Продукты я покупала сама — для этого Руслан выделял мне отдельные средства. Но я всегда оставляла чеки, чтобы меня не заподозрили в халатном отношении к расходованию казны. Работал он чаще всего дома, в своей комнате — писал колонку для сайта или собирал какие-то материалы для книги. Мне полагалось не отвлекать его, поэтому, открыв квартиру своим ключом, я просто заглядывала к нему, чтобы поздороваться, и шествовала на свою территорию возле плиты. Ближе к шести часам всегда приезжали Антон с Ольгой — он где-то ее подхватывал, а у нее быстро вошло в привычку ужинать тут.

В тот день никого дома не оказалось — такое тоже случалось нередко. Сгрузила пакеты на стол и на всякий случай заглянула к Руслану — действительно, никого. Я любила бывать с ним в квартире наедине, пусть он и оставался в своей комнате, а я — на кухне. Это были периоды предвкушения чуда — как будто вот-вот что-то может произойти… но так и не происходило. Ничего, зато смогу вдоволь наболтаться с мамой — теперь я вполне могла оплачивать телефонные разговоры с ней до бесконечности, что нам обеим шло только на пользу.

Включила динамик, чтобы не отвлекаться от дел. Готовка меня всегда успокаивала — думаю, в этом даже было некое мое призвание, но, превратившись в ежедневную рутину, она теперь нередко и тоску нагоняла.

— Так, мам, сколько тушить?

— Минут сорок. Только огонь убавь, — она тоже уже привыкла к таким разговорам. — Грецкий орех купила?

— Ага.

— Слушай, доча, я такой рецепт интересный нашла для салата! Там шампиньоны нужны, — мама всегда пребывала в режиме «неотложная помощь».

— Скинешь потом смс-кой, — ответила я, нарезая зелень. — Ну так что ты там начала про тетю Дашу?

— Так говорю, она сегодня опять у меня ночевала. Генка ее в запое, а ты же знаешь — он буйный. Ну вот она ко мне с ночевками и приходит. Так он сегодня полночи пьяный у нас под окнами орал, кое-как угомонился.

— Бросила бы она его уже, что ли, — эта затянувшаяся эпопея между тетей Дашей и ее муженьком достала уже не только меня, но и весь поселок.

— Не бросит, — мама вздохнула, но говорила уверенно. — Он трезвый-то — прекрасный мужик. И не пьет иногда по полгода, и руки откуда надо растут. Зато как сорвется — пиши пропало на полмесяца.

— Свекла какая-то огромная, боюсь, не проварится, — я приоткрыла крышку и снова подлила в кастрюлю воды.

— Подержи еще минут пятнадцать, а потом под ледяную воду, — мама зевнула. Устала, наверное, она работает с раннего утра и до обеда — в овощном на полставки. В поселке попросту нет хорошей работы для всех. — Анютку, твою одноклассницу, встретила сегодня. Говорит, что разводятся они уже.

Анютка с Никитой сразу после школы поженились, любовь у них была — как в романах. И гляди-ка — разводятся, даже двух лет не протянув… срок годности любой любви. Хорошо, хоть дитём не успели обзавестись. Молодцы, по-моему, что вовремя одумались. Вслух ничего говорить не стала — мама и без того знает о моем отношении к таким любовным романам, где, кроме скоропортящихся чувств, семью и скрепить-то нечем. Она сама продолжала, переключившись на новую тему:

— Я тебе деньги перевела, купишь себе там что-нибудь на день рождения.

— Мамань, — почти строго отреагировала я. — Я же сказала — не надо! Мне тут платят хорошо, и стипендия повышенная!

— Да ладно, — я незримо ощутила, как она лениво отмахивается. — Уже перевела. И это… Алин, отец твой приезжал.

Я застыла с ножом в руке.

— Зачем? — получилось сдавленно. Это нахлынувшая злость перетянула голосовые связки. Папашу мы не видели уже несколько лет — он давно переехал со своей новой семьей из поселка, я даже не интересовалась, куда именно.

Но мама смеялась:

— Представляешь, денег принес! Две тысячи. Говорит, мол, дочери на подарок передай.

Ого! Две тысячи за пять лет! Благодарна до дрожи в коленках — надо не забыть ему отбить телеграмму, омытую слезами умиления.

— А ты что? — я взяла себя в руки и продолжила нарезать морковь кружочками.

— А я ему веником в морду! — она смеялась искренне.

— Молодца! Зена — королева воинов! — похвалила я родительницу.

Но она продолжила уже более спокойным тоном:

— Алин, он плохо выглядит. Уж не знаю, заболел ли или дома у него нелады, я не спрашивала.

— Ну и х… хрен с ним, — отрезала я.

— Да, наверное… Но все-таки не чужой же человек, — мама почему-то вздохнула. Потом собралась и завела свою обычную волынку: — Алин, ох, не нравится мне вся твоя затея…

Разговор у нас этот повторялся в разных вариациях чуть ли не ежедневно все последние дни:

— Все хорошо будет, мам. В крайнем случае, просто денег заработаю — все тебе полегче.

Она словно ожила, припомнив:

— А я ведь нашла книгу этого твоего Владимирова! Две ночи почти не спала, читала. Просто невероятно! Мне даже не верится, что ты лично знакома с таким глубоким человеком… Я вообще не представляла, что современные прозаики способны так писать! Когда тебя увольнять будут, попросишь для меня автограф? И вторую книгу мне пришли, в интернете нигде не скачать, а у нас не продают… Поверить не могу, что он так молод!

— Ну вот, а я тебе о чем говорю! — моя мама была заядлой читательницей, а я вот книгу своего будущего мужа так и не осилила. — И красавчик еще!

Она рассмеялась тихо:

— Внешность — это дело вкуса. По мне, так обычный. Приятный, конечно, но ничего особенного, судя по фотографиям.

— Ну ты даешь! — возмутилась я. — Лицо-то какое мужественное — скулятник там, все дела. И глаза голубые! Чего еще тебе надо?

— Это да, — примирительно согласилась она. — И чем больше ты рассказываешь о его характере, тем больше мне не нравится твоя идея. Человек, похоже, очень хороший — таких сейчас днем с огнем… Сразу видно — творческий, мудрый, великодушный. Как тебе хватает совести влезать в его отношения с невестой, если у них все так ладненько?

— Совесть придумали для тех, кого не получилось обуздать религией, мам. И все верно, он именно такой! — подписалась я под ее характеристикой. — Вот я и составлю этой прелести лучшую партию. А не эта… крыса черноволосая.

— Доча! — осекла меня мама. — Откуда такая поверхностность? На тебя совсем не похоже. Крыса — это очень грубо и субъективно! А объективно?

Я призадумалась, но быстро нашла ответ:

— А объективно… они вообще друг другу не подходят. Потому что слишком похожи! То ли буддисты, то ли идеалисты — и еще неизвестно, что хуже. Можно, конечно, и о высоких материях трепаться и ближних возлюблять, но кто-то в семье должен знать, где находится ЖЭУ и как пожарить картошку. Да уметь с сантехником в случае необходимости поругаться, — моя собеседница хмыкнула, видимо, соглашаясь с этим аргументом. — И Руслан это сам понимает. Думаю, потому-то он и держится так усердно за своего друга. Тот у них… вроде как привязки к реальной жизни, единственный тут возглас рациональности.

— Не знаю, права ты или нет… — она еще и сомневалась! — Про свеклу не забыла? А как друга-то зовут?

Я фыркнула, переставляя кастрюлю в раковину:

— Имя этого-то козлодоя тебе зачем? Познакомлю, если он будет свидетелем на нашей свадьбе, а пока не забивай свой системник ненужной инфой.

— Плохой человек? — уточнила мама.

— Смотря с кем сравнивать, — пожала плечами, будто она могла это видеть. — Если с самим Русланом, то просто черт из табакерки. Эти двое ангелочков его терпят только потому, что… ну я уже раньше объяснила. Он продает талант Владимирова задорого и совершенно беспринципно, без него ничего бы этого и не было. Наш буддист-идеалист сейчас сидел бы на попе инженером, скидывая свои шедевры в стол… в лучшем случае! Но сам друг тоже неплохо нажился, думаю. Так что он пузо рвал не из чистого милосердия. И не просто так продолжает крутиться рядом — Руслан его еще озолотит, а этот своего не упустит.

— Ох, Алин, как же мне не нравится твоя затея…

Теперь я уже не сдержалась, завопив совсем по-детски:

— Ну ма-ам!

— Доча, — она почему-то вознамерилась настаивать более решительно. — Если это все из-за меня, то напрасно! Думай только о своих интересах! А я… совершенно, абсолютно счастлива! Помнишь же — если что-то не так с миром, то проблема в тебе, а не в мире.

— Как же, помню, — я ответила, но голос сбился. — Оправдание для тех, у кого больше ничего нет, кроме овощей до обеда и рева соседского алкоголика по ночам. Я вытащу тебя оттуда!

— Глупости, доченька, я же счастлива!

Я откинула нож в сторону и сжала кулаки до боли. Она счастлива! Моей матери всего лишь сорок, а она уже заживо похоронена под этой грудой сплетен про Анютку, Никиту, тетю Дашу и ее буйного муженька. Всего лишь сорок, а она считает себя старухой, которой осталось дожить отведенное. Счастлива она, как же! Да она же прорыдала, поди, всю ночь после последнего визита папаши, счастливица моя. Да она же звонка моего ждет, как единственного значимого события за весь день! Потому что ничего больше, ничего у нее не осталось важного. Даже книг себе купить не может, сколько хочется, я уж не говорю, что никаких театров или выставок в поселке нет, а по ним душа ее возвышенная тоскливо воет по ночам. Она ничего из своих бед не заслужила — все ее грехи были только по наивности молодости, так сколько же можно за них расплачиваться? Мама что-то еще говорила спокойным голосом, пытаясь меня убедить, но я не могла отвечать. Вытерла глаза, подняла лицо к потолку, проморгалась, но слезы почему-то снова застилали глаза. Так, надо собраться, у меня еще есть работа, скоро уже все приедут. Я спонтанно повернулась в сторону дверного проема.