– Ир… Вот который раз тебе предлагаю – давай помощницу по хозяйству наймем! Ну что ты все – сама да сама. Дом большой, семья большая. Не надоело одной со всем управляться?

– Нет, не надоело. Я люблю свой дом. И никого постороннего не хочу впускать на свою территорию. Да и привыкла уже, мне нравится.

– Ну да. В этом ты вся и есть: моя семья, мой дом, моя крепость.

– А что, это плохо?

– Нет, отчего же, наоборот, я счастлив, что у меня такая жена. Именно такая, а не другая.

Рука дрогнула, нож скользнул по тугой вакуумной упаковке, прошелся острием по фаланге пальца. Капля крови упала на столешницу, за ней – еще одна. Игорь глянул испуганно, потом подскочил, кинулся открывать дверцы навесных шкафов.

– Где у нас аптечка? Надо же йодом или чем там…

Она глядела на его спину, держа палец на весу. Вот, надо сейчас все сказать. Нет, не сказать, а спросить. А что, собственно, спросить? И как? Мило улыбнуться, ударить в спину ядовито-лукавым голосом – а другая жена, мол, не такая, как я? Ты любишь разнообразие, милый? Одна – на хозяйстве в доме-крепости, а другая – для повышения самооценки?

Представила себе, как он обернется удивленно. И будет смотреть на нее, молчать. Возразить-то нечего. И рухнет устоявшийся с годами привычный домашний мир, не будет назад дороги – все рухнет. И ее жизнь кончится. Потому что она вся здесь, в этом доме. А душа, хоть и раненая, – в этом мужчине. Любимом, что ж сделаешь… Нет, не сможет спросить, духу не хватит. По крайней мере – сейчас.

А когда – хватит? Сколько она так протянет? Недолго, наверное. Тетка-то права – не сможет племянница на компромиссах, характер возьмет свое. Но и без Игоря не сможет…

Он повернулся – с пузырьком йода в одной руке, с упаковкой бинта – в другой, сделал торопливый шаг и остановился, глядя на нее испуганно:

– Ты что?

– А что я? Вот, палец…

– Нет… У тебя глаза так странно горят, будто… Что случилось?

– Да ничего, заболеваю, наверное. Озноб…

– Дай лоб потрогаю. И палец же перевязать надо.

– Не надо, кровь уже не бежит. Я и впрямь пойду лягу, ладно?

– Я тебя отведу.

– Нет, я сама! Не ходи за мной. Пожалуйста!

И быстро вышла из кухни, не оборачиваясь. Сбежала. Игорь шагнул было вслед, но тут же остановился, будто пригвожденный к полу ее отчаянным «пожалуйста». Хмыкнул, растерянно пожал плечами, глянул в дождливое окно: по дорожке к дому, обнявшись и накрыв голову общим зонтом, бежали Машка с Сашкой. Недоумение ушло с лица, сменившись привычной улыбкой.

Ворвались в дом, отряхивая капли, закопошились в прихожей, чему-то смеясь. Игорь выглянул из кухни, приложив палец к губам:

– Тихо, девчонки, мама болеет. Идите сюда, на кухню, будем ужин готовить.

– А что с ней? – испуганным шепотом спросила Сашка.

– Простуда, по-моему: голова болит и температура. И вообще… Может, у мамы неприятности, вы не в курсе?

– Не-ет… – протянули обе, одинаково мотнув головами.

– А с чего ты взял? – помолчав, спросила Машка.

– Да так, показалось просто. У вас, надеюсь, все в порядке?

– У нас всегда все в порядке, папочка. А какой нынче ужин намечается?

– Мясо по-французски.

– Фу, не люблю, когда много лука…

– Ничего, зато от него не растолстеешь! – быстро глянула на себя в большое зеркало Сашка, огладив тонкую талию руками и кинув критический взгляд на сестру. Хмыкнув, добавила ехидно: – Всем сестрам по серьгам и по заслугам, поняла, Манюня? Мне сегодня мясо, а тебе – лук!

– А по-моему, вас обеих пора лечить булками с маслом, – ворчливо проговорил Игорь, нарочито сердито нахмурив брови. – Всю плешь нам с мамой проели со своей худобой. Да и не надо вам худеть – и без того неземные красавицы. Все в отца!

– Это с таким-то брюшком?! Ну спасибо, папочка…

– Да где у меня брюшко-то?

– Ой, а вот это что? Только не говори, что это комок нервов, слышали уже!

– Цыц, бессовестные! Поговорите мне еще, без ужина останетесь! Манюня, садись, режь лук.

– Ну, пап…

Ирина лежала наверху, в спальне, укрывшись пледом, слушала их веселый гул. Вот громко засмеялась Машка, и тут же смех оборвался, сменившись приглушенным голосом Игоря – тихо, мама болеет…

Ах, какой заботливый муж: хороший отец, идеальный семьянин. Какой у него прекрасный контакт с детьми – легкий, смешливый. Интересно, он так же с Егором общается? На любящей дружеской ноте? Или как-то по-другому, строго и по-мужски? К мальчикам же особый подход нужен.

Комком подкатило к горлу отчаяние и вырвалось наружу странным звенящим звуком – то ли всхлипом, то ли коротким рыданием. Обняла себя руками, будто баюкая, застонала глухо. Нет бы заплакать по-настоящему, уткнувшись лицом в подушку! Может, легче бы стало?

Тсс… Тихо. Легкие шаги вверх по лестнице, стук в дверь…

– Мамочка, ты не спишь?

Подняла голову от подушки, обернулась, проскрипела с трудом:

– Нет, Машенька.

– А что у тебя болит? Простудилась? Может, врача вызовем?

– Не надо. К утру пройдет, я думаю. Как у вас дела с ужином?

– Скоро будет готов. Ты к нам спустишься?

– Нет, не хочу. Я не голодна.

– Принести чаю с лимоном?

– Нет, спасибо. Лучше принеси телефон, он в кармане плаща. Мне тете Саше позвонить надо.

– Ага, сейчас…

Машка выскользнула за дверь, и Ирина подумала удивленно – надо же, про тетку вдруг запоздало вспомнила. Оставила ее там, бедную, с чувством вины, переживает, наверное. Надо позвонить, успокоить, у нее сердце слабое. Хороша дорогая племянница, нашла, на кого злость-обиду выплеснуть! Самую первую, чумную-горячую! Тетка-то тут при чем? Она ж и впрямь как лучше хотела. Такой подарок шикарный сделала – десять лет безмятежности…

– Мам, вот телефон, – очнулась она от слегка запыхавшегося Машкиного голоса за спиной. – Там у тебя куча непринятых вызовов.

– Да, спасибо. Ты иди…

– А тебе точно ничего не нужно? Может, таблетку?

– Нет. Иди, Машенька.

– Если что – зови.

– Ладно.

Машка ушла, прикрыв за собой дверь. Подтянулась на руках, села в подушках, подогнула колени. Надо разговор с тетей Сашей бодренько начать, как ни в чем не бывало. Ничего, мол, подумаешь, ерунда какая, всякое в женской замужней жизни случается! Я на вас не сержусь…

Фразы потенциального разговора складывались между собою со скрипом, не желая лепиться одна к другой. А что делать – вранье, оно и есть вранье, хоть медом его намажь. Ну что за характер такой дурацкий, не принимает в себя спасительного вранья? Тем более тетю Сашу не обманешь, уж она-то знает ее как облупленную. И все же… Лучше через силу соврать, чем оставлять бедную тетку с чувством вины. Вздохнула, подтянула к себе телефон. Но не успела. Он вдруг сам затрепыхался в руках, выдав на дисплее – «Снежка». Ладно – Снежка так Снежка…

– Ир, привет. Как дела?

Голос вкрадчивый, осторожный, хрипловатый, как всегда – уж больно яростно курит сестрица. Сколько с ней мама ни боролась, так и не удалось отучить от дурной привычки.

– Привет, Снежана. Нормальные дела, твоими молитвами. Чего звонишь?

– Да я это… Ну, к тому вопросу… Помнишь, ты просила сказать правду?

– Ага. Значит, решилась-таки? Однако поздно, дорогая, я все знаю.

– Да, маме тетя Саша звонила. Она сказала, что ты это… Как бы немного не в себе от нее убежала. А мама боится тебе звонить. Вот, меня попросила.

– Хорошо. Будем считать, что звонок сестринской заботы принят. Что еще?

– А чего ты так, Ир? – обиженно протянула она в трубку. – Мы ж с мамой и впрямь о тебе беспокоимся.

– Ладно, спасибо за беспокойство. Все?

– Нет, не все. Давай поговорим, Ир. Мы же сестры все-таки. Обсудим ситуацию, как близкие люди.

– И какую ситуацию ты хочешь обсудить?

– Ну, про Игоря, какую. Что ты вообще собираешься делать? Ты с ним уже разговаривала?

– Нет. И не собираюсь.

– В каком смысле? Пока не собираешься или вообще?

– Не знаю. Не думала еще. Можно и без разговоров все решить.

– То есть как?

– А вот так! И с тобой эту тему тоже обсуждать не собираюсь! И вообще оставьте меня в покое… У меня своя жизнь! И что дальше предпринять – это мое дело, поняла?

– Да погоди! Ну что ты, в самом деле, как маленькая? Успокойся, не руби сплеча. Ну сама подумай – у какого мужика нынче второй семьи нет? Тем более если он при деньгах? Да еще и не старый, и весь из себя красавец? Подумаешь, проблема.

– Это ты в чем меня пытаешься убедить? Что-то не пойму.

– Да как – в чем? Чего непонятного? Ты, Ирка, забыла просто, каково это – в бедности жить. Небось к нам в Красногвардейск давно дорогу забыла.

– Все, хватит. Я же сказала – не буду обсуждать эту тему.

– И… И квартиру теткину мне не отдашь?

– Да при чем тут…

И осеклась на гневном полуслове – до того вдруг противно стало. Сглотнула остаток фразы, как горькую пилюлю, слушая, как Снежана торопливо лепечет в трубку:

– Прости, я не это хотела сказать… С квартирой – это так, к слову пришлось. Просто я уже как-то привыкла к мысли. Конечно, если ты от Игоря уйдешь, никакой квартиры мне не видать как своих ушей! Придется навсегда в родном Красногвардейске зависнуть! А здесь даже работы нет! И перспектив – никаких! Знаешь, как противно на душе, когда поманят в светлое будущее, а потом – бац! – и полный абзац…

– Ах вот в чем дело! Значит, я не должна рубить сплеча, чтобы обеспечить тебе светлое будущее?

– Ну почему? Не только поэтому. И для себя тоже. Чтобы всем хорошо было. Я бы на твоем месте вообще ничего делать не стала. Наоборот, бонусы бы для себя дополнительные сняла! Виноватые мужики – они ж такие добрые… А твой Игорь вообще в этом смысле подарок! Эх, Ирка, не жила ты с плохим мужиком, не бегала босиком по снежку от пьяного кулака.

– Ты сама такого выбрала.

– Как и ты! Если живешь, как у Христа за пазухой, то не думай, что по счетам не надо платить. За все надо платить: и за мужнин ум, и за красоту, и за доброту. И даже за любовь. Подумай об этом на досуге.