять скатился вниз, нетерпеливо подбежал к открытому окну и выглянул наружу.

Они находились в здании строящейся капеллы. Еще час-два назад все помещение было заполнено толпой ремесленников – каменщиков, штукатуров, облицовщиков, плотников, но сейчас здесь остались только они одни. Последние работники ушли совсем недавно, унося с собой дух веселого сплоченного братства ремесленного цеха – искусных мастеров, умеющих и любящих работать и по праву гордящихся своим трудом.

– Не беспокойся так, Пико! Маэстро знает, что мы все успеем закончить вовремя.

Художник, лежащий лицом к потолку на верхней площадке лесов, еще раз окинул критическим взглядом свежую фреску. С картины ему улыбался ангел чуть отрешенной неземной улыбкой.

Элизабет громко вздохнула. Нет, отнюдь не из-за картины… С фреской все в порядке. Она должна бы гордиться. Она должна чувствовать себя счастливой. Да, должна! Ей все удалось. У нее все получилось. Но, непонятно отчего, ощущение счастья не приходило. Почему, ну, почему она никак не может почувствовать себя счастливой?

Элизабет опять посмотрела на фреску. Вот уж совсем не от чего грустить! Краски сочные и естественные. Ангелы в лучах сияющего света, пронизывающего клубящиеся облака. Штукатурка еще не совсем подсохла, но это уже не имеет значения. Сама фреска закончена, и она может гордиться своей работой. Ей и надо заниматься работой и только работой и не думать ни о чем другом. Тогда ее не будут осаждать грустные мысли.

Да, Элизабет Болейн было чем гордиться! Она еще раз мысленно прошлась по всем этапам долгого процесса создания фрески. Фреска – один из труднейших видов живописи. Поскольку рисунок наносится на сырую штукатурку, от художника требуется ловкость, быстрота и исключительная точность руки. Настенная роспись – всегда тяжелая работа, но роспись потолка – совершенно особое задание, считающееся наиболее сложным, и только самые способные, избранные ученики маэстро допускаются им к потолочным фрескам. Старый учитель очень строг на этот счет. Да-а уж, Микеланджело действительно особо строг в том, что касается фрески.