Билли открыл дверь и прошел за ней в гостиную. Мама села на кожаный диван. Билли стоял в дальнем углу комнаты. В руках у него был стакан, в котором плескалась прозрачная жидкость. Он не предложил ей выпить.

«Прошлой ночью все вышло из-под контроля», – начала она.

«Я не отказываюсь от своих слов».

«Знаю. Мне просто жаль, что тебе понадобилось двенадцать лет и литр водки, чтобы рассказать мне о своих чувствах».

Мама вновь напомнила себе, что не стоило повышать голос и злиться.

«Дело не в водке».

«Как ты теперь предлагаешь поступить?»

«Мы ничего не можем сделать».

«Если хочешь рассказать Миранде правду и пересмотреть наш уговор, мы это сделаем. Можем поговорить с кем-то, кто посоветует, как лучше поступить».

«Слишком поздно».

Билли отвернулся и поглядел в окно, выходящее на ухоженный задний дворик.

Мама подошла к нему и приподняла руку, чтобы сжать его плечо.

«Билли, мы справимся с этим».

«Не трогай меня, пожалуйста».

Ее рука застыла рядом с его головой.

У Билли были густые темно-рыжие волосы. Мама каждое утро находила в своих рыжих кудрях новый светлый волосок. Она не знала: то ли это возрастная седина, то ли она слишком много времени проводила на солнце. Но шевелюра Билли ничуть не изменилась с тех самых времен, когда они еще были подростками, когда Эвелин впервые заметила, что в лучах солнца его волосы блестели медным цветом.

Когда с неразделенной влюбленности Билли началась их история.

«Я ревновала, но я всегда хотела для всех вас только лучшего. – Не дождавшись от Билли ответа, она сказала: – Можешь меня не провожать».

* * *

В последующие недели Билли с мамой не разговаривали, но его слова преследовали маму каждую секунду: когда она мыла посуду, отвозила меня в школу, с натянутой улыбкой общалась с молодой актрисой, которая обустраивала свой первый дом.

«Мы ничего не можем сделать».

Неужели Билли действительно в это верил? Маме стоило настоять на том, чтобы он продолжил ходить к психологу. Он забросил групповые встречи спустя несколько недель. Наедине со специалистом было бы больше толку. Или же они могли ходить на парную психотерапию, ведь являлись парой, неразрывно связанной. Мама верила в силу этих связей. Они были одной семьей. Вовсе необязательно, чтобы твои близкие тебе нравились, нужно только любить их. А она любила Билли. Она предпочитала принимать его эгоизм за чувствительность, а ненадежность – за безрассудность. Билли предпочитал считать себя убитым горем вдовцом, обманутым своей завистливой сестрой. Это и причиняло маме больше всего боли – тот факт, что Билли видел ее такой.

«Мы ничего не можем сделать».

Билли был прав. Только не «мы», а «я».

«Я ничего не могу сделать».

Еще в школе мама догадывалась, что Эвелин разобьет ему сердце, но ничего не сумела исправить. Затем они сошлись вновь, несколько лет спустя. Мама чувствовала, что они совершали огромную ошибку, пусть и не подозревала, насколько роковую.

Вот и сейчас ей не удалось убедить Билли, что я приму правду, что они бы вместе справились со всем, что его беспокоит.

Мама знала, что он не позвонит, и все же волновалась каждый раз, как раздавался телефонный звонок.

Когда Билли все-таки позвонил, он захотел поговорить со мной.

– Билли всегда заходил внутрь, – продолжила мама. – Но в тот день он ждал тебя в машине. Я не сомневалась, что он обо всем расскажет, что ты услышишь историю с его перспективы и возненавидишь меня.

Тем не менее мама меня отпустила.

«Я ничего не могу сделать», – сказала она себе.

Даже если он и планировал рассказать мне правду, она не собиралась его останавливать. Вместо этого она решила довериться мне, довериться связи между нами. Она наблюдала из окна своей спальни, как его машина медленно подъезжает к дому, как я запрыгиваю в салон и мы уезжаем в город. В тот момент ей показалось, что ее бросили, но при этом она почувствовала себя свободной.

По крайней мере, скоро эта история подойдет к концу.

– Я и подумать не могла, что он… Я догадывалась, что он поступит нечестно, но жестокости я от него не ожидала.

Спустя несколько часов я забежала домой с коробкой в руках. Мама сидела на кухне, все еще в халате. Будь дома папа, он бы заставил ее переодеться.

«Мама!» – закричала я, хотя она находилась всего в пяти метрах от меня.

Я все еще называла ее мамой. Хороший знак. Возможно, ничего не изменится. Я достала из коробки маленького золотистого ретривера. Золотистый ретривер. Мама помнила, что Эвелин планировала до тошноты идеальную семью. Билли тоже это помнил.

«Билли купил мне щенка, представляешь?»

«Мы не можем его оставить. – Она пошла в спальню, чтобы переодеться. – Мы сейчас же его вернем».

Я побежала за мамой на второй этаж. Щенок ерзал у меня в руках, покусывая мой указательный палец.

«Но вы с ним даже не познакомились!»

«Миранда, мы это уже проходили. У нас нет времени на собаку!»

Она почувствовала, что начинает повышать голос, но быстро вспомнила, что разозлила ее не я, а другой человек.

Я села на кровать, не переставая гладить щенка по голове.

«Я подумала, ты увидишь ее и сразу передумаешь».

Мама села рядом и не сопротивлялась, когда щенок принялся покусывать ее руку.

«Дело не в этом, ты же знаешь».

Перед тем как уйти из дома, мама позвонила Билли:

«Ты вообще понимаешь, что творишь? – закричала она в автоответчик. – Хотел так показать свое отношение ко мне? Что ж, я прекрасно тебя услышала. Как тебе наглости хватает использовать ее против меня!»

Она не до конца понимала, кого имеет в виду: Эвелин или меня. Кого из нас Билли использовал против нее.

Мама поехала в магазин одна. Когда она вернулась, я сидела у себя в комнате с закрытой дверью. Она решила не вмешиваться и дать мне позлиться до ужина. Она еще раз позвонила Билли. К тому моменту он уже должен был вернуться домой.

«Не делай вид, что меня не существует, Билли, – воскликнула она. – Как тебе не стыдно манипулировать Мирандой?»

Мама со злостью бросила трубку. Лучше не стало, поэтому она пошла на пляж.

Холодный океанский бриз тоже не помог, и от гнева кружилась голова, поэтому она прибегнула к другой тактике.

«Билли, – сказала она спокойным голосом, дождавшись автоответчика. – Прости, что накричала. Очень милый подарок, но нельзя покупать Миранде собаку, не посоветовавшись со мной. Нам нужно поговорить о том, что произошло. Мы делаем только хуже, как видишь. Давай подумаем, как все исправить».

Не дождавшись ответа, она перезвонила, умоляя:

«Билл, пожалуйста, не отворачивайся от меня. Давай все обсудим».

Через время она оставила еще одно сообщение:

«Билл, мы должны все исправить. Мы ведь семья. Эвелин бы этого не хотела. Билл, ты слышишь? Перезвони мне».

Спустя две недели бесполезных звонков она кипела от ярости.

«Это конец, Билли. Я серьезно. Если не перезвонишь, между нами все кончено! И можешь забыть об отношениях с Мирандой. Слышишь? Это твой последний шанс сохранить семью».

– На самом деле я так не думала, – горько усмехнулась мама. – Я просто пыталась встряхнуть его. – Она встала и жестом попросила меня тоже подняться. Затем протянула мне руку. – Пойдем. Хочу кое-что тебе показать.

Я пошла за ней наверх в ее спальню. Она достала из шкафа коробку из-под обуви и протянула мне запечатанный конверт, адресованный Билли, но на нем не оказалось почтового штемпеля.

Конверт был довольно старым, поэтому я с легкостью его открыла.

«Билл,

Если ты читаешь мое письмо, я приму это за знак, что ты хочешь все исправить. Прости за те сообщения. Я бы стерла их, если бы смогла. Хотя, возможно, так даже лучше – теперь ты в курсе, как мне больно. Мне только жаль, что я выплеснула эту боль в такой гневной форме.

Ты правда думаешь, что мы украли ее у тебя? Я надеюсь, что под этой озлобленностью тоже скрывается боль. И твоя печаль совершенно оправданна. Представить не могу, насколько тяжело смотреть на то, как твою дочь воспитывает кто-то другой, пусть даже близкий человек. Я понимаю, ты, наверное, смотришь на Миранду и думаешь о том, что ей никогда не встретить Эвелин. Мы должны были больше говорить о ней. Мы должны были позволить Эвелин жить в Миранде.

Прости за все, что я сказала, и я уверена, ты тоже сожалеешь. Но дело не в нас с тобой. Ты же знаешь, как сильно Миранда по тебе скучает?

Пожалуйста, не вычеркивай нас из своей жизни. Скажи мне, что сделать, чтобы исправить это.

Сьюзан».

Мама перебрала вещи в коробке и нашла сообщение о землетрясении, написанное Билли и еще двумя учеными. 30 января 1998 года, землетрясение в Антофагаста. Во вступлении было указано, что землетрясение магнитудой 7.1 произошло недалеко от побережья Чили, в результате чего погиб один человек и пострадали старые здания.

– Я написала это письмо после того, как забрала тебя из «Книг Просперо».

Утром, перед тем как пойти на почту, мама увидела в новостях эмоциональный репортаж о людях, которые потеряли друг друга во время землетрясения, но совсем недавно вновь воссоединились.

– Не знаю, как я могла пропустить в газете новость о землетрясении. Оно было весьма значительным – наверняка что-то написали. Я думала, Билли был дома, что он слушал мои сообщения и сразу же удалял их. А он все это время находился в отъезде.

Я рассуждала точно так же, как и мама. Когда я поехала в «Книги Просперо», я решила, что он предал меня. Я решила, что это он попросил Ли позвонить маме. Но вместо этого, вернувшись из Чили, он нашел уйму сообщений в автоответчике, мои вперемешку с мамиными:

«Мама поехала возвращать собаку. Какая же она стерва! Как тебе наглости хватает использовать ее против меня? С мамой все кончено! Я никогда не прощу ее! Нам нужно поговорить о том, что произошло, нужно подумать, как все исправить. Я старалась, дядя Билли. Правда, старалась. Не делай вид, что меня нет! Ты же знаешь маму. Ты же знаешь, какая она. Это конец. Это твой последний шанс сохранить семью».