Я молчу и упрямо смотрю на птиц. И мои глаза слезятся от этого!

— Но ведь ты не можешь этого изменить… — шепчу спустя целую вечность.

— Не могу. — Он ведет носом по шее, и тысячи мурашек разбегаются, кто куда, по моей коже. — Но я могу заменить их другими.

Всхлипываю. Телом проносится дрожь. Меня бросает то в жар, то в холод. Ненавижу его! И хочу… Чертова амбивалентность во всех ее трех типах одновременно.

Теплые губы касаются основания шеи. Я слышу, как его сердце колотится рядом с моим. Я знаю, что для него это все серьезно… Но я не уверена, что могу простить. Я совсем не уверена… А между тем он поднимается выше и выше, наклоняет мою голову и мягко, неторопливо, со вкусом впивается в мой рот. Я должна оттолкнуть его. Я должна… Но вместо этого мои пальцы сжимаются на его рубашке и притягивают Балашова еще ближе. Он тихонько рычит. Подталкивает меня к дереву, просовывает ногу между моих ног и отпускает себя. Кажется, он везде… В каждом миллиметре пространства. Все оно — это он. Его губы, руки и хриплый шепот, которым Демид меня околдовывает.

В себя приводит лишь отрывистый звук клаксона. Я отшатываюсь от Балашова, касаюсь рукой губ. В попытке стереть его поцелуй? Или… Вскидываю взгляд. Он совершенно невменяем. Как тогда, в квартире. И головой трясет, как тогда. Я сглатываю, опускаю взгляд. Скольжу вниз по тяжело вздымающейся груди, задерживаю взгляд на бугре, натянувшем брюки…

— Извините, Лена попросила сказать, что гости в сборе, — звучит за спиной отрывистый голос. Я каменею, не решаясь обернуться. Понятия не имею, как объяснить матери, почему ей не следует быть с этим мужчиной. Но я что-нибудь придумаю.

— Мы сейчас подойдем.

— Отлично, Марьяна, я…

— Думаю, нам не о чем говорить. Вы, главное, матери ни о чем не проболтайтесь. У нее с сердцем плохо. Я из-за нее тогда не стала поднимать шум, а не потому, что вы закрыли дело.

— Понимаю. Только и вы поймите… Освидетельствования не было. Ваши слова — против слов Демида. У меня не было причин верить именно вам.

— А ему, значит, были?

Не выдерживаю. Оборачиваюсь. Бросаю на следователя испепеляющий взгляд.

— Знаменитые люди зачастую становятся жертвами провокаций, — пожимает плечами Воронов. — А у вас даже свидетелей не было. Водитель скорой, и тот…

— Да его же просто купили! — закричала я и бросила злой взгляд на Демида.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Тогда я этого не знал.

— А если бы знали?! Что бы изменилось? Хотите сказать, что отправили бы на нары гордость нации?

Не знаю… Меня несет. А вот Сергей Михайлович остается спокойным. Он переступает с ноги на ногу, косится на Балашова и без всякого заискивания перед ним отвечает:

— Не факт, что отправил бы. Но попробовал бы точно…

Его ответ такой неожиданный, что все другие слова замирают в моем горле. Я стою перед этим мужчиной, как боксер, проигравший бой, и не знаю… просто не знаю, что делать дальше.

— Держитесь подальше от моей матери! — наконец выдаю я и, натянув на лицо улыбку, шагаю навстречу подоспевшим Веденеевым.

— Ну, вот вы где! А мы вас повсюду ищем, — улыбается дядя Коля, обнимает меня и, как в детстве, зажимает нос между указательным и средним пальцами. — Вышли посмотреть, как буржуи строятся? О, Демид, привет! А это…

— Сергей. Будущий муж Леночки. Приятно познакомиться.

Жмурюсь и считаю про себя до десяти. Моя жизнь — какой-то гребаный День сурка. Ненавижу!

Глава 6

Демид

Я люблю здесь бывать. В кругу этих простых преданных друг другу людей. Так я чувствую себя частью чего-то целого. Частью большой и дружной семьи… И мне это нравится. Нравится, как я себя ощущаю рядом с ними. Я словно становлюсь лучше, чем когда-либо был. Ярость, живущая во мне, утихает. Демоны, пожирающие меня изнутри, смиренно опускают головы. И на меня снисходит покой. Я почти счастлив. Мое счастье пахнет пирогами, расставленными в вазах хризантемами и дымком из камина, который Лена предложила зажечь, когда похолодало.

Перевожу взгляд на Марьяну. Она стоит у окна, обняв себя за плечи руками, хотя в доме уже тепло. Языки пламени, отражаясь в заплаканных стеклах, лижут березовое полено. Звенит хрусталь и раскатистый смех, а все же начавшийся дождь настойчиво и мерно барабанит в окно. Подхожу и становлюсь рядом. Знаю, что не имею на это права, но если бы я оглядывался на мораль, проиграл бы гораздо раньше.

— Все же дождь…

Ага. Замечание на миллион долларов. Чувствую себя дурак дураком. Марьяна оборачивается, и в ее глазах я читаю то же самое. Она долго молчит, не слишком обрадовавшись, что я нарушил ее покой, но потом все же замечает:

— Интересно, когда закончится эта стройка, — короткий кивок головы указывает на соседский дом, внутри которого, несмотря на выходной день и непогоду — кипит работа. Я думаю всего секунду, прежде чем выложить на стол карты. В конце концов, я давно ищу повод сделать это.

— К Новому году обещают закончить.

Она снова оборачивается. Задерживает на мне взгляд и недоверчиво качает головой:

— Я должна была догадаться… Зачем тебе это?

— Зачем мне дом?

— Зачем тебе дом рядом с домом моей матери?

— Здесь отличное место. А я давно мечтаю вот, чтобы так, с нуля, под себя все сделать. Там и для Полинки комната есть. Хочешь посмотреть?

Вижу, что любопытство борется в Марьяне с нежеланием остаться со мной наедине. Улыбаюсь и подталкиваю её к выходу.

— Пойдем, я не кусаюсь.

— Эй, вы куда? Дождь ведь, — идет за нами следом Лена.

— Покажу Марьяне дом.

— А… — виновато улыбается та дочке. — Наконец рассказал ей?

— Ты знала? — удивленно расширяет глаза Марьяна.

— Знала, конечно. Но Демид готовил тебе сюрприз, и я помалкивала. Вот, возьмите зонт!

— Поверить не могу!

Забираю из рук будущей тещи зонтик, снимаю с вешалки дождевик, и пока Марьяна не наговорила матери лишнего, надеваю его на плечи.

— Пойдем. Пока дождь немного утих.

— Я хотю с вами!

— Нет-нет, Полин, там дождик. Побудь с бабушкой, хорошо?

— Я лучше с дедом Силожей… — Полинка, не слишком расстроившись, что мы ее с собой не взяли, несется к Воронову и забирается к нему на колени. Их взгляды с Марьяной скрещиваются, и я вижу, как плотно сжимаются ее челюсти. Ей явно нужно остыть. Переключиться. Натягиваю на голову капюшон и открываю дверь.

— Похоже, мамин жених понравился нашей Полинке.

Из-за шума дождя говорить приходится чуть громче, чем обычно.

— У нее вообще так себе вкус на мужчин.

Улыбаюсь, понимая, на кого намекает Марьяна, хотя ничего смешного здесь нет. Но если ко всему относиться серьезно — далеко мы не уедем. В нашей с ней ситуации главное — не накалять. Что я и делаю. По крайней мере, пытаюсь.

— Не слишком ли большой дом для тебя одного?

— Я не теряю надежды, что у меня здесь будет компания, — рублю правду и осторожно касаюсь пальцами ее губ. Резким движением головы Марьяна сбрасывает мою руку.

— Уверена, что очередь из на все готовых красоток, протянется аж до конца улицы.

— Мелко берешь, — зло бросаю я, прежде чем успеваю остановиться. Дерьмо! И знаю ведь, что с ней так нельзя, но иногда срываюсь. Берет верх бешеный темперамент, который рядом с Марьяной мне то и дело приходится сдерживать. Чтобы, не дай бог, ее не напугать. Но сегодня, кажется, я бессилен. Матерюсь. Резкими дергаными движениями складываю зонт и скидываю капюшон. Напряжение, повисшее между нами, такое плотное, что его можно резать ножом. Вдруг дверь на веранду открывается.

— Какие люди, и без охраны! — радуется моему появлению прораб. — Ну, Демид, ну, молодец… Мы с ребятами смотрели бой. Чуть вся работа не встала…

— В доме? — спрашиваю, протягивая ладонь.

— Во всей округе! — ухмыляется тот и трясет мою руку двумя руками сразу. — Сумасшествие какое-то было.

Мне кажется, или Марьяна фыркнула? Вот, кого уж точно не впечатляют мои спортивные достижения — так это её. Впрочем, неудивительно. Я знаю, как сильно её сломал. Потому что после случившегося был рядом с ней. Потому что именно я вытирал ее слезы и разгонял кошмары. С того самого момента, как на стол передо мной легла папка с информацией о Марьяне, и я узнал, где мне её найти.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Мы с Марьяной хотели посмотреть, как движутся работы, — прерываю нескончаемый поток восторженных слов и киваю на дом. Игорь переводит взгляд на мою спутницу, только сейчас ее замечая. Трясет уже ее руку и проворным жестом фокусника распахивает перед нами входную дверь.

Прежде чем войти, Марьяна неуверенно оглядывается на меня. Она до сих пор боится, что я на неё наброшусь. Точно так же она на меня смотрела и тогда, когда я впервые появился

Я чудом успеваю подставить ногу и помешать ей захлопнуть дверь прямо перед моим носом.

— Постой, Марьян, я тебя не обижу…

— Что тебе надо? — спрашивает она и смотрит на меня бездонными больными глазами.

— Я хотел извиниться.

— Хорошо. А теперь уходи.

— Не могу, — качаю головой. — Я должен убедиться, что с тобой все в порядке.

— В порядке? — как попугай переспрашивает она и вдруг начинает смеяться. Я шагаю в квартиру, и она шарахается от меня, как от прокаженного. Смех обрывается, но еще звенит под потолком, когда она кричит: — Уходи! Немедленно! Убирайся…

— Послушай, в тот день я просто слетел с катушек. Мне очень жаль, что все так вышло. Мне очень жаль, слышишь? Скажи, что я могу сделать, чтобы загладить вину? Хочешь куда-то поехать, чтобы развеяться, я не знаю… в Монте-Карло или Дубай? Или, может быть, тебе нужен психолог? Я найду! Самого лучшего найду, хочешь? — я мечусь по ее прихожей и этим только еще больше её пугаю. Замираю, довольно поздно осознав этот факт, и распрямляю руки по швам — ну, вылитый пай-мальчик.