Стискиваю кулаки и решительно шагаю за порог. К счастью, Полинка куда-то убежала и не слышит набирающего обороты скандала.

— Что здесь происходит?

— Этот сумасшедший напал на меня! Маньяк! — Настя вырывает руку из крепкого захвата Балашова. — Он… он меня лапал! Не удивлюсь, если и изнасиловать хотел. Ему не привыкать…

Перевожу взгляд на Демида. Он выглядит настолько… ошалевшим, что я с трудом подавляю нервный смех. А потом на смену удивлению в его глазах приходит страх… Страх, что я поверю ей, а не ему. Мое сердце сжимается. Я сглатываю и перевожу взгляд на Настю, которую, оказывается, совсем не знала. И которой столько лет позволяла подпитывать свою неуверенность, лелеять свой страх…

— Пошла вон.

— Ч-что?

— Пошла вон из моего дома. Сейчас же. Немедленно. Убирайся.

Она бормочет что-то невнятное, но я уже не слышу ее. Подхожу к Балашову, улыбаюсь ему дрожащими губами, хотя мне хочется плакать от облегчения, написанного на его лице. Встаю на носочки, закидываю руки ему на шею и, будто ничего не случилось секундами ранее, шепчу:

— Я там до вина на верхних полках не могу дотянуться… Поможешь?

Эпилог

— Стой… Эй! Да стой ты, куда бежишь?

Ловлю Марьяну за руку, оттесняю к краю дорожки, пока она не упирается спиной в шершавый ствол старой липы, пряный аромат которой оседает горькой сладостью на языке. После того, как мы вышли из кабинета ее гинеколога, я ожидал чего угодно: истерики, слез, но не того, что она рванет прочь, будто за ней бесы гонятся. Поднимаю ладонь, касаясь покрытого испариной лица жены, и улыбаюсь. Сыто… довольно. Торжествующе! Потому что после более чем года попыток, нервотрепки и разочарования у нас, наконец, получилось… Веду ладонью вниз и замираю, распластав пятерню внизу ее живота.

— У нас получилось, — озвучиваю свои мысли, улыбаясь, как последний дурак.

— Угу. Получилось.

— Ну, что такое, детка? Что-то не так? Ты не рада?

— Конечно, рада, глупый! Просто…

— Ммм?

Она опускает взгляд мне на грудь и, отчего-то смутившись, ведет указательным пальцем на юг.

— Просто… теперь нам больше не нужно быть вместе по расписанию, оглядываться на овуляцию, копить силы… и соблюдать предписания врача?

— Эээ… Да, — осторожно качаю головой, кажется, понимая, куда клонит моя девочка. Так уж получилось, что эта беременность далась нам нелегко. Мы были вынуждены здорово пересмотреть свои взгляды на интимную сторону жизни, подчинив ее требованиям докторов, а не своих желаний. И это несколько напрягало. Тогда! Но теперь… Касаюсь указательным пальцем подбородка Марьяны, заставляя ее на себя посмотреть, и выдыхаю: — О, черт, детка! Черт…. Черт… черт!

Тону в сладком предвкушении, плещущемся в ее глазах. Отступаю на шаг, обхватываю запястье, и на буксире тащу к машине, припаркованной чуть в стороне. Двери Хаммера хлопают, отсекая нас от всего остального мира. У меня крепко стоит. Марьяна тоже едва держится — я вижу, как несладко ей приходится. Как она комкает в ладонях свое летнее платье и с силой сжимает ноги, чтобы ослабить узел напряжения, сковавшего тело.

— Господи, я очень-очень плохая! — стонет она, видимо, так и не сумев отвлечься.

— Почему? — моя улыбка расползается шире.

— Потому что прямо сейчас сбылась моя самая заветная мечта! Мне бы радоваться, правда? А все, о чем я могу думать — так это о том, что мы, наконец, можем нормально потрахаться. Ты превратил меня в чертову нимфоманку!

— Неужели?

— О, да! Я плохая… Очень-очень плохая. Я просто чудовище…

— О, да… — посмеиваюсь тихонько, повторяя за ней.

— Не смейся! Я правда хочу тебе предложить кое-что… кое-что ужасное…

— Предлагай! Ты же знаешь — с тобой я согласен пуститься во все тяжкие.

— Как ты думаешь, это будет слишком ужасно, если мы вернемся домой со стороны третьей улицы?

— Зачем? — моргаю я.

— О господи, не тупи, Балашов! Конечно же, чтобы мама с Полинкой не засекли, что мы уже дома, и у нас появлялась бы пара часов, чтобы…

— Чтобы нормально потрахаться?

Марьяна кивает и со стоном прячет пылающее лицо в ладонях:

— О боже, я ужасная мать… Я знаю.

— Истинное чудовище, — шепчу я, чуть сбавляя скорость и обхватывая ее бедро ладонью.

— Ч-что ты делаешь? — всхлипывает Марьяна.

— Делаю тебе хорошо.

Скольжу пальцами чуть выше. Еще, и еще. Туда, где раскаленная влажная плоть обжигает мои прохладные пальцы. Стонем в унисон. Марьяна чуть съезжает вниз по сиденью. Бесстыже раздвигает колени, облегчая мою работу. Каждый раз, когда я вижу ее такой — благодарю господа за то, что наш первый раз не превратил мою девочку в ледышку, несмотря на все мои старания. Вот где была бы потеря потерь. Раздвигаю влажные складочки, Марьяна всхлипывает. Дергает бедрами навстречу моей руке. Юбка платья сбилась в районе талии, и она выглядит ужасно помятой. Марьяна… не юбка, как вы, должно быть, подумали. А еще горячей, как ад. На мгновение отвлекаюсь от дороги, убегающей под колесами, и впиваюсь взглядом в лицо жены. Её ресницы опущены, на висках и над губой собрались бисеринки пота. Чуть влажные от испарины волосы упали на лоб и слегка завились. Что ж… похоже, нас ждет занятное времечко. Я помню, какой чувствительной стала Марьяна, когда кормила Полинку. Однажды, прямо перед тем, как она меня выставила, я довел ее до оргазма, просто лаская грудь. Гормоны — такие гормоны.

Воспоминания захлестывают меня, и на несколько секунд я забываю о том, что планировал сделать. Удивленная и разочарованная моей заминкой, Марьяна открывает глаза и поворачивается ко мне. Ее аппетитная увеличившаяся из-за беременности грудь возбужденно вздымается, и я снова залипаю.

— О чем ты задумался? — спрашивает она, смочив языком пересохшие губы.

— Да так. Вспоминаю, как ты кончила со мной в первый раз.

— И что же? Хочешь повторить? — в ее глазах скачут игривые бесенята, и я не могу упустить случая, чтобы тоже её немного подразнить:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Подумываю над этим.

— Над чем же тут думать? — Марьяна ерзает, прижимается к моим пальцам тесней.

— В прошлый раз ты прогнала меня как раз после этого.

— Какой же глупой я была, правда?

Я возобновляю ласки рукой, отчего гласные в словах Марьяны обретают какую-то новую, обычно несвойственную им протяжность. На мой член ложится ее ладонь. Шиплю и с шумом выталкиваю из легких воздух. В общем, когда мы благополучно, сделав круг по третьей улице, тайком, как два воришки, паркуемся у черного хода в собственный же дом, страсти раскаляются до предела. И все, что я планировал, пока мы ехали, отходит на второй план. На прелюдию просто не остается терпения. Марьяна наклоняется, чтобы стащить с себя обувь, и на этом все… Все! Подталкиваю ее к трюмо, задираю юбку на спину, высвобождаю член и без всякой подготовки в нее толкаюсь, заставив сильнее прогнуться. И это просто охренительно. Видеть в отражении зеркала, как ее лицо меняется от накатывающего удовольствия, как мягко покачивается ее грудь от моих толчков. Но мы так накалены, что это не может продолжаться вечно. Я взрываюсь в ее тесных тугих глубинах в тот же миг, как улетает она сама. Это невозможно прекрасно, да. А еще мало… очень и очень мало, после всего. Медленно выскальзываю и тяну Марьяну за руку к лестнице. Я хочу ее снова. И снова… И снова. Мы идем в душ, быстро моемся и возвращаемся в спальню. Мы так спешим, что даже не вытираемся толком. Не отпуская моего взгляда, Марьяна развязывает узел на полотенце и опускается на постель. Откидывается на локти, сдвигается ближе к изголовью и приглашающе разводит ноги в стороны. Ну, я тоже не дурак, чтобы отказываться от такого приглашения. Сажусь рядом. Закидываю сначала одну точеную ножку на плечо, затем другую… Накланяюсь ниже, опаляю дыханием плоть, но в последний момент сбиваюсь с курса. Потому, секс сексом, но… Там, внутри, мой малыш. И я почему-то уверен, что это будет мальчик. Еще совсем недавно эта новость вогнала бы меня в панику. Потому как, ну, что я знаю о воспитании мужчин?! Но сейчас, к удивлению, я не чувствую ничего, кроме абсолютной уверенности в правильности происходящего. С помощью Марьяны я будто сбросил с себя оковы. Ей каким-то чудом удалось убедить меня в том, что я действительно чего-то стою. И не только как спортсмен. Она так радуется за меня, так гордится каждым моим достижением, что даже если бы я захотел, не сумел бы ее разочаровать.

— Тук-тук… Это я, сынок, твой папа. Немного поздно я представляюсь, да? Ты ведь уже успел со мной познакомиться…

Марьяна хрюкает, понимая, куда я клоню. Ее живот дрожит от смеха. И, наверное, от миллиарда других эмоций и чувств, которые плещутся на дне ее глаз. Любви… нежности… страсти.

Моя любовница, моя соратница, мой самый лучший друг… Как хорошо, что я не сдался, не опустил руки и в конце концов добился таки своего. Что давало мне силы? Не знаю. Я упертый сукин сын, да, спросите кого угодно…

— Тук-тук, папа. Это я, твой сын. У мамы в животике мне сытно, тепло и спокойно, а до тебя мне пока дела нет… Так что хватит болтать! Займись делом, папа. Пока не пришла моя неугомонная сестра…

Такого приказа я просто не могу ослушаться. Опускаюсь ниже… еще ниже, касаюсь смеющимися губами напряженного бугорка, втягиваю в легкие аромат Марьяниной страсти и окончательно теряю голову.


Конец