Как хорошо он ее знает! Не надерет она ему уши. У нее есть куда более эффективное орудие усмирения. Она разочарованно покачала головой:

— Я думала, ты научился дарить свои работы тем, кто менее удачлив.

— Он не менее...

— Что ты решил быть великодушным, — напомнила она.

Генри повесил голову. Но тут же сунул игрушечного солдата младшему мальчишке, который немедленно схватил подарок и убежал.

— Пусть только сломает, и я сверну его чертову шею, — промямлил Генри.

Алана укоризненно щелкнула языком.

— Не забудь: великодушие согревает сердце, тем более что ты легко можешь вырезать еще десяток таких игрушек.

Генри виновато вздохнул:

— У меня ушло четыре часа на то, чтобы ее вырезать. Работал до поздней ночи, а наутро заснул в классе, и меня за это наказали. Он украл солдатика из моего сундука. Может, стоит научить его не красть, вместо того чтобы требовать от меня отдавать то, на что ушло несколько часов тяжелого труда?

Алана застонала и попыталась удержать его, но Генри был слишком проворен. А она была слишком строга с ним. И ее тревоги не оправдывают такого поведения. Завтра она извинится перед ним, а сейчас пора домой.

Но Генри поймал ее у двери, когда она завязывала плащ, и крепко обнял за талию.

— Я не хотел вас обидеть. Не хотел, — серьезно прошептал он.

Она погладила его по голове.

— Знаю, и это я должна извиниться. Подарок не подарок, если не отдан добровольно. Завтра я верну тебе игрушку.

— Уже вернул, — отмахнулся он, отступая. — Ему просто нужно было меня довести. Потом он сразу пошел в спальню и бросил ее на постель. А ведь я готовил подарок для вас, учительница. Для вашего дня рождения. В пару той, первой.

Она взяла протянутую фигурку. Солдатик был изображен в мельчайших деталях, Алана широко улыбнулась:

— Ты подобрал мне в пару солдата?

— Они храбрые. Для мужчины это главное. И понадобится много храбрости, чтобы...

Она поняла его мысль и со смехом перебила:

— Неужели я такая страшная, что только отважный мужчина способен на мне жениться?

— Дело не в этом, а в том, что у вас здесь. — Он постучал себя пальцем по лбу. — Женщинам не пристало быть такими умными, как вы.

— А мой дядя считает иначе. Он дал мне образование. И мы живем в просвещенный век, Генри. Мужчины не такие варвары, как раньше. Они стали галантнее.

— Если Мэтью Фармер так считает, значит, это правда, — кивнул он, немного подумав.

Алана вскинула брови:

— И никаких аргументов в поддержку твоего мнения?

— Нет, мэм, — ответил он, так быстро, что она снова рассмеялась. Дети обожествляли ее дядю. И конечно, согласятся с любым его высказыванием.

Алана взъерошила волосы Генри.

— Я все равно поставлю солдатика рядом со своим изображением. Он будет защитником девушки. И ей это понравится.

Мальчик просиял. Похоже, он принял решение за нее. Как она может бросить преподавание?

Порыв холодного ветра едва не сбросил с нее шляпку. Придерживая тулью, она поспешила к ожидавшему экипажу. Остается надеяться, что Мэри зажгла жаровню. Она была няней Аланы до того, как стать горничной, а иногда и дуэньей. Но Мэри старела. Она могла бы подождать в приюте, но предпочитала тишину экипажа, где можно спокойно вязать.

Алана считала, что глупо заставлять кучера ждать у обочины. Он мог уехать и вернуться к назначенному времени. Но Поппи не желал допускать ничего подобного. Алане не позволяли дожидаться экипажа и покидать дом без полного эскорта, включавшего двух лакеев и женщины, служившей ее компаньонкой.

Первые шесть месяцев преподавания в приюте компаньонкой была леди Аннетт. И хотя она поддерживала благотворительные начинания, все же решительно не одобряла каждодневного посещения приюта, потому что со стороны казалось, что Алана вынуждена зарабатывать себе на хлеб. Но постепенно Аннетт полюбила детей не меньше своей подопечной и даже стала давать уроки. И искренне этим наслаждалась, пока лорд Адам Чапмен не поймал их, когда они выходили из приюта.

— Алана?

Лакей, державший дверь экипажа открытой, снова закрыл ее, чтобы Мэри не простудилась.

Ну вот. Только вспомни о дьяволе...

Адам снял шляпу. Она тепло улыбнулась. В его присутствии Алана всегда расслаблялась и относила это за счет его дружелюбия и редкостного чувства юмора.

— Я не забыл, какой сегодня день, — продолжал лорд Чапмен, протягивая ей букет желтых цветов. — Знаменательный день для многих молодых леди.

Зачем он употребил слово «знаменательный»? Это напомнило ей о том, что ждет дома.

— Спасибо, — кивнула она. — Но где вы нашли цветы в это время года?

— У меня свои источники. — Он таинственно улыбнулся, но тут же со смехом признался: — У матушки есть теплица... за которой ухаживают ее садовники. Сама она своих прелестных ручек не запачкает. Даже ради не менее прелестных цветов.

Его родители жили в Мейфэре, но Адам сказал, что у него есть своя квартира, недалеко от приюта, и раза два в неделю он проходил мимо, как раз когда она садилась в экипаж. Адам всегда останавливался поболтать с ней, с интересом слушал истории о проделках детей и изредка рассказывал о себе.

Алана познакомилась с Адамом, потому что Аннетт знала его до того, как вышла замуж за лорда Хансена. Как-то днем он проходил мимо приюта, когда Алана и Аннетт показались на крыльце, и тепло приветствовал Аннетт. С тех пор он постоянно старался встретиться с ними и возобновить знакомство. Аннетт была с ним вежлива, но холодна и официальна и, несмотря на все расспросы Аланы, не хотела сказать, в чем дело. Вскоре она прекратила ездить в приют, но это не остановило Адама. Алана была польщена, когда ей стал уделять внимание красивый и обаятельный джентльмен. Он был ровесником Аннетт, но в свои тридцать три выглядел много моложе.

Алана снова подумала, не стоит ли пригласить Адама на ужин и познакомить с Поппи... но нет, не сегодня. Она приглашала его несколько раз и до этого, но он был вынужден отказываться, потому что уже договорился с кем-нибудь о встрече. Но скоро...

К этому времени она замерзла настолько, что была вынуждена прервать беседу. Мэри, должно быть, тоже встревожилась, потому что приоткрыла дверь экипажа и позвала Алану:

— Пора ехать, дорогая!

— Вы правы, — согласился Адам, и протянул руку, чтобы помочь ей сесть в экипаж. — До следующей случайной встречи, — улыбнулся он.

Алана, смеясь, захлопнула дверь. Эти встречи только казались случайными. Он точно знал, в какую минуту она покинет приют, и всегда старался пройти мимо, чтобы немного поболтать.

Графский сын, отпрыск богатой семьи, Адам был тем человеком, которого Поппи, несомненно, одобрил бы. И сегодня он подарил ей цветы! Определенный знак того, что он собирается поднять их отношения на новую ступень. Неужели он ждал, пока ей исполнится восемнадцать, чтобы начать ухаживать? Вполне возможно. В прошлом месяце он даже упоминал о женитьбе, хотя она была уверена, что для него просто настало время завести семью. Она даже не помнила, по какому поводу зашел разговор, хотя именно тогда он стал ее третьим решением. Или станет, если начнет ухаживать за ней, как полагается.

Глава 3

Алана редко нервничала. Возможно, немного волновалась перед появлением нового наставника, но все это было чепухой по сравнению с тем, что испытывала сейчас, направляясь в кабинет Поппи. Что, если тот будет настаивать, чтобы Алана продолжала идти по дороге, подготовленной Аннетт? Она готовила Алану к дебюту в лондонском обществе. Предполагала, что Алана последует примеру других молодых леди ее возраста. Сначала Алана мечтала о бесконечных балах и приемах, где можно встретить красивых молодых поклонников, а потом обнаружила, какую радость доставляют ей дети. Она подумать не могла о том, что можно бросить работу в приюте.

Но понимала, что эти два мира несовместимы.

— Тебе придется оставить преподавание, — не раз предупреждала Аннетт. — Ты целый год преподавала, и это очень благородно, но не имеет ничего общего с твоим будущим.

И подруга Аланы Харриет, младшая сестра одной из приятельниц Аннетт, твердила то же самое:

— Твой муж не позволит тебе ничего подобного. Он потребует, чтобы ты оставалась дома и воспитывала собственных детей.

В этом и заключались трудности Аланы. Поэтому она привечала Адама и жалела, что он никак не хочет яснее выразить свои намерения. Не потому, что любила его. Просто он восхищался ее преданностью детям. И говорил это много раз. Если он станет ее мужем, конечно, не запретит преподавать в приюте!

Собравшись с духом, она быстро зашагала к кабинету. Генри помог ей принять решение. Да, она нервничала, но из-за того, что было на уме у Поппи. Ее собственные планы ясны. Она надеялась лишь, что он не запретит ей посещать приют теперь, когда сезон вот-вот начнется и дебют вот-вот состоится. Алана считала, что это единственная причина его дурного настроения.

Кабинет Поппи был одной из ее любимых комнат трехэтажного особняка. Там было уютно, особенно зимой, когда разжигали камин, и очень светло, потому что комната была угловая, с окнами, тянувшимися по двум стенам, и кремовыми обоями, контрастировавшими с более темной мебелью. Она проводила здесь много вечеров, читая Поппи вслух. Иногда они беседовали. Он всегда расспрашивал о ее занятиях.

Когда она тихо вошла в комнату, Поппи ничего не сказал. Он сидел в кресле перед камином и продолжал молчать, пока она не села в другое кресло.

Взглянув на дядю, она с изумлением поняла, что тот нервничает еще сильнее, чем она!

Она впервые в жизни видела его в таком состоянии. Когда этот оплот ее жизни бывал чем-то встревожен? И лежавшие на коленях руки судорожно стиснуты. Кажется, он сам этого не замечал. И избегал встречаться с ней взглядом, упорно уставившись на ковер. В лице и позе читалось такое напряжение! И похоже, он стиснул зубы... возможно, пытается казаться задумчивым, но ее не одурачишь!