Мэри Бэлоу - Классовый вопрос

– Хотя я точно знаю, что больше не приду, – добавил он.

– Да пожалуйста! – небрежно бросила она.

Но его глаза лукаво блестели, и Аннабель вслух рассмеялась.

И он засмеялся вместе с ней.

– Мы могли бы стать друзьями, – предложила она.

Он скорчил рожицу.

– Когда мы будем в церкви, об этом никто не должен догадаться.

– Я вообще не буду на вас смотреть, – ответила она, – потому что мне не разрешают. Но если взгляну, то буду выглядеть вот так.

И она изобразила одно из самых надменных выражений лица своей матери. Не то, чтобы ее матушка часто им пользовалась, но Аннабель оно всегда так восхищало, что она часто изображала его перед зеркалом в детской.

– А я буду смотреть на тебя вот так, – сказал Реджи и позволил своим полуприкрытым глазам медленно и нагло пройтись по ней с головы до пят.

Оба дружно фыркнули и расхохотались.

– Я должна идти. А то няня будет меня искать.

Но была другая, более серьезная причина, чем страх перед няней. Ей было трудно удержаться от того, чтобы не переминаться с ноги на ногу. Как только он скроется из виду, ей придется остановиться и присесть на корточки, хотя леди, конечно же, не подобает так делать.

– Так мне тебя ждать? – вскинув брови, спросил он с холодным безразличием.

Ничего не ответив, она помчалась домой.

Реджи. Реджи. Реджи.

Сын Мэйсонов.

Ее новый друг.

Которому уже восемь, и который считал, что она храбрая.

Его глаза были коричневыми, а не черными.

– Ну, парень, когда-нибудь ты меня поблагодаришь, – благодушно пробасил отец Реджи, когда его карета, точно, без минуты два пополудни, качнувшись, подкатила к особняку Хаверкрофтов на Беркли-сквер. – Одно дело – грехи молодости, и я заплатил предостаточно, чтобы дать тебе образование, с каким ты просто обязан был грешить, как любой другой молодой джентльмен. Но мотовством состояние не сделаешь и не сохранишь. Лучше всего для этого – хорошая и бережливая женщина, такая как твоя мать.

– И как леди Аннабель Эштон? – вскинул брови Реджи.

– Ох, Берни, – печально промолвила его мать. Да, ей тоже вместе с ними предстояло принять участие в этом историческом событии – первом визите в резиденцию графа через парадный, к слову сказать, вход. Реджи опасался, что предложение брака станет мучительно публичным. – Леди Аннабель всегда была хороша как картинка, и они с Реджинальдом составят красивую пару. Но ты уверен, точно уверен, что это надо? Откуда мы знаем, не тоскует ли она по тому молодому человеку, который тайно пытался бежать с нею? Хотя, похоже, он ее недостоин, если не стал за нее бороться. Откуда мы знаем, сможет ли она отдать нашему Реджинальду хоть частичку своего сердца?

– Она – очень везучая молодая особа, – ответил отец Реджи, все еще лучась благодушным триумфом, – раз уж Реджинальд хочет ее взять. Мы оба знаем, что в глубине души он хороший парень, хотя не ведаю, какой бес вселился в него в последнее время. Вроде, уже поздновато пускаться во все тяжкие. Не переживай из-за любви, Сэйди. В свой срок придет и любовь. Хотя не очень-то они ее и заслуживают.

– Возможно, хочет не совсем верное слово, сэр, – пробормотал Реджи, когда кучер открыл дверцу кареты и откинул ступеньки.

– О, Реджинальд, – мягко упрекнула его матушка, – мне бы не хотелось, чтобы ты называл своего отца сэр, словно джентльмен, в сердце которого совсем нет родственного тепла.

– Прости, ма, – извиняясь, улыбнулся ей Реджи. – Тогда мне стоит называть его па, как будто я все еще ребенок?

– Для меня ты навсегда останешься моим маленьким мальчиком, – печально ответила она. – Если ты когда-нибудь станешь называть меня мадам, я заплачу.

Реджи выпрыгнул из кареты и предложил ей руку, помогая выбраться. Потом крепко обнял ее.

– Ма, ну зачем мне так тебя называть? Если я когда-нибудь так сделаю, дай мне подзатыльник, но только не плачь.

Она взяла его отца под руку и с опаской посмотрела в сторону особняка. Казалось, с тех пор как они покинули дом, она уменьшилась наполовину, тогда как отец раздулся чуть ли не в двое. Все его ужасающе дурное настроение двухдневной давности исчезло без следа. Реджи сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. «Ну все, начинается!» Лакей в ливрее и в белом парике, тщательно завитом по бокам, держал открытой дверь большого особняка, где судьба Реджи должна быть окончательно решена.

Вскоре они следовали за хаверкрофтовским дворецким с негнущейся спиной, который провел их по широкой, внушительной лестнице в гостиную. «Какая деградация для Хаверкрофта», – подумал Реджи, когда дворецкий объявил о них и отступил в сторону. – «Только представить, официальный прием своего врага – угольного торговца и его семьи!»

В комнате было три человека, все трое стояли или как раз поднимались. Граф стоял перед холодным мраморным камином, слегка расставив ноги и сцепив руки за спиной. Его узкое аристократическое лицо с крючковатым носом было донельзя высокомерным. Казалось, его приволокли сюда на аркане, хотя одет был, как всегда, безупречно.

Красивая и стройная графиня улыбалась. Правда, это была скорее учтивая, чем теплая, улыбка, и поэтому, возможно, несколько снисходительная. Тем не менее, это была улыбка.

И еще была леди Аннабель, по такому случаю обряженная в белый муслин, почти сливавшийся с цветом ее лица. Даже ее очень светлые волосы, уложенные в замысловатые локоны вокруг головы, и тонкие букли над ушами, в сравнении выглядели едва ли не яркими. Если бы она заухала, ее можно было бы принять за привидение, и все бы с визгом повыскакивали из комнаты. Ее лицо улыбкой не оживлялось, ни учтивой, ни другой. На нем вообще отсутствовало всякое выражение. Рассеянным взглядом она смотрела прямо перед собой.

Пропади все пропадом, она выглядела так, словно страдала. Вне всяких сомнений, она страдала.

Громкий голос отца Реджи, потиравшего большие руки, зазвучал в комнате через мгновение после того, как дворецкий, закончив представление гостей, вышел и закрыл за собой дверь. А затем к ним грациозной походкой направилась графиня. Она протянула гостям руки, точнее, его матери, которой адресовала свою улыбку.

– Миссис Мэйсон, – сказала она, – то, что вы тоже приехали, доставляет мне большое удовольствие. Матери слишком часто исключаются из таких счастливых событий, как это. Хотя кому здесь быть, как не нам? Ведь именно мы рожаем и лелеем наших детей.

– Вот и я всегда говорю то же самое, – лучась радостной улыбкой, ответила мать Реджи, пожимая руки графини и явно расслабившись. – Еще хуже, леди Хаверкрофт, если ребенок – это сын. Мужчина всегда считает, что сын – его, словно в один прекрасный день младенец возник ниоткуда, а женщине просто случилось околачиваться в соседней комнате, ожидая возможности накормить его своим молоком и назваться ма. Во всем остальном с нею можно не считаться. Я настояла на том, чтобы приехать сегодня сюда. Берни – сказала я, когда узнала, что он и Реджинальд, собираются к вам – я тоже еду, и не стоит пытаться меня отговаривать.

К концу своей речи она слегка запыхалась.

– Ох уж эти женщины, – добродушно произнес отец Реджи, ожидая, что граф поддержит его беззлобное сетование.

Граф такой поддержки не предложил, и отец Реджи принялся снова потирать руки.

– Милости прошу садиться, – сказала графиня. – Мы очень рады видеть вас, мистер Мэйсон. И вас, мистер Реджинальд Мэйсон.

Леди Аннабель Эштон опустилась на то же место, с которого поднялась по их прибытии. Совсем рядом с окном. Еще чуть ближе, и она рисковала бы вывалиться из него.

Реджи сидел в некотором отдалении от нее. Он хотел было поправить узел шейного платка, но такой жест мог бы навести на мысль, что он чувствует себя не совсем в своей тарелке, а он не хотел, чтобы кто-то заподозрил, что это именно так.

– Мистер Мэйсон, – обратилась к нему графиня, – вы знакомы с моей дочерью? Аннабель, пожалуйста, познакомься с мистером Реджинальдом Мэйсоном.

Реджинальд вскочил, когда Леди Аннабель поднялась.

– Леди Аннабель, – поклонился он.

– Мистер Мэйсон, – присела в реверансе она.

Все это было полнейшим абсурдом. Почти всю жизнь они прожили на расстоянии менее двух миль, но, согласно строгим указаниям, игнорировали само существование друг друга. Теперь, наконец, их представили, ожидая, что они сразу же поженятся.

Так и не взглянув ему в глаза, она села на прежнее место, и он посчитал возможным вернуться на свое. Ее подбородок закаменел. Он подумал, о чем сейчас думает она. Его отец открыто озирался вокруг, несомненно оценивая все с точностью до пенни, и, очевидно, с большим удовлетворением заключил, что гостиная Хаверкрофтов, со всеми ее парчовыми стенами, позолоченными фризами и пейзажами в тяжелых золотых рамах стоит не дороже, чем их собственная.

Леди Хаверкрофт завела вежливую беседу о погоде, о здоровье короля и о воздушном шаре, наполненном горячим воздухом, что на прошлой неделе запускали в Гайд-парке. Мать Реджи выразила надежду, что погода в их краях все лето будет теплой, хотя, конечно же, нужен и дождь, чтобы трава оставалась зеленой и наливались зерновые. Но все-таки нельзя жадничать и желать, чтобы хорошая погода была почти всегда. Да это и бессмысленно, ведь погода бывает такой, какой бывает, а не такой, какую хотим мы. И это к лучшему, ведь если бы люди могли ею управлять, и все по разным причинам хотели бы разную погоду, все могло бы закончиться войнами. Как будто и так мало причин для войн. Его отец без обиняков заявил, что король спятил, и это, конечно же, досадно, потому что Принц Регент еще больший идиот. И что, если бы человеку было назначено летать, Господь Бог дал бы ему крылья. А некоторые и так до того пустопорожни [7], что могут взлететь, если ими никто не руководит.